Диспансер: Страсти и покаяния главного врача

Работяги своих бригадиров называют Бандурами. Бандурша — женского рода. Бригадир мужчина — значит Бандур. У сантехников был свой Бандур, у электриков — свой. Штукатурный Бандур высокого роста, глаза у него полузакрыты, кажется, он что-то обдумывает и вот-вот скажет. Но он молчит. На работу этот Бандур приходит не торопясь, усаживается в густую тень, удобно облокачивает спину на какую-нибудь вертикаль и начинает перекур. Ребята располагаются рядом. Перекур — дело святое. Ладно, подождем. Начнут же и они когда-нибудь.

Время тянется медленно, я не ухожу, стерегу, чтоб не разбежались. Не размыкая свои веки, Бандур произносит задумчиво: «Раствора нет, не привезли. Чем работать? Пальцем?». Ребята подхватывают: «На соплях что ли класть? Где раствор? Чего мы сидим?».

Все вопросы ко мне: я заказчик. «Сейчас, ребята, будет раствор, — говорю. — Не волнуйтесь. Подождите. Только не убегайте».

Наш будущий врач Руслан Белкин живет у пасхальных бабушек. Я оставляю его сторожить штукатуров, сажусь на мотороллер и еду на растворный узел. Собственно, раствор нам официально занаряжен — вот и рабочие под него пришли. Только эти вещи обычно не стыкуются. Раствор и рабочие.

Начальник узла что-то буровит, но я не слушаю, а сразу ему наливаю. Он становится собранным, деловым, сам находит телегу и лошадь. Теперь лошадь не хочет идти, опять наливаю. Так. Все готово, едем назад: я впереди, телега с раствором сзади. Для мотороллера очень медленная езда — сплошное мучение, но не будет же телега бежать галопом.

Белкин надежно стережет штукатуров.

— Ну вот, ребята, — говорю я, — есть раствор. Можно работать.

— Работать, конечно, нельзя, — сказал Бандур.

— То есть как это нельзя? Ты что?!

— Я что — я ничего. Только без алебастра работать нельзя.

— Это верно, — загудели ребята, — без алебастра не пойдет. Рассыпется. Ты можешь понять? Алебастр нужен для сцепки.

— Бандур, ты почему раньше не сказал?

— Я тебе что, учитель? Наше дело — штукатурить. И чтоб раствор был, к примеру, и алебастр.

— Ладно, сейчас алебастр привезу, подождите, не разбегайтесь! Белкин, смотри за ними!

— Да где ж ты его достанешь? На растворном узле алебастра нет уже неделю.

— Найду, найду, не волнуйся!

Выезжаю из ворот на главную улицу. Куда ехать? Где искать алебастр? Сам я этого не знаю, спросить не у кого.

Еду наугад в Промышленный район, может быть, там что-нибудь строят? И алебастр? По дороге приходит идея. Буду спрашивать у прохожих: не скажете, где здесь поблизости стройка?

Вроде стройка здесь и в самом деле есть, только я заблудился. Буду объезжать поселки и спрашивать. Хоть какой-то выход. А то ж бессмыслица полная. Еду, останавливаюсь, задаю свой вопрос. Ответа не получаю. Наконец, какая-то женщина сказала: «Да вы не туда заехали. Вам нужно этот квартал объехать, завернуть в переулок, там и стройка ваша». Легкая надежда ковырнула предсердие. Мотороллер выносит меня на огромную стройплощадку.

— Ребята, вы не видели здесь где-то алебастр? Куча целая.

— А черт его знает, где он. Ты у Мишки спроси!

— Миша, простите, вы не видели где-то здесь алебастр? Куча?

— Да на том вон цоколе под навесом.

— Где? Где?

— Да вон, за краном. Там Виталий Иванович как раз с ребятами.

Я уже вписался, за своего принимают. Готовлю резервную бутылку и еду на алебастр!

Виталий Иванович — мужик пожилой и солидный. Ребята у него серьезные. Я его по имени, отчеству, знакомлюсь. Рассказываю кто я, откуда, и как будем лечить рак. Ребята проникаются, отказываются от бутылки, всю кучу мне просто так отдают. Но куда? Не в кулёчек же? Машина нужна. Выскакиваю на трассу. Вот где бутылка пригодилась! Завернул грузовик, начал с ребятами алебастр кидать за борт, в кузов. Ветерок, глаза слепит, пурга химическая. Тут и шофер помог — разохотился. Ребята еще руками махали на прощанье, пожелания говорили.

