Диверсант. Дилогия

Саша высунул голову из‑под брезента и прислушался. Тишина полная. Пальцами, ломая ногти, он выбрал в грунте, что был пополам со щебёнкой, небольшую ямку – как раз по объёму гранаты. Поднатужившись, снял верхний ящик со штабеля и уложил его на землю – так, чтобы он своим краем прикрывал часть ямки. Вытащив из кармана гранату, Саша выдернул чеку и, прижав рычаг, осторожно засунул гранату в ямку. Выдохнул. Оказывается, во время манипуляций с гранатой он всё время не дышал. Всё‑таки он не сапёр, навыка нет, страшновато.

Теперь надо выбираться. Саша ползком добрался до промоины. Вверх лезть было удобнее, чем спускаться. Осторожно, чтобы не зашуметь и не сорваться, он выбрался наверх, но – на ровную землю. Улёгся передохнуть, перевести дух. Не просто дался ему спуск в котлован и подготовка взрыва. Кончики пальцев мелко дрожали от напряжения. Теперь надо убираться отсюда, скоро смена караула. Саша пополз вправо, замирая при каждом шорохе. Не хватало только нарваться на бдительного часового. Правда, перед сменой караула часовой обычно слегка утрачивает бдительность, все помыслы его сейчас о предстоящей смене и отдыхе. Ему удалось проползти незамеченным. Для верности Саша полз ещё метров двести, потом встал. Ухолить ночью подальше или остаться? Он задумался и разумно рассудил, что близко от карьера находиться опасно – если рванёт, то мало не покажется. Спотыкаясь в темноте о кочки и проваливаясь в барсучьи норы, Саша прошёл по времени ещё около часа. Должно быть, километра три преодолел – ночью определить сложно. Он нашёл укромное место – под кустами, в ложбине, и улёгся спать. Всё‑таки не двужильный, устал за сегодняшний день. Вырубился сразу. Проснулся Александр, когда начало светать. Умылся из журчащего неподалёку небольшого ручья, напился воды. Поесть бы что‑нибудь – сейчас он был бы рад даже сухарям. Идти к фронту или ждать? Хотелось всё‑таки увидеть плоды своих трудов. «Буду ждать, один день ничего не решит», – рассудил Саша. Однако время шло, но ничего не происходило. На часах – хороших, японских, кварцевых, батарейки которых хватало на год работы, было уже восемь часов утра. Пора бы немцам проснуться, позавтракать и приступать к работам. Неужели они не видят ящика? Может, разгадали ловушку и вытащили гранату? Или хуже того – вызвали сапёров? И только он подумал о сапёрах, как в стороне карьера громыхнуло. «Что‑то скромно», – огорчился Саша. И вот тут рвануло по‑настоящему. Над карьером поднялось пламя, взрывы следовали один за другим, сливаясь в канонаду. А потом громыхнуло так, что заложило уши. Над карьером поднялся столб дыма. Недалеко от Саши грохнулся на землю крупный кусок рваного железа. «Хм, близковато я устроился, почти в партере. Надо перебираться в амфитеатр». Пробираясь через кусты, Саша пошёл на восток, удаляясь от карьера. Там бушевал сущий ад. «Ну, теперь это на весь день! – злорадно ухмыльнулся Александр. – Это вам за моих погибших парней – за Федотова, за Безменко и ещё шестерых, фамилии которых я не успел запомнить. И за разбитый сорок четвёртый стрелковый полк тоже». Удаляясь в сторону фронта и с удовольствием слушая взрывы за спиной, Саша наслаждался ими как музыкой. «Хорошая работа», – похвалил он сам себя. Судя по многочисленным немецким подразделениям, занявшим все мало‑мальски пригодные для укрытия леса, Александр достиг ближней прифронтовой полосы. В основном здесь были тыловые части – госпитали, штабы, технические и ремонтные службы, кухни, прачечные, полковые и дивизионные склады. Идти дальше днём было невозможно, и Саша залёг в небольшой ложбинке – почти посреди поля. Со стороны не видно, и, стало быть, искать его никто не будет. Там он пролежал до темноты, и лишь с наступлением ночи двинулся к линии фронта. Передвигался перебежками. Осмотрелся – бросок вперёд, до следующего укрытия, потом – ещё и ещё… Дальше немцы стали встречаться чаще, и причём не тыловые части, а артиллерия, танкисты. Часовые у них если и были, то службу несли спустя рукава, надеясь, что перед ними стоит своя пехота. Часовые на посту ели, пили шнапс, курили – и благодаря этому нарушению дисциплины Саше удавалось их обнаружить. В чистом ночном воздухе табачный дым улавливается метров за двадцать, если не дальше. И Александру приходилось не только всматриваться и вслушиваться, но ещё и принюхиваться. Уже стали различимы винтовочные и автоматные выстрелы, – даже видны вдалеке взлетающие осветительные ракеты. Их пускали немцы, потому что у нас в начале войны ракет не то что осветительных, на парашютиках, не было – сигнальных, разных цветов, не хватало. Дальше Александр передвигался уже ползком. Ведь до передовой, если судить по звукам, оставалось чуть больше километра. Пушечная стрельба слышна за десять‑пятнадцать километров, винтовочная или пулемётная – за полтора‑два километра, автоматная – за километр. Вот этот километр Саша и прополз на брюхе, изодрав штаны и рубашку. Добрался до передовой. У немцев были отрыты окопчики, да и то не в полный рост, а траншей вообще не было видно. Ну да, ленятся. Чего попусту землю рыть, если блиц‑криг, если завтра снова в наступление? Однако же ракетчики исправно пускают осветительные ракеты, а пулемётчики периодически постреливают по нейтральной полосе. Саша понаблюдал за немецкой передовой около получаса. Ещё бы осмотреться, да велик шанс, что на него наткнётся кто‑нибудь из солдат. Поторопился он, надо было по пути к фронту пришибить какого‑нибудь немца и переодеться в его форму – вообще приняли бы за своего. Ночью притвориться спящим можно было бы. Но – чего не случилось, того не случилось, не предусмотрел. А теперь приходилось и за передовой наблюдать, и за окружающей местностью, рассеивая внимание.

