Директива Джэнсона

Опустившаяся на плечо оса ужалила его. Укус был на удивление болезненным, но Джэнсон нашел в этом своеобразное облегчение: раз он чувствует боль, значит, происходящее, в конце концов, все же не сон. Он снова зажмурился, а когда открыл глаза и посмотрел на берег перед собой, увидел двух человек – нет, трех, и один из них был вооружен «АК-47». Грязная вода перед Джэнсоном вскипела от предупредительной очереди, и его неумолимой приливной волной захлестнула усталость. Он медленно поднял руки. Во взгляде вьетнамца не было сострадания – не было даже любопытства. Он был похож на крестьянина, поймавшего мышь-полевку.

Пассажир экскурсионного судна Джесси Кинкейд ничем не отличалась от остальных туристов – по крайней мере, на это она надеялась. Лодка со стеклянной крышей, неторопливо плывущая по грязным каналам Амстердама, была полна ими – весело болтающими, глазеющими по сторонам, щелкающими фотоаппаратами и стрекочущими видеокамерами. Джесси сжимала в руках рекламный проспект экскурсионной фирмы, обещавшей показать «самые главные музеи, торговые центры и места отдыха центральной части Амстердама». Разумеется, Джесси не интересовали музеи и магазины, но она заметила, что маршрут судна проходит мимо Принсенграхт. Можно ли замаскировать скрытое наблюдение лучше, чем если слиться с толпой людей, в открытую глазеющих по сторонам?

Судно завернуло за угол канала, и показался особняк: здание, выходящее на набережную семью окнами в арках, штаб-квартира Фонда Свободы. Оно выглядело таким безобидным, однако, подобно промышленному предприятию, загрязняло все вокруг.

Время от времени Джесси подносила к глазам внешне обычный узкопленочный фотоаппарат, оснащенный громоздким объективом, которые так любят рьяные фотографы-любители. Разумеется, это только первое приближение. Надо будет подумать, как подойти к зданию ближе незамеченной. Но пока что она просто понаблюдает издалека.

У Джесси за спиной сидели два беспокойных подростка, дети измученной корейской супружеской пары, то и дело толкавшие ее. У матери в руках была большая сумка с объемистой покупкой из сувенирного киоска в музее Ван Гога; ее муж с бесцветными глазами воткнул в уши наушники, несомненно, подключенные к каналу, вещавшему на корейском языке, и слушал записанный на пленку голос экскурсовода: «Посмотрите налево… посмотрите направо…» Дети, мальчик и девочка, были заняты шумной и веселой игрой: стараясь толкнуть друг друга, они то и дело задевали Джесси, и их произнесенные сквозь смех извинения в лучшем случае можно было считать небрежными. Родители, похоже, слишком устали, чтобы стыдиться за свои чада. А дети тем временем не обращали никакого внимания на сердитые взгляды Джесси.

У нее мелькнула мысль, не лучше ли ей было воспользоваться круизом «Для счастливых влюбленных», пассажирам которого обещался «незабываемый вечер с восхитительным ужином из пяти блюд». Возможно, отправляться в такое путешествие одинокой женщине было небезопасно, но Джесси не знала, что хуже: приставания незнакомых мужчин или толчки чужих детей. Она снова постаралась сосредоточиться на том, что было у нее перед глазами.

Не замеченный ею мужчина, устроившийся на крыше здания, возвышающегося над оживленными улицами Принсенграхт, возбужденно встрепенулся. Ожидание было долгим, невыносимо долгим, но теперь появились все основания думать, что оно было ненапрасным. Да – вот она, стоит в экскурсионной лодке со стеклянной крышей. Определенно, это она. Мужчина подстроил оптический прицел, и подозрение переросло в уверенность.

Лицо американки оказалось в центре кружка прицела; он различил жесткие черные волосы, высокие скулы и чувственные губы. Мужчина сделал вдох и задержал выдох на середине, наведя перекрестие прицела на грудь женщины.

Максимально сосредоточившись, он ласково надавил на спусковой крючок.

Глава двадцать девятая

Меньше чем после часа пути на машине от международного аэропорта имени Даллеса Джэнсон оказался на узкой петляющей дороге, ведущей к самому спокойному уголку на Восточном побережье. Однако это спокойствие было обманчивым. У него из головы не выходило предостережение Джесси. «Если Коллинз хочет с тобой расправиться, не надейся, что ты уйдешь от него живым». Джесси считала, что он идет на огромный риск, встречаясь лицом к лицу со смертельно опасным противником. Но Джэнсона переполняла бешеная ярость. К тому же Дерек Коллинз отдавал приказы; он не выполнял их лично. Он был выше этого. Его руки с длинными, ухоженными пальцами должны были оставаться чистыми. Пусть грязную работу выполняют другие.

