Дитя магии

— Что-то не припомню, — испуганно промямлил он.

— Ничего, сейчас живо вспомнишь! Покажи-ка свое кольцо.

— Какое еще кольцо? — снова прикинулся чайником хаши. — У меня их много. — И протянул мне руки, сплошь унизанные кольцами.

Я свирепо посмотрела на проходимца, поигрывая кинжалами.

— Ах, то кольцо! — «вспомнил» он. — Так бы сразу и сказали.

При одном взгляде на колдовскую вещь мой разум подернулся дымкой, а многоженец довольно заулыбался. И это вернуло мне память. Нет, бить его или отрезать то, что сначала хотелось, я не буду — свидетелей слишком много. К тому же я придумала кое-что получше.

— Такой замечательной вещице нельзя без хозяина. — И, взяв кольцо, я ловко надела украшение на руку хаши.

Тот, разом присмирев и перестав подло улыбаться, распластался у моих ног.

— Что будет угодно госпоже? — поедая меня полными восторга глазами, тихо проблеял он.

Ну и мразь.

— Возвращайся к себе домой, сними подобные кольца со всех, кого уже успел охомутать и проваливай из города ко всем чертям, — велела я.

— Слушаю и повинуюсь! — И бывший хаши поспешно растворился в толпе, а я с чувством исполненного долга, вернулась к ифриту.

— Браво, Лекс, — заметил хранитель. — Никогда бы не подумал, что ты способна на такой поступок.

Подбоченясь, я встала в позу:

— Это еще почему?

— Потому что ты — эгоистка до мозга костей, — любезно пояснил он. — Я до последнего думал, что ты ему все-таки что-то там отрежешь или просто сильно поколотишь.

— Угу, — усмехнулась я. — Чтобы меня потом изгнали из Аджита за то, что я бросаюсь с кулаками на ни в чем не повинных мирных жителей? Нет уж, спасибо! Хотя, если бы я полцикла назад его поколотила, меня бы поняли — свидетелей было предостаточно.

— Я же говорю — эгоистка, — кивнул джинн. — И действуешь исключительно по своим принципам.

Я пожала плечами.

— Эгоизм присущ всем живым существам, — философски ответила я. — Неэгоистичный человек, по-моему, не может считаться полноценной личностью, потому что будет распылять себя лишь на окружающих, совершенно забудет о себе, любимом, и, оставшись в гордом одиночестве, уже не сможет жить только собой.

— Чего ты, конечно, всеми силами будешь избегать, — пробормотал мой хранитель.

— Ясен пень, — фыркнула я.

Дома, пока мы растаскивали покупки по местам, ифрит вознамерился начать учить меня готовить, однако я от столь неприятной перспективы быстро отвертелась.

— Не буду, — упрямилась я. — Пока не начался дождь и дома есть, что есть, — не буду!

— Не вредничай! — поучал меня он. — Ведь рано или поздно — все равно готовить придется!

— Вот я и подожду, пока будет поздно! — бурчала я. — И вообще — зачем готовить мне, когда есть ты?

— Ага, обрадовалась! — возмутился джинн. — Меня к тебе хранителем приставили, а не личным поваром! И в условия моего договора ежедневная готовка не входила!

— Но ведь ты же — хранитель, — попыталась надавить на него я, — Тебе положено меня хранить! А для того чтобы я хорошо сохранилась — меня надо хорошо кормить!

— Не дождешься, — объявил он. — Мне и того хватает, что ты меня вечно не по назначению используешь! То как бездонную сумку, то, как портного, то, как утешителя перепуганных принцесс… Все, с меня хватит! А будешь дальше донимать — уйду в бессрочный отпуск и выкручивайся дальше сама, как тебе нравится!

Предъявив сей ультиматум, ифрит с надутым видом удалился в свою лампу, откуда мне удалось его выкурить только через три дня.

— Вылазь, ну не дуйся, — ласково упрашивала я.

— И не подумаю! — бурчал из лампы обиженный голос хранителя. — У меня отпуск!

Я тяжело вздохнула и посмотрела в окно. На улице буйствовала гроза. Начался обещанный сезон дождей, и уже двое суток вода с небес лила и днем и ночью без остановки. Засыпая под звон капель, я просыпалась под шорох струй, и очень скоро пространство вокруг меня сузилось до тесного мира моего дома и возникло стойкое впечатление, что за стеной дождя больше и нет ничего, кроме пустоты.

Раздался резкий удар грома. Я невольно сжалась. Не то чтобы я боялась грозы, просто с ней меня связывали не слишком приятные воспоминания о том, как я удирала из дома — когда природа вокруг оживала и силилась вернуть беглянку назад. Полыхнула молния. Я вздрогнула. Ненавижу в такую погоду сидеть в комнате в гордом одиночестве, наедине со спящим айсом, разобиженным в пух и прах хранителем и собственными, довольно мрачными мыслями. Хоть на улицу иди, честное слово…

— Тебе что, жить надоело? — возмутился из лампы джинн. — Простыть хочешь? Имей в виду, я за тобой больной ухаживать не намерен!

— Ну и не надо! — буркнула я. — Вот подожди, простыну, заболею, умру — а виноват будешь ты! Не уберег!

— Это подло! — аж высунулся из лампы он.

— Знаю, — охотно согласилась я.

— Чего тебе от меня надо, чудовище? — вздохнул ифрит.

— Пойдем чего-нибудь поесть приготовим, а?

— Дожили! — подняв глаза к потолку, торжественно провозгласил мой хранитель. — Ты сама захотела в кои-то веки что-то приготовить!.. Слов нет, одни эмоции!..

— Будешь издеваться!..

— Все, все, понял, не буду!

— То-то же.

Мы спустились на кухню и, увидев, что там творится, отложили наши далеко идущие планы на неопределенный срок.

— Черт, опять вода течет!

Под дверью, которая соединяла кухню и веранду, была довольно большая щель, но обнаружилась она лишь тогда, когда начались дожди. С тех пор я только и делала, что днем меняла там тряпки, а, засыпая по ночам, молилась Святым богам, дабы мой домик к утру не затопило.

Мы дружно засуетились вокруг просочившейся воды. Я вытаскивала тряпки из проклятой щели, ифрит отжимал в тазик воду, а айс оперативно их сушил и снова передавал мне.

— Вот и получай от правителей подарки за спасение любимого ребенка, — ворчал джинн, — А потом майся с ними до конца сезона дождей…

— Как ты сам говоришь — зато есть чем заняться, — передразнила его я, подтыкая под дверь последнюю тряпку.

— По ночам особенно, — проворчал он.

— Можно подумать, ты тут все ночи трудишься, — фыркнула я.

— А кто же еще? — обиделся хранитель. — Кабы не я — вас бы тут уже давно затопило!

Я уставилась на него, а ифрит вдруг покраснел как маков цвет, отчего его кожа приобрела темно-бордовый оттенок.