Дитя эпохи
Шрифт:
Черемухин схватил нас под руки и потащил куда-то вниз. Мы стали спускаться в котельную. То есть в машинное отделение. Какой-то человек с нашивками на рукаве пытался нас остановить, но Черемухин что-то ему показал и громко прошептал на ухо:
– По разрешению капитана!
Котельная находилась глубоко. Мы долго громыхали по крутым железным лесенкам, наступая друг другу на головы. Я ожидал увидеть кочегара у топки с лопатой, но там все было не так. В котельной уже совершилась научно-техническая революция. Было чисто, как в операционной. Вскоре мы нашли мужика в белом берете,
Он стоял на вахте и смотрел на прибор. Наверное, манометр. Стрелка манометра упиралась в цифру 9. Мужику это, по-видимому, нравилось. Он скрестил руки на груди и улыбаясь смотрел на манометр. Мужик был большой и безмятежный.
– Хелло! – сказал Черемухин.
– М-м… – утвердительно кивнул мужик.
– Товарищ Рыбка? – спросил Черемухин.
– М-м… – сказал Рыбка.
– Мы едем в Бризанию, – сказал Черемухин.
Рыбка оторвался от манометра, по очереди нас осмотрел и ткнул пальцем в Лисоцкого.
– Этому нельзя.
– Почему? – испугался Лисоцкий.
– Лысый, – сказал Рыбка.
– И что? И что? – взволновался Лисоцкий.
Рыбка, не торопясь, объяснил, что лысые в Бризании дефицитны. Их там очень почитают, потому что они считаются мудрейшими. Во всей Бризании трое лысых. Из-за них постоянно воюют племена. Каждый вождь хочет иметь лысого советника. Племен там штук пятнадцать. Так что на Лисоцкого будет большой спрос.
– Ерунда! – сказал Черемухин.
Рыбка молча стянул берет. Под беретом оказалась голова. Лысая, как электрическая лампочка.
– Я два месяца был советником, – сказал Рыбка.
– И что же вы советовали? – ядовито спросил Лисоцкий.
– Вступить в ООН, – сказал Рыбка. – Но вождь все равно ни черта не понимал. Кормили хорошо.
– А как вы туда попали? – спросил я.
– Ремонтировались. Нам на винт морской змей намотался. Длинный, гадюка! – и Рыбка добавил еще пару определений змею.
– Какой морской змей?! – в один голос закричали мы. – Бризания – сухопутная страна. Она в центре Африки!
– Это теперь, – сказал Рыбка и вдруг кинулся к какому-то рычагу, потому что стрелка манометра переехала. Лисоцкий и Черемухин побежали за ним. Я тоже поплелся.
Рыбка восстановил порядок и принялся объяснять некоторые особенности географического положения Бризании. По его словам, Бризания была дрейфующим государством. Ее непрерывно вытесняли и перемещали с места на место. Когда Рыбка работал там советником, Бризания находилась на берегу Атлантического океана, рядом с Берегом Слоновой Кости. Потом произошла крупная по тем масштабам война, и Бризания переехала на восток. Война шла трое суток. Бризания, сохранив форму границ и общую площадь, победно переместилась поближе к озеру Чад, а потом еще дальше. Где она находилась теперь, Рыбка не знал. Он уже год, как перестал следить за Бризанией. Ему это надоело.
– Как же нам ее искать? – спросил я.
– Найдете! – сказал Рыбка. – Автомобилей у них нет, они кочуют медленно.
– Не может такого быть! – сказал Черемухин. – Бризания – независимое государство.
– Потому и кочует, что независимое. Когда она была колонией, за нею все-таки присматривали, – объяснил
Рыбка.– Там построен политехнический институт. Товарищи едут туда преподавать физику, – не унимался Черемухин.
Рыбка с интересом посмотрел на меня и Лисоцкого, но ничего не сказал. Взгляд его мне не понравился.
Мы ушли от Рыбки несколько подавленные загадочностью Бризании. Пришли в свою каюту, где кроме нас поселили еще одного туриста. Его звали Михаил Ильич, он был генералом в отставке. Генерал хотел освежить в памяти Европу, где он бывал во время войны. Для этой цели он вез с собою кинокамеру, фотоаппарат и портативный магнитофон. Черемухин посоветовал ему заснять в Неаполе стриптиз со звуком.
– Эти тиффози очень бурно реагируют, – сказал он.
– Фашисты недобитые, надо полагать, – сказал генерал. Но все-таки взял у Черемухина адрес кабаре.
Генерал попался любознательный. Причем ни к кому на теплоходе ниже капитана Михаил Ильич с вопросами обращаться не желал. Он шел прямо в капитанскую рубку и спрашивал:
– Правильным курсом идем?
– Так точно! – отвечал капитан. Капитан обладал чувством юмора.
– Молодцы! – хвалил генерал, смотрел на компас и уходил прогуливаться по палубе. Там он следил за порядком. Матросы быстро его запомнили и прятались за кнехты и различные мачты. Но генерал находил их и учинял малый разнос за непорядки. Туристам тоже доставалось.
Даже море побаивалось Михаила Ильича. Оно вежливо плескалось о борт «Ивана Грозного», стараясь не напоминать о себе. Морю было трудно не напоминать о себе, потому что, кроме него, ничего вокруг не было. Генерал смотрел на море требовательно и время от времени его фотографировал в порядке поощрения.
Лисоцкий с генералом подружился. Хотя был только капитаном запаса. Они ходили по палубе вместе. Генерал говорил, глядя вперед, и вспоминал боевую молодость. Лисоцкому эта привязанность чуть не стоила жизни. Но несколько позже.
Как-то незаметно мы пересекли Черное море и приблизились к Турции.
Босфор – Средиземное море
Генерал пришел в каюту с биноклем на груди. Бинокль он отобрал у капитана.
– Бос-фор! – произнес он тоном воинской команды.
Спросонья я вскочил с койки и вытянул руки по швам. Михаил Ильич повернулся через левое плечо и потопал на палубу. Лисоцкий потрусил за ним. Черемухина в каюте не было. Он уже вторые сутки сидел в коктейль-баре и тянул через соломинку что-то прозрачное разных цветов. Видимо, тренировался для дипломатических раутов.
Я вышел на палубу. Туристы стояли у борта плотными рядами и глазели на берега Босфора. Слева был Стамбул, справа Константинополь. Кажется, именно так, но не ручаюсь. Минареты торчали из города, как пестики и тычинки. Верхушки минаретов были глазированы наподобие ромовых баб. Турки размахивали рукавами халатов и кричали что-то по-турецки. Туристы с удовольствием фотографировали незнакомых турок. Генерал строго смотрел в бинокль на Константинополь.
– Условия рельефа благоприятны для высадки десанта, – сказал он Лисоцкому. Тот кивнул с пониманием. Тоже мне, десантник!