Дитя Всех святых. Перстень со львом
Шрифт:
— Не надо бы вам выходить после тушения огней. Подумайте о грабителях!
Жан бросил на стол двадцать денье.
— Те, что снаружи, тебе и в подметки не годятся!
На этих словах они ушли. Едва успев сделать по Скобяной улице несколько шагов, они услышали музыку: кто-то играл на гитаре, двигаясь им навстречу.
Франсуа удивился:
— Что это такое? Свадьба? Припозднившиеся гуляки?
Жан издал короткий смешок.
— Нет, это стражники. Ночной дозор.
Франсуа ничего не понял. Жан объяснил, не переставая смеяться:
— Патрульных слишком мало. И больше всего они боятся наткнуться на кого не надо. Нежелательные встречи им совсем ни к чему. Вот они и прихватывают с собой
И Жан принялся горланить:
Time, fuge scolasticorum turbam!Time, fuge, si salvam vis vitam! [36]Результат не заставил себя ждать: музыка перестала приближаться, а к гитаре присоединился барабан. Жан от души расхохотался и потащил своих спутников в боковую улочку, где снова торжествующе проорал свою песню. И здесь эффект был незамедлительным: открылось какое-то окно, и певца окатили с головы до ног. К великому своему неудовольствию, он установил, что не все то было жидкостью. Теперь настал черед Франсуа и Туссена разразиться смехом. Не дожидаясь следующего ливня, вся троица благоразумно дала деру.
36
Спасайся, беги толпы студентов; спасайся, если хочешь сохранить жизнь! (лат.)
Они шатались уже некоторое время, когда услышали позади себя какие-то шаги. Обернувшись, никого не увидели. Франсуа спросил у брата:
— Студенты?
— Поглядим…
И Жан бросил в темноту несколько фраз на латыни. Но не получил никакого ответа. Напротив, шаги ускорились.
— Если нет музыки и если не понимают по-латыни, значит, это воры. Предлагаю самое разумное решение: спасаться бегством.
И они припустили во весь дух. Их преследователи сделали то же самое. Впрочем, далеко они не убежали. На следующем же перекрестке из темноты выскочили три человека и преградили беглецам путь. Грабителей было шестеро, каждый вооружен мясницким ножом, а у одного имелся фонарь. Главарь — бородатый великан — сделал шаг им навстречу и зловеще усмехнулся.
— Сивобородый вас приветствует, господа хорошие! Что предпочитаете ему отдать: кошелек или жизнь?
Франсуа хотел было возмутиться, но Жан успокоил его одним жестом.
— Брось! Яблоня для того и существует, чтобы приносить яблоки, ученик — чтоб учиться, а вор — чтобы воровать. Грабя нас, мессир Сивобородый сообразуется с мировым законом и волей Создателя. Вот мой кошелек!
Сивобородый восхищенно покачал головой.
— Вот это сказано так сказано, мессир. Хоть от вас и несет мочой да дерьмом, зато сразу видать, что вы человек ученый. Не забудем также про украшения и прочие безделушки. Вот этот шелковый платочек, например. Хоть он и грязный, но на диво хорош. Э, да я вижу, у вас и под ним кое-что найдется!
Сивобородый сорвал у Жана с шеи фиолетовый платок и нащупал золотую буллу под камзолом. Жан закричал:
— Не тронь это!
— Ну, ну, мессир! Куда же подевалась вся ваша философия?
Двое из воров приблизились к Жану и замахнулись ножами. Франсуа понял, что пора действовать. На него внимания не обращали, миг был самый подходящий. Он стремительно наклонился, обеими руками схватил за щиколотки того, кто топтался напротив, невероятным усилием оторвал его от земли и крутанул в воздухе над головой, выкрикнув:
— Мой лев!
Разбойники ничего не успели сделать. А Франсуа, пользуясь своей жертвой как боевым
цепом, ударил Сивобородого. Две головы столкнулись с глухим стуком. За это время Туссен успел подобрать нож, выпавший у жертвы Франсуа, и вогнать его по рукоятку в сердце ближайшему из бандитов. Трое остальных, в том числе и тот, что был с фонарем, сбежали, не прося добавки. Франсуа послал им вдогонку свой победный клич:— Мой лев!
К нему подошел Жан.
— Спасибо! Признаю, что и физическая сила бывает на что-то полезна.
Франсуа перевел дух.
— В любом случае я не позволил бы им отобрать у меня перстень со львом. Но и ты, выходит, дорожишь этим шариком больше жизни?
Жан не ответил. Воры исчезли. Трое гуляк остались в полнейшей темноте: луны не было, а их собственный фонарь разбился во время схватки. Жан растерянно спросил:
— Что теперь будем делать? Мне ни за что не отыскать обратную дорогу.
Вместе с темнотой к Франсуа вернулись и недавние воспоминания. Он вспомнил Хертфорд и лабиринт, спускающийся к Ли.
— Я могу вывести вас к Сене.
— Каким это образом? Ты же не знаешь Парижа!
— Надо все время двигаться под уклон. Давайте держать друг друга за плечи.
Как и в тот, первый раз, Франсуа показал себя безошибочным проводником, и они вскоре вышли к набережной. Но на сей раз обнаружилось и непредвиденное обстоятельство. Франсуа первым его учуял.
— Ров Пюнье!
Все трое остановились и стали держать совет, в то время как запах гниения окутывал их все сильнее. Ров Пюнье тянулся как раз поперек набережной и преграждал им путь. Мысль о том, чтобы свалиться в эту зловонную могилу и сгнить там заживо, им ничуть не улыбалась. И тут они услышали звук приближающегося колокольчика. Жан воскликнул:
— Спасены! Это звонарь по усопшим!
Тот не замедлил появиться в свете фонаря, который нес с собой. Одет он был в черную ризу, украшенную черепом, перекрещенными костями и серебряными слезами. Через каждые двадцать-тридцать шагов он взмахивал своим колокольчиком и кричал:
Люди спящие, проснитесь!
За навек усопших молитесь!
Франсуа приблизился к нему.
— Один денье, если отведете нас на улицу Глатиньи.
Звонарь оказался маленьким ворчливым старикашкой.
— Никогда не хожу в те места!
— Ну, ну… Какая вам разница, где звонить… Почему бы и не на улице Глатиньи?
— Оставьте меня! Дайте пройти!
Вмешался Туссен:
— Мы только что повстречали грабителей и быстренько отправили их к твоим усопшим. Давай веди, не то отберем твой фонарь. Тебя для этого и оглушать не придется!
Ворча, звонарь по усопшим тронулся в путь. Так они миновали ров Пюнье и перешли Сену по мосткам Мильбрэй. Без света они наверняка распрощались бы здесь с жизнью. Наконец, добравшись до Сите, звонарь свернул налево, и все четверо оказались на улице Глатиньи. Франсуа дал старику обещанный денье. Тот пробормотал что-то невнятное и повернул обратно. До них в последний раз донесся звон его колокольчика и мрачный призыв:
Люди спящие, проснитесь!
За навек усопших молитесь!
Потом они постучались в дверь заведения мадам Гильеметты.
Им устроили торжественную встречу. Бандерша была окружена всеми своими девицами, и они поджидали их, видимо, уже давно.
— Сейчас так неспокойно! Мы уже опасались, не случилось ли с вами какое несчастье.
Жилетта Берсийка бросилась в объятия Франсуа, словно животное, нашедшее, наконец, своего хозяина. И тут же ахнула: один из его рукавов был разорван, а лоб перечеркивала красная ссадина. Без сомнения, это Сивобородый чиркнул ножом, а Франсуа даже не заметил.