Диссиденты

Участь стукачей в уголовных зонах незавидна. Но кто сказал, что стукачей не было среди политических? Были! Были и те, кто начал открыто сотрудничать с КГБ. Про настоящих стукачей, внедренных в демократическое движение или добровольно ставших осведомителями, известно мало. В основном это догадки и подозрения, точных данных нет. Агентура КГБ до сих пор засекречена. Зато о тех, кто открыто согласился сотрудничать с госбезопасностью, известно достаточно много.

Наверное, самым болезненным для движения было предательство Петра Якира и Виктора Красина. Арестованные в 1972 году, находясь под следствием в Лефортовской тюрьме, они оба очень быстро сломались и начали сотрудничать с КГБ. Они дали показания более чем на двести человек – всех, кого смогли вспомнить. Эти показания фигурировали в судебных делах многих диссидентов. Петр Якир был известным в демократическом движении человеком. Его дом был одним из центров роста этого движения. 5 сентября 1973 года Якир и Красин публично каялись в своей антисоветской деятельности на пресс-конференции в присутствии иностранных журналистов. Фрагменты этой пресс-конференции показали по советскому телевидению.

Публичное покаяние диссидентов было для КГБ гораздо более важным, чем их показания на своих друзей. У КГБ и без того хватало оперативных данных, да и для пародийного советского суда это было не так уж важно. Другое дело – принародный слом, слова раскаяния и сожаления о своей деятельности, признание правоты за партией и правительством. К этому КГБ относился как к настоящей победе. Особенно если речь шла об известных диссидентах.

КГБ удавалось сломать и выбивать раскаяние даже из религиозных диссидентов, которым, казалось бы, вера должна была помочь выстоять в схватке с властью. Сотрудничали с КГБ член Христианского комитета защиты прав верующих Виктор Капитанчук, историк церкви и участник Христианского семинара Лев Регельсон, популярный в то время христианский проповедник священник Дмитрий Дудко. Первые двое дали обширные признательные показания на себя, своих друзей и знакомых, свидетельствовали против Глеба Якунина на его суде, были приговорены к символическим наказаниям и освобождены из-под стражи в зале суда. После судебного процесса Лев Регельсон пафосно заявил окружившим его западным журналистам: «Я готов сидеть за Христа, но не готов сидеть за правозащитное движение».

Священника Дмитрия Дудко арестовали в 1980 году по обвинению в антисоветской деятельности. Рассказывали, что при аресте, перед тем как сесть в машину, он повернулся к своей многочисленной пастве, которая всегда окружала его, и обратился к ней со словами: «Иду на Голгофу!» Такие красивые картинки до добра не доводят. До Голгофы Дудко не дошел, решив по дороге покаяться перед КГБ. Каялся он настолько усердно, что дело его закрыли, так и не дотянув до суда. Летом, во время Московской Олимпиады он выступил с покаянием по телевидению, а затем на всякий случай покаялся еще и в газете «Известия», напечатав там статью «Запад ищет сенсаций».

Тот, кто сильнее всех бьет себя в грудь, обычно первым поднимает руки. Так получилось и с руководителем грузинской группы «Хельсинки», членом советской группы «Международной амнистии» Звиадом Гамсахурдией. Вместе с его подельником музыковедом Мерабом Коставой его арестовали в апреле 1977 года. Через год, в мае 1978-го, на суде в Тбилиси Гамсахурдия униженно каялся в антисоветской деятельности, давал показания на Коставу, уличал в антигосударственной деятельности первого секретаря посольства США в СССР Игоря Белоусовича, американских корреспондентов Дэвида Шиплера и Альфреда Френдли. С обычным своим красноречием Гамсахурдия объяснял суду, как замечательно он прозрел за время предварительного следствия и как сожалеет о допущенных им политических ошибках.

Во время покаянной речи его жена Манана, шокированная поведением мужа, воскликнула: «Звиад! Опомнись! Ты понимаешь, что ты делаешь?» – на что он, повернувшись к ней, ответил: «Это ты не понимаешь, о чем говоришь!»

И он, и Костава (который вину свою не признал и держался достойно) получили по три года лагерей. Однако Гамсахурдия выступил с покаянием еще и по советскому телевидению, и Верховный суд заменил ему три года лагеря на два года ссылки, которую он отбывал в Дагестане.

Многие не верили в подлинность его телевизионного выступления. Не могли поверить. Не хотели. Американские журналисты Пайпер и Уитни написали в своих изданиях, что телевизионная запись – это, возможно, фальшивка, смонтированная из эпизодов, снятых скрытой камерой. Гостелерадио СССР предъявило им в Московском городском суде иск о защите чести и достоинства. Журналисты заблаговременно выехали на родину, а в московском суде против них свидетельствовал Звиад Гамсахурдия.

Подлецом признать себя трудно, поэтому Гамсахурдия изобразил себя героем. Он объяснял впоследствии, что пошел на компромисс с КГБ исключительно в интересах грузинского народа. Если бы он упорствовал в отрицании своей вины, его бы приговорили к максимальному сроку наказания, что непременно вызвало бы массовые народные волнения, а их бы подавили силой оружия и с огромным количеством жертв. Он, можно сказать, спас Грузию от неминуемого кровопролития. Довольный своей находчивостью, он поехал в ссылку заниматься культпросветработой среди грузинских пастухов, отгоняющих стада на дагестанские пастбища, а уже на следующий год был помилован.

Во времена перестройки, в 1988 году он приезжал в Москву восстанавливать связи. Пришел на Гоголевский бульвар, где каждое воскресенье при большом скоплении людей и милиции мы раздавали нашу еженедельную газету «Экспресс-Хроника». Он хотел поговорить со мной, но я отказался, объяснив окружающим почему. Его с позором выгнали с бульвара.

