Директория «Мусорщик». Книга 1. Ра
Шрифт:
– Как же любят делать много шума на ровном месте, – добавил он таким холодным тоном, словно говорил про беды не живых людей, а насекомых.
– Я потеряла троих друзей. Они ушли в вирты, – сказала я тихо.
– Как ушли, так и придут, – ответил он холодно, продолжая что-то читать в коммуникаторе.
– Как ты можешь так говорить? Миллионы людей уходят туда, миллионы людей живут в виртуальных мирах! – возмутилась я.
– Ну да, они же так решили. Это их выбор, где и как жить. Вот тут как раз свобода полная: можно выбрать, в каком мире существовать. Мы живём в прекрасное время, когда самому можно решить, где быть: в какой стране, в каком мире, реальном или виртуальном. Никто нигде никого насильно не удерживает. И ведь те, кто выбирает реал, готовы кормить толпу виртуальных дармоедов, только бы под ногами не крутились. Вот,
19
МА – здесь: Межстрановая Ассамблея.
Он включил MultiD, над столом поднялась картинка площади Дожей в возрождённой после затопления Венеции. Ани Леардо в смешном гендерном пальто с талией и огромном цветастом шарфе давала интервью журналистке экослужбы.
– Ани, многие считают безжалостной политику по наказанию виртов за захламление. Люди, ушедшие в виртуальную реальность, не могут контролировать истинную реальность, поэтому они иногда накапливают кучи хлама в своих маленьких жилищах. Может быть, проще их всё же ссылать за это в виртуальные поселения с особым обслуживанием?
– Спасибо за вопрос. Мне, несомненно, известна такая позиция, но я остаюсь при своём мнении и буду его отстаивать. Я считаю условия, которые им создают в виртуальных поселениях, избыточными. Это бюджетная программа, мы тратим на неё огромные средства, и если уж мы содержим этих ребят, которые отправили свои мозги в виртуальные миры, за счёт налогоплательщиков, то с какой стати они оставляют нам в реале свои грязные задницы? Пусть или забирают в виртуалку всё, включая свой мусор, или убирают за собой сами! Вы предлагаете обеспечить их ещё и прислугой? С какой стати реальный доброволец должен сортировать мусор за человеком, который предпочитает летать на розовом слоне в волшебной стране?
Видео закончилось.
– Миллиарды лайков и дизлайков! Какая Анечка всё же умничка, обожаю её! Однокашка моя! – с гордостью прокомментировал Горец.
Но я его уже не слышала. Я была против Леардо, против её гендерной политики, против её отношения к виртам, и тем более против её дешёвого «туалетного» юмора.
– Ты меня совсем не слышишь, Же-е-е-нь, услышь! Я потеряла трёх друзей. Я с ними росла, играла, болтала, а потом они превратились в «виртуальных овощей». Один в восемнадцать лет, другой в двадцать, а третий совсем недавно.
Мне вдруг стало жутко тоскливо. Я вспомнила их всех: и Ляську, и Нади, и Олена с Максом. И, конечно же, Осика. В последний раз видела его у меня на суде. Мать привела его в надежде, что он хоть ненадолго вернётся в реал, а он сидел и смотрел в одну точку на полу. Ждал, когда его отведут обратно, в его VR. Он из всех был самый утончённый, самый интересный. Я была влюблена в него с пятого класса, мы друг на друге учились целоваться, а теперь он вирт.
– И что? Считай, что они уехали в другую страну ненадолго, – ответил он спокойно, изучая что-то в смартфоне.
– Ты видел их когда-нибудь, бывал с ними рядом? У них мамы страдают: кормят, ждут, пробуют с ними говорить, а их нет! Это так страшно!
– Потому и страшно, что мамки вцепляются в них и принимаются с ними носиться, как кура с яйцом. Подсел человек – заплати, отправь в вирт-поселение. И тебе легче, и человеку лучше. Опомнится – вынырнет! – ответил Женя с железной уверенностью в голосе.
– Ты такой циничный. Я думала, ты человек, а тебе всё равно. Ты играешь со всеми и со мной, как кот с мышью. На моём месте могла быть любая другая. Я для тебя вещь – пнёшь и не заметишь. Ненавижу тебя! – вырвалось у меня вдруг.
– Да, я циник, и никогда этого не скрывал. Подожди, пожалуйста, мне пишут с будущей работы, надо ответить, – сказал он озабоченно.
Я обиделась, встала и ушла. Молча. Он был занят своей перепиской и махнул мне на прощание рукой, не подняв головы.
