Диверсанты. Легенда Лубянки – Яков Серебрянский

«Получив указания Берии (17 или 18 июня 1941 г.) об организации разведывательно-диверсионного аппарата на случай начала войны, – писал П.А. Судоплатов, – я столкнулся с исключительно сложным вопросом: каким образом самостоятельная служба диверсий и разведки будет действовать в прифронтовой полосе и ближайших тылах противника во взаимодействии с военной контрразведкой? Ведь в прифронтовой полосе именно она олицетворяла действия органов госбезопасности. <… >

Сразу же возник вопрос: как создаваемый аппарат должен взаимодействовать с остальными оперативными подразделениями? Ведь Берия, возглавляя НКВД, не являлся наркомом государственной безопасности, а указание о создании аппарата он давал как заместитель председателя Совета Народных Комиссаров, то есть заместитель руководителя правительства. Имелось в виду, что опираться этот специальный аппарат должен как на НКГБ, так и на НКВД, поскольку именно в его прямом подчинении находились пограничные и внутренние войска, то есть основные воинские части, которые предполагалось задействовать в диверсионных операциях» [262] .

262

Судоплатов П.А.Победа в тайной войне. 1941–1945 годы. – М., 2005. – С. 189, 190.

На плечи Судоплатова и его заместителя Эйтингона легли нелегкие задачи, связанные с передачей в распоряжение Особой группы (ОГ) агентуры различных спецслужб НКВД, НКГБ и РККА. Необходимо было в крайне сжатые сроки свести воедино информацию из III (Особые отделы) Управления Наркомата обороны, II (Контрразведывательного) и III (Секретно-политического) управлений НКГБ, Главного управления погранвойск НКВД и т.п. Административно-оперативному аппарату ОГ следовало наладить прямую связь как с центральными аппаратами этих ведомств, так и с их территориальными органами. Агентуру, предназначенную для дальнейшего использования против немецких спецслужб, надо было срочно изучить и проверить на предмет ее пригодности к действиям в условиях военного времени.

«Речь шла не только о предотвращении широкомасштабных провокаций на всей границе от Белоруссии до Черного моря, – вспоминал Судоплатов, – но и развертывании разведывательно-диверсионной работы в ближайших тылах немецких соединений, если они перейдут границу. Сразу же стало очевидным, что агентуры, которой мы располагали, было недостаточно.

Кроме того, специальных воинских подразделений, к которым можно было бы подключить агентурно-оперативные боевые группы для партизанской войны в тылу противника, не существовало. Правда, мы могли рассчитывать на особый резерв Коминтерна, имевший боевой опыт партизанской войны в Испании.

Эйтингон занялся координацией будущих действий с Генштабом и с командованием Красной армии в приграничных округах. Контакта с командующим войсками Западного Особого военного округа Д. Павловым у него не получилось. Но наладились хорошие рабочие отношения с организатором спецназа и партизанских отрядов в период финской войны полковником Разведупра Красной армии Х.-У.Д. Мамсуровым.

Сразу же возник главный, имеющий политическое значение вопрос: кто будет отдавать приказ о конкретных, неотложных боевых действиях в тылу противника по линии НКВД в случае начала войны? Не менее важно было и то, кто должен давать санкцию на развертывание диверсионной работы в Польше, Германии и Скандинавии. К сожалению, из опыта испанской и финской войн выводов было сделано маловато. Успех диверсий в тылу противника во многом зависел от ограничения маневренных возможностей танковых группировок немцев путем уничтожения складов с горючим и срывом их снабжения. Это чисто теоретически прорабатывалось Мамсуровым и Эйтингоном на встрече с Голиковым в здании Разведупра на Гоголевском бульваре.

Утром в субботу 21 июня Берия согласился с предложениями Эйтингона, которые я активно поддержал, о том, что мы должны располагать специальным боевым резервом в 1200 человек из состава пограничников и внутренних войск. У Эйтингона была идея создать четыре батальона диверсионного назначения. Три предполагалось развернуть на Украине, в Белоруссии и Прибалтике, а четвертый оставить в резерве в Подмосковье» [263] .

Накануне вторжения в СССР Абвер объявил готовность номер один штабам «Валли-1», «Валли-2» и «Валли-3». Командиры спецподразделений фронтовой разведки групп армий «Север», «Центр» и «Юг» доложили руководству Абвера о выдвижении на исходные позиции у германо-советской границы. В каждую из трех абвергрупп входили от 25 до 30 диверсантов из числа местного населения (русских, поляков, украинцев, финнов, эстонцев) под командованием офицера-немца. После заброски в глубокий тыл (от пятидесяти до трехсот (!) километров от линии фронта) диверсанты подразделений «фронтовой разведки», переодетые в военную форму бойцов Красной армии, в ночь с 21 на 22 июня приступили к акциям диверсий и террора.