Глава 5

ИЗГОЙ

Между пулемётными гнёздами было метров по двести, почти посередине – окопчик с ракетчиком. И стреляют ракетчики по очереди: один пустит ракету, которая на парашютике минуты три горит мертвенным, с голубизной, светом. Второй ракетчик стреляет, едва гаснет первая ракета. Между выстрелами есть небольшой, в минуту, перерыв. И прорваться на нейтральную полосу можно, если убить ракетчика или пулемётчиков.

Саша размышлял. Ракетчика убить проще, он один. Но это сразу станет заметно – почему он вдруг перестал пускать осветительные ракеты. И кто‑то пойдёт проверять.

Пулемётчиков обычно в расчёте двое. Убить двоих в окопе сложнее, но хватятся их не сразу. Саша склонился ко второму варианту. Он пополз к пулемётному гнезду, умело прячась в складках местности. Это для непосвящённого человека любое поле – ровное. Для диверсанта это совсем не так. Всегда есть складочки, ложбинки, которые дают тень, и хоть небольшое, но укрытие.

Времени уже час ночи. Когда будут менять пулемётчиков? Вопрос очень важный. Он может ворваться в окоп, убить пулемётный расчёт, а сзади подойдёт новая смена. Однако они могут и до утра пробыть на боевом посту, а он пролежит, как дурень, в непонятном ожидании. Нет, надо действовать быстро!

Саша вытащил из ножен и взял в правую руку немецкий штык, а револьвер заткнул за ремень. В случае непредвиденного хода событий он будет последней надеждой.

Дождавшись, когда пулемётчики дадут дежурную очередь, в два прыжка Александр бросился в окоп.

После стрельбы пулемётчик несколько секунд почти ничего не слышит. Пулемёт – не пистолет, грохочет сильно. Эти моментом и воспользовался Саша.

