Дитя Всех святых. Перстень со львом

Так прошел год. Проводя ночь и утро в замке, а дни на берегу моря, Франсуа вел жизнь одновременно упорядоченную и совершенно сказочную. И так шло, пока не настал март 1353 года.

В тот день, как и во все предыдущие, Маргаритка находилась на пляже. Но она не собирала ракушки, потому что был прилив. Повернувшись спиной к берегу, она пела русалочью песню, и в первый раз мелодию сопровождали слова. Франсуа подошел поближе. Маргаритка не обернулась, продолжая напевать, и он услышал:

Отлив мне рыцаря принес,

Прилив уносит прочь.

Кому поведать горе мне,

Кроме ракушек морских?

Мелодия была грустная, слова — тоже, но Маргаритка напевала весело, и от этого у Франсуа вдруг защемило сердце. Он бросился к ней и с такой силой схватил за плечи, что чуть не опрокинул.

— Что случилось?

— Ничего, рыцарь.

«Рыцарь»… Она назвала его «рыцарь» лишь один-единственный раз, самый первый, когда они повстречались; потом она его вообще никак не называла. У Франсуа появилось предчувствие, что замыкается какой-то круг.

— Маргаритка, что все это значит?

Маргаритка проворно поднялась. Она широко улыбнулась, блеснув зубами.

— Я жду ребенка.

Снова у Франсуа пресеклось дыхание. Он последовательно испытал все возможные чувства и, наконец, воскликнул:

— Но это же чудесно!

— Я назову ее Флорой. Это принесет ей счастье.

— А если будет мальчик?

— Это будет девочка, и я назову ее Флорой.

— Маргаритка, почему ты поминала какого-то рыцаря, Который уходит?

— Потому что мы должны расстаться.

— Расстаться? Ты с ума сошла! Ты будешь дамой де Вивре. А потом, после Флоры, у нас будет еще мальчик, который тоже станет рыцарем…

— Нам надо расстаться, рыцарь.

— Никогда!

Но Франсуа мог сколько угодно кричать, приказывать, умолять. Маргаритка оставалась непреклонной. Она ласково смотрела на него, качая головой. Ее лобик озабоченно морщился, но при этом она была соблазнительна, как и всегда. Она улыбалась. И повторяла беспрестанно:

— Надо расстаться…

Исчерпав все прочие доводы, Франсуа вскочил на коня.

— Я еду повидаться с дядей. Я только скажу ему, что женюсь на тебе, и сразу же вернусь за тобой.

Маргаритка не ответила. Франсуа пустил Востока в галоп, но все-таки успел услышать, как она снова затянула свою песенку.

Его появление в замке в непривычный час вызвало некоторый переполох. Ангерран был предупрежден и вышел навстречу. Франсуа объявил ему торжественно:

— Мне нужно поговорить с вами один на один!

Они направились в зал доспехов, музыки и книг. Франсуа все рассказал, а Ангерран внимательно выслушал. Он подождал, пока его племянник закончит, и изрек свой приговор, словно беспристрастный судья:

— Чтобы жениться, требуется согласие обоих, а она не хочет.

— Я сам не понимаю почему, но я ее заставлю!

— Нет, не заставишь. Она поступает так из любви к тебе, потому что знает, что тебя ждет другая жизнь. Но я о ней позабочусь. Подыщу ей богатую партию.

Готовый разрыдаться, Франсуа попробовал спорить:

— Но разве вы сами не полюбили Флору, дочку кузнеца, и не женились на ней?

Ангерран положил руку на плечо своего крестника.

— Флора была согласна, а Маргаритка — нет. Что делать, такова первая боль мужчины. Прими ее с мужеством.

Франсуа с силой вырвался и выскочил вон. Во дворе, где солдаты упражнялись с секирой, Франсуа толкнул одного из них, завладел его оружием, потом вскочил на Востока. Миг спустя он уже галопом промчался через замок с поднятой секирой. Можно было подумать, что это летит какой-то рассвирепевший демон. Стражники и слуги крестились, глядя ему вслед.

Франсуа повернул на юг. Он намеревался убедить Маргаритку уехать с ним. Они бы спрятались в самой глубокой чаще леса. Они жили бы там подобно дикарям, и, как бы Ангерран ни старался, ему их не найти! Они вернутся лишь после рождения ребенка, и тогда их просто обязаны будут поженить…

Когда он добрался до пляжа, море отступало. Русалочий камень и статуя юноши еще наполовину скрывались под водой. Франсуа искал повсюду, но Маргаритки нигде не было. Начало отлива было самым лучшим временем для сбора раковин, и она его никогда не пропускала. Франсуа закричал:

— Маргаритка!

Ему ответил лишь приглушенный шум волн. Казалось, они что-то знают и перешептываются об этом между собой. Юношу охватила тоска, но он не желал поддаваться ей. Хижина… Маргаритка наверняка должна быть там! А если ее там нет, он подождет…

Никогда еще он не был так стремителен. Он с такой скоростью погнал коня на спуск, что тот чуть не сломал ногу. Наконец, пробежав, как угорелый, по настилу мостков, юноша ворвался в лачугу.

Никого! Исчезло все: обе циновки, котел, жалкая кухонная утварь… Даже камней, служивших очагом, больше не было. По полу бегали крабы, чайки гонялись за ними с невыносимым гвалтом. Франсуа отступил, оглушенный, побежденный. И опять сел на своего Востока.

Он ехал прочь, ничего не соображая. Маргаритка ушла навсегда. Куда? Это уже неважно. Она оборвала последнюю нить, которая могла бы привести его к ней. Она его не захотела. Даже если бы он случайно нашел ее, это ничего бы не изменило. Он ничего не смог бы поделать с ее окончательным решением.

Его охватило бешенство. Неужели он теперь возвратится в Куссон? Франсуа неистово затряс головой. Никогда! Нет, никогда он туда не вернется. Никогда больше дядя его не увидит! Потому что он так решил: он уйдет как можно дальше, куда глаза глядят, и будет странствовать по свету. Странствующий рыцарь — вот кем он станет, пусть даже он еще и не рыцарь…

Спустя какое-то время Франсуа оказался на развилке дорог, одна из которых вела к замку. Восток по привычке свернул на нее. Да и сам Франсуа по привычке не сразу это заметил. А, заметив, с такой силой дернул поводья, что конь, поранив губы об удила, взвился на дыбы.

Франсуа вернулся по своим следам к развилке и выбрал северное направление, в сторону Ренна, прочь от дома Маргаритки. Итак, Франсуа выбрал путь неизведанного, путь приключений. И только тогда он заплакал.

Он плакал так, как никогда прежде, — навзрыд, всем телом, сотрясаемый долгими всхлипами и судорожными вздрагиваниями. И в то же время он пел русалочью песню, но ее разорванные слова вперемешку со слезами были почти неразличимы.

Отлив мне рыцаря принес,Прилив уносит прочь.Кому поведать горе мне,Кроме ракушек морских?