263

Судоплатов П.А.Победа в тайной войне. – С. 191–192.

22 июня 1941 года «бранденбуржцы» под командованием лейтенанта Катвица, проникнув на двадцать километров в глубь территории СССР, захватили стратегический мост через реку Бобр (левый приток Березины) под Липском и удерживали его до подхода подразделений вермахта.

Рота батальона «Нахтигаль» просочилась в район Радимно. Около полуночи на участке фронта 123-й пехотной дивизии вермахта «бранденбуржцы» расстреляли советский пограничный наряд, обеспечивая немцам прорыв пограничных укреплений.

На рассвете диверсионные группы Абвера нанесли удар в районе Августов – Гродно – Голынка – Рудавка – Сувалки и захватили 10 стратегических мостов (Вейсеяй – Поречье – Сопоцкин – Гродно – Лунно – Мосты).

Сводная рота 1-го батальона «Бранденбург 800», усиленная ротой батальона «Нахтигаль», форсировала реку Сан и захватила плацдарм под Валавой.

После этого мобильные, прекрасно обученные, связанные единой системой связи и управления гитлеровские войска в считаные часы смяли оборону потерявших боевое управление бригад, дивизий и целых корпусов Красной армии.

Нападение Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года застало руководство СССР врасплох, принудив действовать в условиях цейтнота и управленческой неразберихи. В первые дни войны части Красной армии получили совершенно абсурдный, не соответствующий реальной обстановке приказ выбить немецкие войска за пределы Советского Союза. В самых неблагоприятных условиях пришлось действовать и органам государственной безопасности.

«В первый же день войны, – вспоминает Судоплатов, – в нашей работе стало чувствоваться большое напряжение. Нас особенно тревожило развитие событий на границе. Сведения поступали самые противоречивые. Днем 22 июня Берия вызвал меня, Масленникова, командующего пограничными войсками, и предложил, чтобы Эйтингон срочно вылетел в Минск. А потом, подумав, сказал, что, пожалуй, имеет смысл вылететь в Проскуров, где будут разворачиваться события на Юго-Западном направлении, и решить, что можно сделать по линии диверсионной службы для всемерной поддержки Красной армии.

Однако Эйтингон никуда не уехал. Вызванный к Берии, он вместе со мной спорил, доказывая, что есть смысл выехать на место только для того, чтобы разобраться в обстановке. Потому что реально нами не были подготовлены ни силы, ни средства для развертывания диверсионных подразделений и партизанской войны. Надо было сначала получить информацию о том, что там происходит. Нехотя Берия согласился» [264] .

24 июня диверсанты из «Бранденбурга 800» совершили ночное десантирование со сверхмалой высоты (50 метров) между Лидой и Первомайским. Им удалось захватить и, несмотря на жестокие потери, удерживать в течение двух суток, до подхода немецких танков, железнодорожный мост на линии Лида – Молодечно.

264

Там же. – С. 193.

26 июня, после бомбардировки советскими самолетами территории Финляндии, правительство последней объявило СССР войну. Подразделения финского спецназа стали проникать в советский тыл через разрывы между частями Красной армии. Для систематизации и экспертизы финские спецслужбы передавали донесения, полученные от групп «дальней разведки», в Берлин.

28 июня диверсанты 8-й роты полка «Бранденбург 800» в красноармейской форме захватили и разминировали подготовленный советскими войсками к взрыву мост через реку Даугава под Даугавпилсом. В ходе ожесточенных боев был убит командир роты обер-лейтенант Кнак, но рота удержала мост до подхода рвущихся в Латвию «роликов» 4-й танковой группы генерала Э. Гепнера.

Как известно, усилия Красной армии остановить наступление немцев контрударами успехом не увенчались, и советские войска понесли колоссальные потери. Удар фашистов оказался настолько сильным, а наступление настолько стремительным, что уже в первую неделю войны подразделения 2-й танковой группы генерала Гудериана захватили столицу советской Белоруссии – город Минск. Между тем ситуация в Белоруссии могла сложиться совсем по-другому!

«В первой половине 1930-х годов, – вспоминал С.А. Ваупшасов, – мы участвовали в подготовке партизанских отрядов на территории Белоруссии. Тогда высшее военное руководство не исключало возможности вторжения империалистических захватчиков на советскую землю и в мудром предвидении такого оборота дел заранее готовило во многих пограничных республиках и областях базу для развития партизанской борьбы. В Белорусской ССР было сформировано шесть отрядов: Минский, Борисовский, Слуцкий, Бобруйский, Мозырский и Полоцкий. Численность их устанавливалась в 300–500 человек, у каждого имелся свой штаб в составе начальника отряда, его заместителя, заместителя по политчасти, начальника штаба, начальника разведки и помощника начальника отряда по снабжению.