Я впереди на мотороллере как Дед Мороз — белый, а за мной грузовик с алебастром. Это не лошадь, едем быстрее, только встречный ветер выдувает мой драгоценный порошок из машины. Замедляю ход, встречный ветер уменьшается и потери тоже. Заезжаем во двор. Работяги курят.

— Ребята! Вот вам алебастр! Теперь уж все — можно начинать.

Бандур говорит:

— Ну, пока ты ездил, у нас раствор увезли.

— Как увезли? Кто!!?

— Да лошадь с телегой, с растворного узла. У них там не хватило, они здесь и забрали.

— Да как же ты отдал, падло?!!

— Так я ж смотрю: алебастра нет…

— Куда ты смотришь, сука!!!

— Подожди, подожди, не шуми, все поправим, я тебе говорю.

— Так и поправляй, чего стоишь?

—Не спеши, не спеши, — сказал Бандур. — Я вот сейчас расскажу тебе сказку. Если ты ее поймешь правильно, значит, все у тебя будет хорошо, а не поймешь — он развел руками и скривил свою морду, символизируя крах, тупик и запустение. Работяги придвинулись слушать.

— У одного царя было семь дочерей, — начал Бандур, пыхтя Беломором, — вот царь и думает, чего же мне с ними делать? Думал, думал и придумал. Вызывает он, значит, первую дочку и спрашивает: «Скажи-ка, дочка, мне по совести — ты целка или нет?». Дочка отвечает: «Батюшка, скажу тебе по совести, что я — целка». Обрадовался тут царь, велел вина принести, гостей собрал. Гуляли они хорошо, а на следующий день позвал царь вторую дочку. И тоже ее спрашивает: «Скажи-ка мне, дочка, ты целка или нет?». И дочка ему отвечает: «Я целка». Опять обрадовался царь, вино принесли, и гуляли они до утра. На третий день вызывает царь третью дочку: тут Бандур поднял указательный палец и запрокинул голову, как бы намекая на что-то серьезное, на какую-то сердцевину. «Ну, моя третья дочка, — говорит царь, что ты мне скажешь, целка ты или не целка?» Посмотрела дочка на царя и говорит…

Бандур замолчал.

– Что дальше? — заорали работяги. — Чего дочка сказала?

Бандур посмотрел на часы:

– Рабочее время закончилось, — объявил он, — пора по домам, завтра доскажу.

Алебастр остался во дворе. А завтра — снова на растворный узел: лошадь, телега, раствор. Бандур сказку так и не досказал, но работу немного сделал. И так — медленно, шаг за шагом, мы ползли и шли крестными путями нашей «великой стройки», конца и края которой не было видно.

Особенно неистовыми были сантехники. Трезвыми я их не видел. Зато амбиции у них были высокие, на каждую трубу, на каждый радиатор они требовали проект. Белые воротнички из проектной конторы захлебывались, не успевали, работа остановилась.

Я понял, что проекты нужно заказывать в разных местах. Кое-где могли сделать даже бесплатно — из уважения. Я продолжал работать хирургом в больнице скорой помощи, вел онкологический прием в городской поликлинике — круг знакомых расширялся. Встречались и начальники, руководители отделов, которые могли бы дать своим конторам соответствующие задания. Но одно дело приказ начальника, а совсем другое — готовность подчиненного, так называемая исполнительская дисциплина. Проект опять не готов, а днями мне выделят сантехников. Они придут, потребуют бумаги и развернутся через левое плечо.

Нужно давить проектантов беспощадно. Решительно и резко захожу в отдел. Кальки, рейсфедеры, ватманы на подставках, лица постные, полусонные, разговоры бытовые.

— Здравствуйте, уважаемые. Кто же из вас все-таки делает проект для онкологического диспансера?

В моем голосе жесткие нотки, сарказм. Пожилая начальница комнаты показывает карандашом куда-то в угол. Там сидит ослепительно красивая молодая женщина с царственной осанкой. Она бросила на меня взгляд, который называется у них «сбоку, на нос, на предмет». Получилось очень наивно и провинциально. Однако ей это не повредило, потому что она была прекрасна.