Гамсахурдия еще сделал политическую карьеру. Он возглавил грузинское национальное движение, был председателем Верховного Совета Грузинской ССР, а затем, в мае 1991 года, стал первым президентом Грузии. У себя в стране он установил авторитарный режим правления, расстрелял демонстрацию оппозиции и подчинился указу ГКЧП от 19 августа о расформировании всех незаконных вооруженных формирований. После провала ГКЧП он в привычной для него манере заявил, что это решение было принято им во благо народа, для защиты от возможных силовых акций со стороны советских вооруженных сил, дислоцированных в Закавказском военном округе.

Через восемь месяцев своего президентства он был свергнут в результате государственного переворота, осуществленного оппозицией и перехваченного затем в интересах бывшей партноменклатуры недавним советским министром иностранных дел Эдуардом Шеварднадзе. После ожесточенных боев в центре Тбилиси Гамсахурдия бежал сначала в Армению, потом в Чечню, а затем создал в Западной Грузии правительство в изгнании. В недолгой гражданской войне с центральной властью его сторонники потерпели поражение. Разгромленный и скрывающийся от правительственных войск, Гамсахурдия погиб 31 декабря 1991 года при неясных до сих пор обстоятельствах. Согласно официальной версии, он застрелился из пистолета в ожидании неминуемого ареста. Но это маловероятно – люди, которые так себя любят, не склонны к самоубийству. По слухам, его убили. Скорее всего, это так и есть, тем более что входное пулевое отверстие, как недавно выяснилось, было у него на затылке. Самоубийцы не стреляются в затылок.

В судьбе Гамсахурдии самым непостижимым было для меня то, что люди признали своим национальным лидером стукача, дававшего показания на своих друзей и соратников. Как этим знанием можно было пренебречь?

Впрочем, такое случалось и внутри демократического движения. Член Инициативной группы защиты прав человека и один из редакторов «Хроники текущих событий» Юрий Шиханович в 1972 году, будучи в тюрьме под следствием по ст. 70 УК РСФСР, дал показания на машинистку Ольгу Барышникову, которая перепечатывала по его же просьбе самиздат. Всего на одного человека. Еще сделал заявление о том, что впредь «не намерен предпринимать инкриминируемых ему действий и по освобождении собирается заниматься только педагогической или редакторской работой». Его признали невменяемым и поместили в психбольницу, но не специального типа, куда обычно помещали за антисоветскую агитацию и пропаганду, а в общую – в отделение усиленного режима обычной гражданской психбольницы.

Через полтора года его освободили, и, как ни странно, он был вновь принят в диссидентскую среду. Встречаясь с ним, когда я собирал материалы для своей книги «Карательная медицина», я ничего об истории с Барышниковой не знал. Номер «Хроники», где была изложена эта история, прошел мимо меня, а тема эта почему-то стеснительно замалчивалась. Я еще удивлялся, что Шиханович не рассказывает мне о психушке под диктофон, как все остальные. Ничего удивительного – обязательства перед КГБ!

В начале 80-х, после многочисленных арестов, когда «Хроника» выходила уже с большим трудом, он стал играть в ней ведущую роль. В 1981 году КГБ изъял «нулевую» закладку № 59 «Хроники текущих событий». Этот номер так никогда и не вышел. Шиханович пообещал, что больше не будет принимать участие в издании ХТС. Закончилось все это тем, что после нового ареста в 1983 году Шиханович стал сотрудничать с КГБ по-настоящему. Он давал исчерпывающие показания и даже ездил со следственной бригадой КГБ на обыски к своим друзьям, уговаривая их выдать материалы, которые он же сам и оставил им на хранение. Он посетил таким образом вместе с чекистами не менее семи квартир. Он также выдал КГБ архив «Хроники текущих событий» и «библиотеку» – составлявшееся многие годы собрание документов самиздата. На суде Шиханович признал себя виновным и получил 5 лет лишения свободы и 5 лет ссылки.

Скидка Шихановичу вышла совсем небольшая, но это оттого, что каялся он и давал обещания не в первый раз. Обычно же послабление в приговоре было существенным. Драматичным и показательным в этом смысле было так называемое дело молодых социалистов.

В конце 70-х – начале 80-х годов в Москве существовала молодежная социалистическая группа, члены которой по большей части были связаны с историческим факультетом МГУ. Они считали себя крутыми подпольщиками, большими знатоками конспирации и во всем равнялись на Че Гевару, латиноамериканских революционеров и борцов с диктатурой Пиночета. Они называли друг друга вымышленными именами, издавали революционные самиздатские журналы, привозили из Петрозаводска типографский шрифт и готовились к бескомпромиссной и тяжелой борьбе за настоящий социализм. Издаваемый ими журнал «Варианты» объемом 100—150 машинописных страниц выходил один раз в год тиражом в пять экземпляров. Его соредакторами были Павел Кудюкин и Андрей Фадин; редактором «Левого поворота» – Борис Кагарлицкий. К работе группы привлекли молодого и восторженного еврейского юношу Михаила Ривкина. Он не слишком увлекался социалистическими идеями, но горел желанием бороться с советским тоталитаризмом. Поскольку Михаил был человеком энергичным, но не пишущим, молодые социалисты поручили ему заниматься организационной деятельностью и заботиться о конспирации. В то, что группа подпольная, верили только сами подпольщики. Или делали вид, что верили. В конце концов Михаилу наскучили ребяческие игры в революцию, и он заявил, что выходит из группы. Среди социалистов не нашлось своего Сергея Нечаева, и Михаил Ривкин на роль студента Иванова назначен не был. С ним обошлись по-другому.