Директор
Шрифт:
– Не знаю, что бы я без нее делал, – подмигнул он Нику, показав пальцем на удалявшуюся супругу. – И как это вы справляетесь один?.. Но Джулия у вас отличный ребенок. Вам с ней повезло.
– Я тоже так думаю.
– Семья – это здорово! – улыбнулся во весь рот Джим Ренфро. – Правда, иногда надоедает. Прямо не знаешь, что с ними делать, убивать, что ли?
Джим Ренфро еще раз с самодовольным видом подмигнул Нику.
У Ника зашумело в ушах, глаза застлала красная пелена, и он почувствовал, что сейчас не выдержит и ударит стоявшего перед ним тупицу.
К счастью, именно в этот
– Папа! Ты пришел! – закричала она.
– А как же! – сказал Ник, обняв дочь.
– Ну как я играла? – с совершенно счастливым видом спросила Джулия, явно позабывшая о своих мучениях на сцене. Теперь ее распирала гордость.
– Прекрасно! – не моргнув глазом, соврал Ник, млея от любви к своей маленькой ведьмочке.
20
По пути домой в машине у Ника зазвонил мобильный телефон. Раздался душераздирающий синтетический рев фанфар, который Ник так и не нашел времени перепрограммировать.
На дисплее появился номер Эдди Ринальди. Ник вытащил телефон из держателя, не желая, чтобы голос Ринальди раздавался на всю машину. Джулия сидела на заднем сиденье и сосредоточенно изучала программку прошедшего спектакля. Лицо у нее все еще было в зеленом гриме, и Ник предвидел, как трудно будет убедить ее умыться перед сном.
– Слушаю тебя, Эдди.
– Наконец-то! Ты что, выключал телефон?
– Я был на школьном спектакле у Джулии.
– А… – протянул Эдди, не имеющий детей, не намеревающийся их заводить и проявляющий минимум интереса к чужим детям. – Мне надо к тебе заехать.
– Именно сегодня?
– Именно сегодня, – немного подумав, ответил Эдди. – Нам надо поговорить. Я приеду ненадолго.
– Что-то случилось? – заволновался Ник.
– Нет. Ничего. Но нам все равно надо поговорить.
Усевшись в кресло у Ника в кабинете, Эдди Ринальди с хозяйским видом закинул ногу на ногу.
– Ко мне приходил детектив из отдела по расследованию особо опасных преступлений, – спокойно проговорил он.
У Ника все похолодело внутри. Он подался вперед в кресле, стоящем рядом со стеклянной дверью, за которой совсем недавно лежал труп Эндрю Стадлера.
– Что ему было нужно?
– Да ничего особенного, – небрежно пожал плечами Эдди. – Обычная проверка.
– Обычная проверка?
– Она совершала опрос по месту последней работы убитого. Так всегда делают.
– Она? – спросил Ник, невольно избегая вертевшегося у него на языке страшного вопроса: «Они уже ищут убийцу? И пришли прямо на „Стрэттон“?»
– Да, она. Этакая чернокожая леди! – Эдди выразился на удивление изящно. Его расизм не был ни для кого секретом, но, возможно, он наконец понял, что его взгляды могут быть неприятны даже его старым приятелям. Или же он просто не хотел дразнить Ника.
– Я не знал, что в полиции Фенвика работает негритянка.
– Я тоже.
Воцарилось продолжительное молчание, нарушающееся лишь тиканьем настенных часов. Эти серебряные часы с гравировкой: «От благодарных сограждан!» были преподнесены Нику три года назад, когда его все
любили.– Что ей было нужно?
– Она расспрашивала меня о Стадлере.
– Что именно она хотела знать?
– Что именно? Ну, угрожал ли он и все такое.
Эдди явно уходил от прямых ответов. Ник насторожился.
– А почему она разговаривала именно с тобой?
– Я же начальник службы безопасности!
– Нет. Она пошла прямо к тебе по какой-то другой причине. Ты что-то недоговариваешь.
– Недоговариваю? Я все договариваю. Она просто узнала о том, что я наводил в полиции справки о Стадлере.
Вот оно! Эдди сам выдал себя, обратившись в полицию по поводу Стадлера!
– Черт возьми!
– Чего ты волнуешься? Ничего страшного не произошло.
– Ты так считаешь?! – Ник схватился руками за виски. – Сначала ты объясняешь в полиции, что один сумасшедший, уволенный со «Стрэттона», вспорол брюхо собаке директора, а через пару дней находят труп этого сумасшедшего. Думаешь, в полиции не в состоянии сложить два и два?
Эдди покачал головой и закатил глаза:
– Ты рассуждаешь, как мафиози с Сицилии. У нас в Фенвике никому и в голову не придет, что директор «Стрэттона» может лично расправиться с не понравившимся ему подчиненным. Теперь у нас в полиции знают только то, что Стадлер был сумасшедшим. А сумасшедшему легко напороться на пулю.
– Да?
– В Гастингсе! В Гастингсе вообще легко напороться на пулю. И не только сумасшедшему… А у полиции нет никаких оснований связывать гибель Стадлера со мной или с тобой.
– О чем же тогда она спрашивала?
– Она спрашивала, разговаривал ли ты когда-нибудь со Стадлером, был ли с ним знаком. Я сказал, что ты, наверное, вообще не подозревал о его существовании. И мне даже не пришлось для этого врать.
Стараясь успокоиться, Ник перевел дыхание.
– А если бы я знал Стадлера, что тогда? Мне что, достаточно было его знать, чтобы меня обвинили в его убийстве?! – воскликнул Ник с таким возмущением в голосе, словно уже сумел убедить себя в собственной невиновности.
– Да нет же! Она это спрашивала просто так. На всякий случай. И вообще, я убедил ее в том, что ты тут ни при чем.
– Откуда ты знаешь?
– Уж я-то знаю… Да ты сам подумай! Неужели директор «Стрэттона» будет убивать своих служащих! Курам на смех! Кто ж в это поверит?
– Ну, допустим, – после продолжительной паузы проговорил Ник.
– Я просто хотел сообщить тебе о том, что ей сказал, на тот случай, если она явится с вопросами к тебе.
– Она что, собиралась? – У Ника часто забилось сердце.
– Она мне ничего не говорила, но, по-моему, вполне может к тебе прийти.
– Ну хорошо. Я скажу ей, что раньше вообще ничего не слышал о Стадлере. Ты ведь так ей и сказал?
– Именно так. Скажи ей, что ты очень занятой человек.
– Хорошо.
– Скажи ей, что кто-то, скорее всего, взбесившийся от злости уволенный работник «Стрэттона», выпотрошил твою собаку, и ты обратился в полицию. Но кто именно этот маньяк, ты не знаешь.
– Хорошо.
– Скажи, что ты не знаешь, был этим маньяком Стадлер или это кто-то другой, и о мотивах убийства Стадлера тебе ничего не известно.