Дитя пламени

— Ваше высочество!

— Принц Санглант!

Он узнал в них людей капитана Фалька, которые, очевидно, прислуживали за столами или стояли в почетном карауле у дверей залы. Подошел Хериберт, с трудом пробравшись через плотное кольцо просителей, толпившихся у королевского стола, встал перед принцем на колено и поцеловал руку Сангланта.

— Санглант! — торжественно произнес он, задыхаясь, будто пробежал не одну милю. — Милорд принц! Я боялся…

— Нет, мой друг, — ответил Санглант, — никогда ничего не бойся. Прошу тебя, поднимись с колен и встань рядом со мной.

— Хорошо, — сказал молодой клирик, слегка пошатываясь и поднимаясь на ноги.

— Кто эти люди, что вышли вперед? — спросил Генрих. — Разве брат Хериберт не служит Теофану?

Принцесса Теофану продолжала крепко сжимать свой кубок. Старый Гельмут Виллам, сидящий рядом с ней, наклонился и зашептал что-то принцессе, но она совершенно не слушала его. Она едва заметно кивнула Сангланту и опустила на стол кубок с вином.

— Это моя свита, ваше величество, — наконец произнес Санглант. — Эти люди присягнули мне на верность.

— Разве не я обеспечивал их? — вкрадчиво спросил король. — Я не знал, что у тебя есть земли и необходимые средства, чтобы содержать свиту, сын. Ты презрел то, чем я хотел тебя вознаградить. Я даже не вижу у тебя на шее золотого ожерелья, свидетельствующего о том, что ты мой сын.

Но у Сангланта было свое собственное оружие, и он знал, как противостоять королю. Принц отошел в сторону, открывая взорам Генриха свою мать.

Она стояла в брызгах света, проникающего через верхние окна. От света волосы ее, блестящие и заплетенные в плотную косу, толстую, как ее запястье, приобрели бронзовый оттенок. Она раскатала рукава туники Лиат и закрепила ее поясом, как обычно, вокруг бедер, но, несмотря даже на длину материи, выступающей из-под пояса, вышитый край туники все же окутывал ее лодыжки. Она выглядела превосходно в своем одеянии, но от нее исходил огонь неизвестности, она была здесь чужая, словно леопард, промелькнувший среди стада огромных зубров.

— Алия! — Генрих заметно побледнел, но слишком много лет он был королем, чтобы не знать, когда пришло время отступить. Каменная маска обрушилась на его лицо, и тут же в зале замерло все веселье, будто по волшебству. В звенящей тишине залы заблеяла коза. Казалось, никто не заметил, как затрепетали полы одежды и накидки сидящих за столом знатных людей, подхваченные порывом ветра, когда Джерна, паря над ними, осматривала залу.

Наконец заговорила Алия.

— Я вернулась, Генри, — сказала она, произнося его имя на салийский манер, — но мне кажется, ты не заботился о ребенке так, как обещал мне.

ИЗГИБ ПОЯСА

1

Семена конфликтов и противоречий взрастают в такое неожиданное время, что иногда легко позабыть, что посажены они были задолго до этого, но не сразу взошли на благодатной почве. Росвита из Норт-Марка долгие двадцать лет была клириком и советником короля при дворе. Она прекрасно знала, когда необходимо отступить в сторону и позволить событиям и делам плыть по течению, а когда нужно вмешаться и не допустить того, чтобы все вышло из-под контроля.

Несмотря на то что король Генрих стоял, все остальные присутствовавшие сидели, в изумлении наблюдая за схваткой, развернувшейся перед ними. Даже коварный Гельмут Виллам, сидящий слева от нее за королевским столом, казалось, был оглушен и замер недвижим, приоткрыв рот и крепко сжимая кубок с вином, который только что поставила на стол принцесса Теофану.

