Дитя Дьявола

Генри надолго замолчал, погруженный в воспоминания. Михаэль не торопил, терпеливо ожидая и смакуя первый глоток вина.

– Я не знаю, что точно случилось в лесу. Охотники нашли кабана и погнались за ним. В азартной, бешеной скачке никто не заметил, как лошадь Патрика лишилась ездока. Потерю заметили, лишь загнав и убив дикую свинью. Сразу начались поиски, безрезультатные. Спутники не нашли моего брата.

Барон последовал примеру журналиста и тоже промочил горло вином. В эту небольшую паузу Михаэль успел вставить вопрос.

– А это тогда кто? – Майер ткнул пальцем в пленника.

Вообще, наверное, во все времена молодежь бывает несдержанной. Считает себя самыми умными, самыми уникальными. Самыми-самыми. Вот и немец не сдержался и задал вопрос с сарказмом, с некой долей издевки. Будто заблаговременно не веря словам собеседника. Хотя, может, просто выплеснул, таким образом, часть раздражения, накопившегося за последнее время. Но если представители молодых людей посчитают заданный немцем вопрос забавным, уникальным и ярким, то люди старшего поколения без обиняков заявят о том, что молодой человек совершенно не воспитан. И отчасти будут правы. Ведь с их точки зрения, Михаэль мало того, что просто перебил рассказ более старшего собеседника, но еще и стал делать свои поспешные выводы, недослушав до конца всю историю. Некоторых, подобное, может легко вывести из себя. Однако, люди преклонного возраста часто, хоть и не всегда, вместе с прожитыми годами получают в довесок одну интересную вещь – мудрость, которую используют весьма умело. Вот и барон, проигнорировав бестолковый вопрос парня, лишь снисходительно улыбнулся, как дедушка на глупые шутки маленького внука, и продолжил рассказ.

– Когда охотники вернулись в замок, и мне сообщили об исчезновении брата, я сразу собрал новый отряд, и, несмотря на сумерки, помчался в лес. Полночи мы с факелами обшаривали весь лес, заглядывая под каждый куст, в каждый овраг, но Патрика не нашли. Заночевали прямо в лесу, на одной их полян, а наутро возобновили поиски, и снова ничего не отыскали…

Барон опять замолчал, казалось, во время повествования, он снова испытывает всю ту боль, все те давешние переживания.

– Патрик вернулся сам, на третий день. Просто вышел из леса, и так и прошагал пешком до самых ворот. Он был худой, как скелет, будто питался одними травами не менее пары месяцев. Одежда изорвана, те клочья, которые уцелели, были страшно грязны. Их бы побрезговали одеть даже нищие Бринстоуна. Упав на руки стражникам, Патрик потерял сознание ещё на три дня. Ни замковый лекарь, ни врач из города не смогли вывести его из комы. Иногда, не приходя в сознание, он бредил, бормотал, кричал. Я лишь не сразу понял, что его слова – далеко не бред. Из обрывков, которые он говорил, я позже собрал более– менее нормальное объяснение всему происходящему. Если я всё правильно понял, а не напридумывал сам себе от безысходности, то получается следующее. – Барон допил вино из своего кубка и порывисто налил ещё.

– Патрик банально свалился с лошади, на большой скорости врезавшись в ветку дерева. От падения он потерял сознание. Я не утверждаю всего этого, – честно пояснил Генри, – я лишь сужу, по словам, которые брат пытался донести до меня, находясь в коме. Так вот, очнулся он от острой боли в спине. Тело не слушалось, по крайней мере, левая часть туловища. Он пытался кричать, звать на помощь, но сил не хватало даже на это и он провалился в беспамятство. В следующий раз, он очнулся в темноте. Наступила глубокая ночь. Патрик замерз и от холода, похоже, перестал чувствовать боль в спине. И тут над ним зависло чудовище. Полуволк-получеловек. Оскаленная собачья пасть приблизилась к его лицу и спросила: «хочешь ли ты жить»? От страха брат лишь сумел кивнуть и тогда чудовище сказало, что для того чтобы выжить, он должен поделиться своим телом, согласен ли он на это? Патрик согласился.

– И что было дальше? – Михаэль не сдержался, и поторопил замолчавшего барона.

– А ничего… После трех дней комы Патрик пришел в себя и пошел на поправку. Нашей радости не было предела. Брат встал с постели, стал усиленно, даже слишком, питаться и набираться сил. Вот только… Он изменился. Стал грубым, жестоким. Мало с кем говорил, однажды набросился на служанку с кулаками и чуть её не убил. Повезло, что я был поблизости… в тот раз и мне досталось изрядно, – Генри Гамфри усмехнулся. – После того случая, брата насильно показали нашему лекарю, но он не нашел никаких физических отклонений. То есть Патрик был абсолютно здоров, однако, его поведение резко ухудшилось. Он всё чаще стал бросаться на людей, покусал ему руку, – барон кивнул себе за спину, указывая на старого слугу, – и часто рычал, словно дикий зверь. Я принял решение, изолировать его от общества и запер его в одной из спален. Как ни странно, но в моем присутствие, Патрик вёл себя спокойнее и, мне приходилось лично его кормить, доставляя пищу прямо в комнату. К несчастью, радикальные меры не дали результата. Находясь взаперти, брат стал наносить вред самому себе. Почти все раны, что ты видишь сейчас на его теле, он нанёс себе сам.

