Дитя Всех святых. Цикламор

В конце концов, Карл VII рассудил, что довольно ломал комедию. 10 декабря к договору была приложена печать с лилиями, и коннетабль де Ришмон тотчас же отбыл в Аррас. Анн сопровождал его с вполне понятным волнением. Мышонок вез в дорожной суме венец Дианы и сидящего на плече Зефирина, которому предстояло, наконец, вновь обрести свою хозяйку.

Церемония прощения, окончательно скреплявшая Аррасский договор, состоялась в соборе Сен-Ваас в понедельник, 12 декабря 1435 года. Жан Тюдер, парижский старшина, огласил заявление короля и бросился к ногам герцога Бургундского, вопия о прощении за убийство Иоанна Бесстрашного от имени короля Франции. Филипп Добрый поднял его и поклялся на Евангелии соблюдать мир.

Затем все вышли под трезвон колоколов, зазвонивших во всю мочь. В городе было черно от народа, и восторг царил неописуемый.

Анн остался на паперти вместе с Мышонком. Со времени своего приезда он не видел Диану и не был чересчур удивлен этим. Она написала ему, что хочет появиться перед ним только в день бракосочетания, которое состоится сразу же после официальной церемонии.

Так что Анн ждал на ступенях собора, в доспехах, с новым гербом Вивре на груди, который он сподобился носить первым в роду: поле, раскроенное на «пасти и песок», с золотым цикламором. На Мышонке было красно-черное платье, и сокол сидел на его плече.

Церковь, наконец, опустела, и толпа с ликующими криками потекла по улицам. Кардинал Кипрский, окруженный прочими священнослужителями, тоже ожидал, поскольку именно ему предстояло совершить обряд бракосочетания между французом и бургундкой – первый за столькие годы.

Диана де Куланж была, конечно же, в черном и белом! Анн сразу заметил ее на опустевшей площади. Она шла быстрым шагом и вскоре оказалась перед ним. И Анн вновь с восхищением залюбовался изящным очерком ее скул и голубыми, вечно смеющимися глазами.

Мышонок передал Анну диадему, и тот возложил ее на темные волосы возлюбленной. Диана тихонько вскрикнула при виде такого чуда. Хотела сказать что-то, но тут приблизился кардинал, и церемония началась.

Ритуалы венчания в то время были весьма различны, и тот, что избрал кардинал Кипрский, ничем не напоминал обряд, некогда свершенный в Нанте. Анн испытал от этого сильнейшее облегчение.

Собственно, церемония состоялась не внутри церкви, а снаружи, под сводом портала, прозванного «брачным», потому что один из украшавших его горельефов изображал брак в Кане Галилейской. По просьбе прелата Анн и Диана обменялись «даром тела». Будущий супруг, стоящий справа от него, и будущая супруга, стоящая слева, произнесли по очереди:

– Ego do corpus meum.

– Recipio.

Кардинал благословил их, простирая над ними свою епитрахиль.

– Et ego conj ugo vos… [27]

Затем Анн и Диана де Вивре обменялись кольцами и после этого прошествовали в церковь, чтобы присутствовать на особой мессе.

Время от времени Анн поворачивался к Диане – отныне и до века своей жене. Когда волнение улеглось, она вновь стала прежней: заразительно веселой, полной жизни. Ее глаза искрились, она даже кусала себе губы, чтобы не засмеяться от радости. Когда кардинал поворачивался к алтарю, она порой прикасалась к своему венцу, словно не веря случившемуся чуду.

27

Дарую тебе свое тело. Принимаю. А я соединяю вас… (лат.) (Прим. перев.)

Дивная Диана! Их венчание казалось Анну заодно и коронацией богини.

Мышонок приготовил им сюрприз. Когда было сказано последнее слово мессы, он вдруг выпустил Зефирина прямо в соборе. Растерявшийся сокол стал выписывать круги над кардиналом, а тот, удивленный и напуганный, призвал на подмогу певчих. Тут уж молодожены не смогли сдержаться, и, несмотря на волнение и торжественность обстановки, оба залились веселым смехом.

Глава 17 БАШНИ БАСТИЛИИ

Женившись на Диане, которая унаследовала титул своего покойного брата, Анн стал сеньором де Куланжем. Отныне он звался сир де Вивре, де Куланж и де Невиль. Его титул был одновременно французским, бургундским и бретонским и символизировал единение королевства.

По этой причине на пиру, состоявшемся сразу же после подписания Аррасского договора, на новобрачного посыпались всевозможные почести. Вместе со своей молодой супругой Анн был живым воплощением мира. Обоих чествовали наперебой – как французы, так и бургундцы. И когда в конце трапезы Филипп Добрый поднял свой кубок за крестника Бастарда Орлеанского, у каждого из присутствовавших создалось ощущение, что он переживает великий миг.

Сразу после свадьбы Анн и Диана де Вивре решили поехать в Куланж, а не в Вивре. Первые дни своего супружества они хотели провести там, где впервые познали друг друга. Перед отъездом они написали Франсуа, сообщая ему о своей свадьбе и счастливых политических событиях. Новобрачные обещали повидать старика, как только смогут приехать.

Когда они пустились в путь, стояла морозная и ясная декабрьская погода. Они ехали бок о бок, оба в зимних плащах. У Дианы на распущенных волосах красовался венец. Она не хотела с ним расставаться во время поездки.

В их брачную ночь, когда они разделись, она с огромной радостью обнаружила, что Анн избавился, наконец, от своей серой шерстяной повязки. Тогда Диана возложила себе на волосы диадему; такой и предстала она перед супругом – обнаженной и увенчанной.

Филипп Мышонок с ними не поехал. Накануне, на пиру, герцог Бургундский сообщил своему крестнику о событиях в Сомбреноме. Незадолго до суда тамошние крестьяне взбунтовались, перебили гарнизон и разграбили замок. Зачинщики арестованы, им грозит петля. Поразительное дело! Именно теперь, когда стражники были мертвы, а господа осуждены заочно, только несчастным крестьянам предстояло отвечать перед судом…

Мышонок попросил Филиппа Доброго взять его в Дижон, чтобы защищать их. Его крестный согласился, и юноша отбыл вместе с герцогской свитой.

Поскольку в этих обстоятельствах присутствие Зефирина было бы неуместно, Мышонок вернул сокола Диане, и птица вновь заняла привычное место на плече хозяйки. Анн порадовался этому обстоятельству. Зефирин был первым свидетелем их встречи, и было бы в порядке вещей, чтобы сокол разделил с молодыми супругами и начало их совместной жизни.

Проезжая через свою сеньорию, Анн и Диана были встречены с неописуемым восторгом. Для крестьян этот француз, бывший пленник, ставший их новым сеньором, сделался живым доказательством окончания гражданской распри. А скоро и война завершится, и англичане уйдут.

***

Не менее пылкой оказалась и встреча в замке. Каждое возвращение Дианы домой всегда было праздником для Куланжа, но когда ее увидели в обществе супруга, настал момент большого волнения. Одилон Легри, бывший тюремщик Анна, не мог сдержать слез.

Анн и Диана решили поселиться в донжоне. Именно Диане пришло это в голову, и Анн охотно согласился с нею. Ему было совершенно необходимо очистить это место, изгнать из него ужасные образы: долгая, чуть не закончившаяся смертью болезнь после неудавшегося побега; вторжение Лилит среди ночи с трупом Эсташа де Куланжа, ее угроза съесть его сердце… И Мышонок, словно чертик, выскочивший из камина.