Росвита жестом обратилась к брату Фортунатусу, попросив его отодвинуть назад ее кресло, чтобы она тоже могла подняться. Он тут же поспешил к ней, хотя, подобно всем собравшимся в зале, едва ли мог отвести взгляд от отца и сына, борьба между которыми должна была развернуться на этой сцене, но он был многому обучен самой Росвитой. Она терпеливо относилась к особенностям черт характеров клириков, которые служили ей, но быть невнимательным не допускалось.

— Это та женщина, о которой мы так много слышали! — прошептал он ей на ухо, когда она поднялась, — Господи, спаси нас!

Взгляд его был прикован к женщине Аои. Брат Фортунатус был не единственным человеком в зале, неотрывно смотрящим на нее. Черты ее лица поражали воображение, но она не была красива, и несмотря на то, что волосы ее блестели подобно отполированной бронзе, она носила их заплетенными, отчего выглядела скорее странно, чем по-королевски. Взгляд ее был свирепый и властный, даже воинственный, Алия не боялась смотреть Генриху прямо в глаза, и по ее гордой осанке можно было понять, что именно себя она считает правителем, а Генриха своим подданным.

— Я вернулась, Генри, — сказала она, повторив его имя на салийский манер, с непроизносимой «г» и искажая «ри», — но мне кажется, ты не заботился о ребенке так, как обещал мне.

— Прошу вас, ваше величество, — мягко обратилась к нему Росвита, слова ее ясно прозвучали в ошеломляющей тишине, наступившей вслед за этим возмутительным обвинением, — позвольте слугам принести кресла, так чтобы наши гости могли присесть и отведать приготовленной пищи. Должно быть, они долгое время были в пути, а предложить еду и кубок доброго вина всегда считалось гостеприимным жестом по отношению к усталым путникам. Позвольте мне предложить свое кресло матери принца Сангланта, и я сама прислужу ей.

Генрих неотрывно смотрел на чужестранку, которую он когда-то называл «любимой» и на которой непременно женился бы, если бы ему позволили. Наконец поднялась королева Адельхейд и холодно указала на место Росвиты справа от Гельмута Виллама. В действительности это не было правом Адельхейд, но юная королева не была глупа или несдержанна.

— Принесите кресло для принца Сангланта, чтобы он мог сесть рядом со мной, — произнесла она своим высоким, чистым голосом. — Окажите достойный прием матери принца, это ее право и наша обязанность за ее бесценный дар — за ребенка, которого она подарила моему супругу, имеющему законное право быть правителем в Вендаре и Варре.

Санглант выступил вперед.

— У меня есть ребенок. — Голос его был хриплым, словно принц простудился, но так он звучал всегда. Несколько лет назад Санглант был тяжело ранен в битве в самое горло.

Он снял со спины перевязь, раскрыл льняную ткань и мгновение спустя уже держал на руках годовалого ребенка, настолько очаровательного, что Росвита не видела таких прежде, с пухлыми щечками, смуглой кожей и зелеными глазами.

— Па-па! — звонко сказала она властным тоном, каким обычно говорят дети. Санглант опустил ее на землю, и она сделала несколько неуверенных шагов в сторону короля, покачнулась и, потеряв равновесие, села на пол. Подняв ручку, она показала на Генриха и ликующе произнесла:

— Ба! Ба!

Санглант поднял ее, шагнул вперед и, перегнувшись через праздничный стол, передал малышку на руки Генриху.

Король не возражал. Большинство годовалых детей пронзительно закричали бы от страха, но малышка, как только оказалась на руках у короля, схватила Генриха за бороду и принялась дергать ее в разные стороны.

— Ба! — восторженно воскликнула она.

— Фокусники! — хрипло сказал Генрих. Он сел за стол и залпом осушил стоявший перед ним кубок с вином, пока малышка пыталась взобраться к нему на плечо и снять с головы блестящий венец из золота — не королевскую корону, слишком тяжелую и официальную, чтобы одевать ее на праздник, а небольшую корону, тонкую полоску из золота, больше подходящую для обычных приемов.