Директива Джэнсона

Уловив в воздухе кислый запах пота, Джэнсон решил, что уборщицы только что ушли. И шторы на окнах были спущены, хотя в это время они еще должны были быть подняты. Но в своем рассеянном состоянии Джэнсон не сразу сделал те заключения, которые он был обучен делать без промедления. Горе полупрозрачной ширмой отгородило от него окружающий мир.

Лишь когда его глаза привыкли к полумраку, он разглядел мужчину, сидящего в кресле спиной к окну.

Вздрогнув, Джэнсон непроизвольно протянул руку к пистолету, которого у него не было.

– Давненько мы с тобой вместе пили в последний раз, Пол, – сказал сидящий в кресле мужчина.

Джэнсон узнал шелковистый, елейный голос, академически правильный английский с едва уловимым греческим акцентом. Никос Андрос.

Его захлестнули воспоминания, лишь немногие из которых были приятными.

– Я глубоко задет тем, что ты приехал в Афины и не сообщил мне об этом, – продолжал Андрос, поднимаясь с кресла и делая несколько шагов навстречу Джэнсону. – Я считал, мы с тобой друзья. Надеялся, ты непременно захочешь встретиться со мной, пропустить по стаканчику узо. Вспомнить былое, дружище. Я не прав?

Рябые щеки, маленькие, юркие глазки: Никос Андрос принадлежал к минувшей эпохе в жизни Джэнсона, от которой он наглухо отгородился, уйдя со службы в Отделе консульских операций.

– Мне наплевать, как ты сюда попал, – вопрос только в том, как ты предпочитаешь отсюда уйти, – сказал Джэнсон, бывший не в настроении для подобного панибратского веселья. – Самый быстрый способ – с балкона, и лететь девять этажей вниз.

– Разве так встречают давнишнего друга?

Черные волосы Андроса были решительно острижены под самый корень; его костюм, как всегда, был дорогим, аккуратно выглаженным, изящным: черный кашемировый пиджак, полуночно-синяя шелковая рубашка, мягкие туфли из лакированной телячьей кожи. От взгляда Джэнсона не укрылся длинный ноготь на мизинце Андроса, отращенный по моде афинских щеголей, показывавших этим свое презрение к физическому труду.

– Друга? У нас с тобой, Никос, были совместные дела. Но это осталось в прошлом. Сомневаюсь, что сейчас у тебя есть товар, который мог бы меня заинтересовать.

– У тебя совсем нет времени? Должно быть, ты человек очень занятой. Ну да ладно. Сегодня я пришел к тебе по делам исключительно благотворительным. Я не собираюсь продавать информацию. Я тебе ее отдам. Совершенно бесплатно.

В Греции Никос Андрос был известен как хранитель национальных богатств. Куратор Пирейского археологического музея, предводитель крестовых походов за принятие программ сохранения культурных ценностей, он часто выступал в прессе по вопросам репатриации, постоянно подчеркивая, что именно благодаря ему были возвращены в страну знаменитые «Элгинские мраморные доски». Андрос проживал в вилле неоклассического стиля в Кифиссии, зеленом пригороде Афин, раскинувшемся на склонах горы Пендели, и считался колоритной фигурой в афинском высшем свете. Его познания в классической археологии делали его желанным гостем на приемах у состоятельных и влиятельных людей по всей Европе. Поскольку Андрос жил на широкую ногу и время от времени туманно намекал о большом наследстве, греки почтительно относились к нему как к anthropos kales trophes, человеку благородному.

Но Джэнсон знал, что заботливый хранитель музея родился в семье хозяина обувной лавки из Фессалоник. Ему также было известно, что добытая с таким трудом общественная значимость Андроса была жизненно важна для его sub rosa [18] карьеры торговца информацией во время «холодной войны». В те годы Афины были центром разведывательных сетей как ЦРУ, так и КГБ; людей постоянно тайно переправляли через пролив Босфор, а на Балканском полуострове рождались сложные комбинации, влиявшие на судьбы государств находящегося по соседству Ближнего Востока. Андрос мастерски держался в стороне от крупной игры великих держав; он был склонен отдавать предпочтение той или другой стороне не более, чем биржевой маклер, обслуживающий нескольких клиентов.

18

Конфиденциальной (лат.).

– Если у тебя есть, что мне сказать, – бросил Джэнсон, – говори и убирайся ко всем чертям.

– Ты меня разочаровал, – заметил Андрос. – Я всегда считал тебя человеком образованным, светским, воспитанным. И уважал тебя за это. Работать с тобой было гораздо приятнее, чем с другими.