Чесапикский залив простирается на две с половиной тысячи миль; береговая линия гораздо больше, если учесть многочисленные бухточки и устья всех ста пятидесяти с лишним ручьев и речушек, впадающих в океан. Сам залив мелководный; глубины не превышают десяти-тридцати футов. Джэнсону были знакомы все обитающие в лесах создания: мускусные крысы и нутрии, лебеди, дикие гуси, утки и даже скопы. В низинах округа Дорчестер вил свои гнезда занесенный в Красную книгу белоголовый орлан, а также гигантская рогатая сова. Обилие диких зверей делало эти места настоящей Меккой охотников.

И Джэнсон знал, где охотиться.

Он пересек у Кембриджа реку Чоптанк и поехал по шоссе номер 13 дальше на юг, через другой мост, а затем направился к длинной полоске земли, известной под названием остров Фиппс. Джэнсон вел взятый напрокат «Форд» по узкой дороге. Сквозь заросли камыша проглядывала сверкающая в лучах солнца водная гладь. По заливу неторопливо плавали рыбацкие шхуны, ловившие сетями голубых крабов, менхаден и морских окуней.

Через несколько миль начался собственно остров Фиппс. Джэнсон понял, почему Дерек Коллинз выбрал это место для своего коттеджа, где он отдыхал от напряженной суеты Вашингтона. Хотя до столицы было относительно недалеко, здесь было очень уединенно и тихо; кроме того, сам рельеф обеспечивал безопасность. Приближаясь к расположенному на самом берегу залива коттеджу, Джэнсон чувствовал себя как на ладони. С большой землей остров Фиппс соединялся узкой, голой полоской земли, что очень затрудняло незаметный подход со стороны суши. Приближение со стороны залива было невозможным из-за мелководья; территорию у самого берега лишь совсем недавно отвоевал упорно наступающий океан. Причалы уходили далеко в океан, где глубины были достаточными; но на этих длинных открытых деревянных настилах потенциальный нарушитель оказался бы у всех на виду. Не полагаясь на ненадежную электронику, Коллинз выбрал место, где сама природа обеспечивала легкость наблюдения и защиты.

«Не надейся, что ты уйдешь от него живым». Директор Отдела консульских операций был человеком опасным и решительным; Джэнсону это было хорошо известно по собственному опыту. Что ж, он будет иметь дело с достойным противником.

Покрышки машины гнали пыль, песок и высохшую соль по бледно-серому асфальту, извивающемуся впереди, словно сброшенная змеиная шкура. Интересно, попытается ли Коллинз убить его до того, как даст ему произнести хотя бы слово? Обязательно, если он считает, что Джэнсон угрожает его жизни. Но, более вероятно, он вызовет подкрепление – авиабаза ВМФ в Оушене, на побережье Вирджинии, пришлет пару вертолетов «Х-3» «Си Кинг» меньше чем через пятнадцать минут; эскадрилья штурмовиков «Ф-18» «Хорнет» прибудет на место еще раньше.

Но в первую очередь необходимо оценить не технические средства, а характер человека. Дерек Коллинз по сути своей был стратегом. Так Джэнсон называл подобных людей: тех, кто, сидя в уютных кабинетах, оборудованных кондиционерами, посылал людей на задания, заранее обреченные на неудачу, и все ради какой-то запутанной игры, именуемой «высокой политикой». Пешка передвинута, пешка взята. С точки зрения таких людей, как Коллинз, именно к этому и сводились «людские ресурсы»: они были пешками в большой игре. Однако теперь руки Джэнсона были обагрены кровью пятерых бывших агентов Кон-Оп, и он был решительно настроен на то, чтобы встретиться с человеком, завербовавшим их, обучившим, направлявшим, – с человеком, пытавшимся распоряжаться его судьбой, словно он был резной деревянной фигуркой на расчерченной в клетку доске.

Да, Коллинз был человеком решительным. Но то же самое можно было сказать и о Джэнсоне, испытывавшем к своему бывшему начальнику явное отвращение. Именно Коллинз был главной причиной, по которой он ушел из Отдела консульских операций. Упрямый, хладнокровный сукин сын Дерек Коллинз обладал одним существенным преимуществом: точно знал, что он собой представляет. По крайней мере, относительно себя самого он не питал никаких иллюзий. Он был искусным политиком-крючкотвором, дотошно разбирающимся в хитросплетении государственной власти; такие люди всегда смогут выжить в каменных джунглях Вашингтона. Но Джэнсона это нисколько не волновало; он даже находил в этом какую-то человечность. Однако Джэнсона выводила из себя самодовольная убежденность Коллинза в том, что цель в конечном счете всегда оправдывает средства. Джэнсону не раз приходилось видеть, к чему это может привести, – он находил последствия подобного подхода в себе самом, и от этого ему становилось плохо.