Диверсант. Дилогия

Выходить решили по мере готовности. А партизанам собраться – только подпоясаться.

Сергуня переоделся в немецкую форму и держался поблизости от Саши. Заминка вышла со снарядами к гаубице. Были они раздельного заряжания – то есть без гильз и порохового заряда, но и в таком виде каждый снаряд весил без упаковки больше сорока килограммов. Сначала думали нести их в ящиках, по два человека. Но так неудобно передвигаться по лесу, и потому остановились на мешках. Каждый снаряд уложили в мешок, соорудили лямки из верёвок – за углы и горловину, и договорились нести по очереди. С собой взяли все запасы патронов – всё‑таки предстояла перестрелка. Вышли в путь. Впереди, в ста метрах от основной группы шёл дозорный. Не было только бокового охранения. Часа через полтора хода Саша забеспокоился и обратился к командиру:

– Василий Захарович, а где дрезина?

– А мы её поближе подвезли на подводе. Не ехать же вам на ней весь путь, только немцев насторожите. Всё равно в ночь операцию начинать не будем. Переночуем, с утра позиции займём, а дальше – уже от вас двоих зависит.

Ночевали в лесу – и для партизан, и для Саши это было делом привычным. Утром перекусили ещё затемно.

Настал день, а операция, можно сказать, срывалась из‑за неучтённой мелочи – тумана. Ничего необычного: местность сырая, болотистая, вот по утрам туман и стоит.

Корж выделил четверых партизан.

– Они помогут дрезину на рельсы поставить.

Кроме этой четвёрки оставались двое со снарядами в мешках. Ещё мешок с десятком гранат получил Сергуня, и отряд ушёл к мосту, скрывшись в тумане.

Только к десяти часам утра туман рассеялся, и показалось солнце. По железной дороге прогромыхал поезд.

– Минёр, дрезину не пора ставить?

– Подождём, немцы поезда пакетами пускают. Ещё несколько подряд должны пройти.

И в самом деле, буквально через несколько минут прошёл второй поезд, а за ним – ещё и ещё.

– Ты смотри, движение – как на Минском шоссе, – заметил один из партизан.

– Погодь немного, сейчас мы его отрегулируем! – со злостью сказал другой.

За поездами неспешно прокатил бронепоезд. Был он коротким, в середине – паровоз, а спереди и сзади – по бронированному вагону. На каждом вагоне сверху располагалась башня с коротким стволом пушки, а по боковым стенам – по два пулемёта. Смотрелось впечатляюще.

Саша выждал ещё минут десять.

– Пора!

Четверо партизан подхватили дрезину за небольшие колёса и, вытащив из кустов к насыпи, установили на рельсы. Двое других тут же уложили на железный пол снаряды.

– Сергуня, гранаты!

Сергуня развязал мешок. Саша привязал по гранате к каждому снаряду – там, где обычно вкручивался взрыватель.

– Сергуня, всё помнишь? Прорываемся на мост, и как только я чеку выдерну, ты прыгаешь в воду. Не медли, у нас всего четыре секунды будет.

– Помню.

Сергуня был бледен, не переставая облизывал губы, и пальцы его рук мелко дрожали.

– Если меня ранят или убьют – сам у обеих гранат чеки сорвёшь, иначе вся операция пойдёт насмарку.

– Сделаю.

Саша раздвинул опоры сошек пулемёта, поплевал на руки:

– Ну, с Богом!

Оба взялись за рычаг‑качалку ручного привода дрезины, и тележка тронулась с места.

Сергуня активно заработал рычагом.

– Помедленнее, – остановил его Саша, – мы же охрану изображаем, перегон должны осматривать. А ты как на гонках.

Медленно, постукивая колёсами на рельсах, дрезина катилась к мосту. Собственно, рычагом сейчас работал один Сергуня. Саша откинул крышку лентоприёмника пулемёта, вставил ленту, взвёл затвор. Затем достал из мешка две гранаты и сунул их ручками за пояс. Жаль, гранаты немецкие, слабые. Сейчас бы хоть одну нашу, Ф‑1. У немецких только и удобно, что ручки длинные – за ремнём носить.

Они проехали километр, второй.

– Далеко ещё? – спросил Сергуня.

– Сам понять не могу.

Пешком, в отдалении от железной дороги Саша ходил, и мог проделать этот путь ещё раз. А вот по железнодорожным путям – попробуй, угадай.

Промелькнул километровый столб, метров через пятьсот появилось железная табличка на насыпи – на немецком и русском языках: «Запретная зона. Ходить запрещено!»

Сергуня засмеялся.

– Ты чего?

– Ходить запрещено, а вот про то, что ездить нельзя – ни слова!

– Рано зубки скалишь, шутник!

Впереди наконец‑то показались железные формы моста, а перед ними – пулемётное гнездо, обложенное мешками с землёй.

Немцы явно заметили Сергуню и Александра. Один из них встал над бруствером, и в лучах солнца блеснули стёкла бинокля. Но, видимо, он разглядел форму и успокоился.

Зато Сергуня нервничал: лоб его вспотел, и даже края пилотки потемнели от пота.

Дрезина медленно подкатывалась к мосту. Из‑за мешков предмостного укрепления вышел солдат в стальном шлеме и с карабином в руках. Он поднял руку и крикнул:

– Хальт! Пароле!

Саша сообразил мгновенно. Закричав «Ахтунг! Партизанен!», он показал рукой налево.

Часовой, а за ним и солдаты в пулемётном гнезде дружно повернули головы в ту сторону, куда указывал Александр, а он взмолился: «Хоть бы Корж не подвёл».

И партизаны оказались на высоте. Из‑за камышей нестройно грохнул залп. Часовой сразу упал, сражённый пулей.

– Шевелись! – приказал Саша Сергуне.

Дрезина тронулась. Всё внимание немцев было направлено в сторону от моста. Они уже вели стрельбу из пулемёта, пока не видя чётко цели.

Саша вытащил из‑за пояса обе гранаты, вырвал чеку у одной, метнул её за мешки и следом же кинул вторую. Два взрыва подряд уничтожили пулемётный расчёт. Но второй пулемёт с другой стороны моста стрелял почти без перерыва.

Сергуне и Саше было видно, как бегут из небольшой будки обходчика к пулемётному гнезду солдаты отдыхающей смены.