Со своей стороны, Джэнсон вспоминал дела, провернутые с Андросом, как самые выматывавшие душу. Было гораздо проще работать с теми, кто понимал стоимость услуги и довольствовался прямым равноценным обменом. Напротив, Андросу мало было одних денег; он требовал, чтобы его хвалили, умасливали. Джэнсон прекрасно помнил бесконечные надоедливые просьбы достать редкие сорта узо. Затем были шлюхи, молодые девушки, а иногда и юноши, появлявшиеся вместе с Андросом в самых неподходящих местах. До тех пор пока сам Андрос был в безопасности, ему было наплевать, ставит ли он под угрозу безопасность других, а также целостность сетей, с которыми ему приходилось иметь дело.

Во время «xолодной войны» Никос Андрос сколотил себе состояние на спекуляциях; это было так просто. Джэнсон глубоко презирал подобных людей, но, хотя он никогда не позволял себе выказывать свое презрение тогда, когда от них еще могли потребоваться услуги, те времена остались в далеком прошлом.

– Кто тебя послал? – резко спросил Джэнсон.

– Ну вот, – делано возмутился Андрос. – Теперь ты ведешь себя как kolinos eglimatias, простой головорез – представляющий собой опасность как для окружающих, так и для себя самого. Знаешь, знающие тебя делятся на тех, кто полагает, что ты сильно изменился после Вьетнама… и тех, кто знает, что этого не произошло.

Джэнсон заметно напрягся.

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

У Андроса вспыхнуло лицо.

– Ой ли? С того времени у тебя осталось немало врагов, многие из которых продолжают заниматься тем же, чем когда-то занимался ты сам. И среди них есть те, которые никак не могут тебя простить. В своих путешествиях мне доводилось встречаться с двумя-тремя людьми, которые, после бутылки-двух узо, прямо заявляли, что считают тебя чудовищем. Говорят, именно благодаря твоим показаниям в суде военного трибунала твоего непосредственного командира расстреляли за преступления во время войны – несмотря на то что ты сам вел себя так же, если не хуже. Странное у тебя чувство справедливости – всегда нацелено наружу, словно орудие на крепостной стене.

Шагнув вперед, Джэнсон положил руку Андросу на грудь и яростно впечатал его в стену. Сознание наполнилось недовольным ропотом – тотчас же умолкшим, подчинившись силе воли. Он должен сдержаться.

– Так что ты хочешь мне сказать, Андрос?

В глазах грека сверкнуло что-то похожее на ненависть, и Джэнсон впервые почувствовал, что его презрение к Андросу было взаимным.

– С тобой хотят встретиться твои бывшие хозяева.

– Кто это сказал?

– Вот и все, что меня попросили передать. Меня попросили сказать тебе, что им необходимо с тобой поговорить. Они хотят, чтобы ты к ним заглянул.

«Заглянул» – мастерская формулировка, чей истинный смысл был понятен Андросу как никому другому. «Заглянуть» – предстать перед лицом начальства, подвергнуться дотошным расспросам, допросам или любой другой форме общения, которую оно сочтет нужной.

– Ты говоришь чушь. Если бы руководство Кон-Опа хотело со мной встретиться, оно не стало бы передавать свою просьбу через такого изнеженного пройдоху, как ты. Ты из тех, кто может работать на кого угодно. И мне бы хотелось узнать, мальчик на побегушках, кто сегодня твой настоящий хозяин.

– Значит, ты считаешь меня мальчиком на побегушках.

– А ты никогда ничем иным и не был.

Андрос улыбнулся, и его глазки скрылись в паутине морщинок.

– Знаешь ли ты, как родился марафонский бег? В пятом веке до нашей эры захватчики-персы высадились у прибрежного города Марафон. Мальчишке-посыльному Фидиппиду поручили сбегать в Афины, чтобы вызвать войско. Армия афинян неожиданно напала на противника, в четыре раза превосходившего ее числом, и то, что казалось самоубийством, обернулось впечатляющей победой. Тысячи персов погибли на поле боя. Но остальные бежали на свои корабли, чтобы попытаться напасть непосредственно на Афины. Потребовалось снова отправить тайное сообщение в Афины, чтобы известить о победе и предупредить о надвигающейся опасности. И снова это важное поручение доверили Фидиппиду. Заметь, он сам с раннего утра был на поле боя, в тяжелых доспехах. Неважно. Мальчик побежал, побежал так быстро, как только несли его ноги, пробежал все двадцать шесть миль, передал послание и рухнул на землю бездыханным. Так что у греческих мальчишек-посыльных славные традиции.