Он упал сверху в окоп и сразу же, с лёта вонзил штык в спину второго номера. Он был ближе и был более опасен, поскольку стоял боком к пулемету, и руки его были свободны.

Первый номер был занят пулемётом, стоял к Саше спиной и момент убийства второго номера сразу не осознал. Он отпустил рукоятку пулемёта, дёрнулся рукой к пистолетной кобуре – а уж поздно. В сердце вошло холодное жало штыка. Не зря в свое время в спецназе Саша долго тренировался бить автоматным штыком – прямым и обратным хватом. Правда, штык на АК‑47 покороче винтовочного будет, и работать им удобнее. Но ведь получилось же! Как будто и не было мирных лет…

Оба номера расчёта осели на дне окопа. Теперь нельзя терять ни минуты. Саша выждал, пока хлопнет ракетница, выбрался из окопа и быстро пополз в направлении советских окопов. Выручило то, что ракетчики пускали ракеты вперёд, стараясь, чтобы была видна «нейтралка». Немецкие позиции при этом оставались в темноте. В один момент, когда очередная ракета погасла, Саша вскочил и даже успел бегом преодолеть с полсотни метров. Когда раздался выстрел ракетницы, он упал и пополз. И дальше – только ползком. Когда ракета светила ярко, он замирал на месте; когда гасла, активно работал локтями и коленями. Наконец ракеты с их предательским светом остались позади, но Саша не поднимался. Пулемётчики периодически постреливали, и ему не хотелось попасть под шальную пулю. Локти уже саднило. Да сколько же будет тянуться «нейтралка»? Километр? Полтора? Пахнуло махорочным дымком. Впереди точно наши! Немецкие сигареты имеют другой запах, дым у них лёгкий, а от нашей махорки першит в горле.

– Эй! – тихонько окликнул Саша. Вваливаться в незнакомый окоп или траншею без предупреждения он не хотел. С перепуга дадут очередь в живот, и поминай как звали.

Тишина.

– Эй, товарищи! Не стреляйте, я свой!

Было слышно, как забубнили два голоса.

– Ползи сюда, мы стрелять не будем. Только руки подними!

– Как же я их подниму? Мне же ползти надо!

– Ну ползи.

Саша прополз ещё полсотни метров и свалился в большую воронку, где сидели в дозоре двое красноармейцев.

– Оружие сними!

Саша положил на землю автомат, револьвер, взялся за ножны, но они оказались пустыми.

– Ты кто такой?

– Сержант Савельев, из окружения выхожу.

– Да сколько же вас? Почти каждую ночь кто‑нибудь выходит. Сиди пока здесь, смена придёт – к командиру тебя отведём.

Саша откинулся на стенку воронки. И снова повезло – он прошёл линию фронта и остался живым. Не заметил, как уснул – расслабился в относительной безопасности. Всё же среди своих.

Проснулся Александр от толчка.

– Эй, окруженец! Хорош дрыхнуть, тут тебе не санаторий! Смена пришла, ползи за нами.

Один из бойцов пополз впереди, за ним – Саша. Второй, забрав его оружие, полз сзади и чертыхался. Конечно, своя винтовка да Сашино оружие – попробуй, поползи!

Они добрались до траншеи, перевалились через край и пошли вправо.

– Сиди тут! – бросил старший. – А ты глаз с него не спускай! – наказал он второму.

Вернулся старший скоро, сплюнул в сердцах.

– Свалился ты на нашу голову! К особисту командир приказал тебя отвести. Кабы не ты, сейчас бы уже спать легли. Идём!

Петляли по темноте мимо позиций артиллеристов, потом в ложбину спустились, и километра через полтора подошли к землянке.

– Стоять.

Старший картинно покашлял у плащ‑палатки, которая висела вместо двери.

– Ефрейтор Сольнев. Вот, наш лейтенант приказал доставить к вам окруженца. Он на нас вышел, когда мы в дозоре сидели.