– И ты не придумал ничего лучше, чем приковать родного брата? – досказал Михаэль с упрёком.

– Да, – барон честно посмотрел в глаза собеседнику. – Если у тебя есть идеи лучше, я с радостью их выслушаю

– Да, конечно, есть! – с воодушевлением воскликнул Майер и встал на ноги, положив ладони на стол. Генри терпеливо ждал, наблюдая за журналистом, и тот, через пару минут размышлений, добавил. – Только нужно подумать подольше.

– Ну, подумай, подумай. – Улыбнулся барон, догадываясь, что парень ничего нового сообразить не сможет, так как сам хозяин немало об этом размышлял.

– Ты сказал, что почти все раны он нанёс себе сам, – задумчиво спросил Михаэль, – что значит почти?

– Пойдем, сам посмотришь.

Барон встал со стула и подошел к прикованному брату. Молодой священник как раз прекратил читать, и без возражений уступил место перед пленником. Сам же, как успел заметить краем глаза журналист, отправился наполнять свой кубок вином.

– Наблюдай, – барон взял чашку со святой водой и обмакнул туда кропило. – Иногда, когда Патрик совсем буйствует, и пытается оторвать себе руки, чтобы выбраться из кандалов, приходится успокаивать его святой водой и молитвой.

Договорив, Генри широко взмахнул кропилом и обрызгал брата водой. Там, где капли святой воды соприкоснулись с телом, моментально возникли волдыри, как от ожогов, а пленник неистово закричал от боли.

– Не-ет! Не надо! Помогите!!!

Михаэль испуганно вздрогнул всем телом.

– Вот так, – сказал барон ошарашенному журналисту.

Не доверяя собственным глазам, и, отчасти, словам барона, Михаэль с большой опаской коснулся мизинцем святой воды в чаше. Вопреки опасениям, собственная кожа негативно не отреагировала. Обычная вода, слегка прохладная, но далеко не кислота. Глядя на опыты парня, барон не скрывал улыбки.

– Убедился?

Михаэль Майер не стал отвечать на каверзный вопрос. Получается, барон говорил сущую правду, и что же теперь делать?

– Что же с ним произошло-то? – задумчиво проговорил немец, разглядывая дёргавшегося пленника.

– Одержимость. – Внезапно сказал священник, до этого в разговор не вступавший.

– Что, простите? – Майер повернулся к говорящему.

– Одержимость. – Спокойствию и уверенности священнослужителя стоило позавидовать. – В Патрика вселился дьявол.

– Сам дьявол? – С иронией переспросил журналист.

– Не факт. Возможно, телом несчастного завладели бесы. Или демоны. Но все они – слуги дьявола!

– Демоны значит? – Михаэль полез в карман брюк. – Сейчас узнаем.

Достав монокль, подаренный Кэрри, немец замер, собираясь с мыслями, и настраиваясь на встречу с приспешниками дьявола. Хотя, по правде сказать, он мечтал, чтоб волшебное стекло ничего потустороннего не показало. К сожалению, часто нашим мечтам неданно сбыться…

Приложив монокль к правому глазу, журналист рассмотрел, что в теле измождённого пленника действительно властвовало другое существо, отличное от тех, которые существовали в животных. Михаэль абсолютно не разбирался в иерархии царства дьявола, но совершенно отчетливо понял, что там, во дворе, в телах зверей паразитировали мелкие черти или бесы, как уточняла Керри, а здесь, в теле человека настоящий демон! Это потустороннее чудовище по строению туловища больше напоминало человека, чем упомянутые выше бесы. То есть, демон стоял на двух ногах, имел две руки-лапы, и ростом был со среднестатистического представителя людей. Однако, на этом сходство заканчивалось. Голова демона сильно напоминала волчью: заостренная морда, покрытая шерстью, увенчанная клыками пасть. Лапы, намного длиннее, чем у Патрика руки, с легкостью доставали до колен. Но главное, это взгляд. В глазах демона отчетливо просматривался интеллект. Майер сразу подметил очевидную разницу во взоре демона и глупых бесов. Существо, вселившееся в брата барона, моментально почувствовало, что немец его увидел, и перестало играть роль несчастного пленника.

– Жалкий смертный! – заговорил демон устами Патрика. – Сними с меня оковы и я подарю тебе быструю смерть! Этот мир будет наш, а вы, никчемные, низменные людишки будете нашими рабами, и нашей пищей. Любой сможет впиться в ваши шеи зубами, разрывая слабую плоть. А вы станете благодарить нас за подаренную честь и легкую смерть.

Глаза демона пылали такой ненавистью и злобой, пронизывая Михаэля насквозь, что немец не выдержал и быстро убрал монокль в карман.

Отвернулся.

– Смотри на меня, – не успокаивался Патрик, – когда к тебе, ничтожному куску мяса, обращается представитель высшего разума! Пади ниц, и моли о пощаде. Тогда, возможно, я, либо другие демоны, временно используют твою человеческую оболочку, и ты будешь жить.