Глава 13
Вместо обеда нас забрали на прививки. Что-то сбилось в графике: не должны были вроде сегодня никому ничего делать и заранее не предупреждали. Перед самым обедом разослали всем сообщения и отлавливали
у входа в столовую тех, кто не успел прочесть. Жестокие: ладно я, а мужикам, которые уже успели запах котлет учуять, каково? Хотя привычное дело: прививали нас всех раз год, а то и чаще. Инфекции росли и множились, но умные люди придумывали вакцины так же быстро, как программисты – антивирусы для компьютерных систем. Шлёп – и все, кто от вакцины не умер, здоровы. Успею ещё и с Горцем помириться, и с мамой поболтать.– Готовы к колкостям счастливого будущего? Коктейль будет убойный! Улыбнитесь, вас снимает нескрытая камера!
Ответить я не успела. Пока махала в камеру ручкой, была привита в плечо лёгким прикосновением «пистолета», подписала бумаги про «не есть, не пить, не шляться» и отправилась в номер, довольная, что всё позади.
Завалившись на кровать прямо в домашних сапожках, сделала пару смешных снимков, хотела отправить Горцу с подписью «про последствия прививок», но от него ничего не было и моё диалоговое окно было совершенно пустым. Вот же вредный старикашка! Не буду же я первая писать! Думать про него, как про старикашку, было как-то странно: тогда ведь, по сути, незачем ждать, что он напишет первым, надо себя вести уважительно и его невнимательность, и высокомерие списывать на возрастные изменения. Я же, когда к дедуле приезжаю, не требую, чтобы он меня во всём понимал! Нет, он не старикашка, на вид ему не больше тридцати, а значит, должен вести себя соответствующе. Или не должен? Запуталась в ощущениях, потянуло в сон – после прививок так бывает. Ладно, посмотрю какую-нибудь старую сентиментальную киноху, может быть, вздремну, а вечером ему напишу.
Но включить фильм я не смогла. Я вообще ничего не смогла. Оказывается, меня парализовало. И вот я лежала в своём номере на кровати, так и не сняв сапоги, и не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой, ни пальцем. Попробовала крикнуть – язык не слушался, получилось какое-то тихое невнятное мычание и стон. Даже моргнуть не могла. Сейчас дыхание остановится, моторчик откажет – и всё, рипнусь [20] в века.
Вспомнила, как совсем недавно боялась умереть, когда замигала красная тревога. Тогда я так спешила что-то делать, спасаться, выживать! Теперь, когда приступ страха повторился, а я оказалась совершенно беспомощной, мне вдруг стало неожиданно хорошо и спокойно. В голову полезли разные глупости. Вот дура-то, отправила бы селфи – была бы последняя фотография. Сотрут ведь всё, что здесь было сфотографировано, цензура же. И не поспать даже – глаза открыты. Стала изо всех сил пытаться закрыть их – чуть-чуть смогла прикрыть. Может, так рукой получится пошевелить? До тревожной кнопки далеко, не дотянусь. Хотя, что мешает мне попробовать? Телефон был под рукой, но если беспорядочно жать, то сразу же заблокируют и всё, поэтому так лучше не делать.
20
Рипнуться – сленг. умереть, отойти в мир иной (от англ. R.I.P.).
Очень устала от бесплодных попыток пошевелить пальцами: создалось ощущение, что гири таскала. Задремала с полуоткрытыми глазами. Меня разбудил знакомый голос доктора с детским чемоданчиком. Она, по обыкновению, ворвалась ко мне без стука. Мой самый-самый дорогой незваный гость!
– Ну, как вы тут? Всё хорошо?.. – мягко и даже ласково начала она. – …Да твою ж мать! Реанимацию в четыреста шестую срочно! Спутанное сознание, ригидность затылочных мышц на два поперечных пальца, дисфагия, улыбка, схожая с сардонической, – заканчивала она уже криком, отчеканивая в спикерфон, видимо, для удобства распознавания.
Дальше всё происходило как в какой-то чёрной комедии. Лучше бы без сознания была: быстро прибежали, бесцеремонно раздели, кололи, гнули в разные стороны, потом звали ещё кого-то.
– Нет, вы только посмотрите, какое проявление иммунитета! Просто прелесть что такое! Выключило девочку и всё! Организм все силы на борьбу бросил! – радовалась пышногрудая дама, которую все уважительно называли профессором. – Её обязательно нужно отвезти в институт и показать моим студентам!
– Профессор, никак нельзя в институт: она ещё в карантине, не положено, – отвечала ей моя худенькая врач, казавшаяся совсем маленькой на её фоне.