Диверсия ЭлЛТ-73

– Не плачьте, Сузи, - сказали они в один голос.
– Мы не хотим быть жестокими, но иначе не можем.

– Что ж мне теперь - идти?
– с погасшей надеждой спросила Сузи.

– Расчет получите через два дня.

Сузи всхлипнула и закрыла за собой дверь.

В этот же вечер она пришла к доктору Коллинзу.

– Тэ-эк-с!..
– сказал тот, откинувшись в кресле и глядя на девушку, помертвевшую при виде гиганта.
– Мне семьдесят восемь лет, - продолжал он.
– Я вам прадедушка. Поэтому прошу отвечать на вопросы и не усматривать за ними никакой задней мысли.

После этого вступления доктор придвинул кресло к столу, отчего показался Сузи еще громадное, и поставил первый вопрос:

– Вы часто моетесь в ванне?

– Да, сэр.

– Вы любите шелковое белье?

– Да, сэр.

– И носите его постоянно?

– Да...

– И сейчас вы в обычной своей одежде?

– Да...
– еле отозвалась Сузи.

– Тэ-эк-с...
– произнес опять доктор Коллинз, в высшей степени зловеще, как показалось Сузи.

– Тогда поставим опыт, - встал он из-за стола.

В дальнем шкафу он порылся за картонками, склянками и вынул старый, наверно, еще девятнадцатого столетия электроскоп. Вытер его от пыли марлей, лежавшей там же, в шкафу, и поставил на стол.

– А теперь, - сказал Сузи, - прошу вас встать и пройтись по комнате.

Сузи встала и нерешительно сделала несколько шагов.

– Быстрей!
– сказал доктор Коллинз.

Сузи засеменила быстрее.

– Еще быстрей!..

Так он прогонял ее из угла в угол комнаты раз шесть или семь.

– Теперь подойдите сюда, - указал на электроскоп, - протяните руку.

Сузи протянула руку. Листочки электроскопа раздвинулись.

– Уберите!
– скомандовал доктор Коллинз.

Сузи убрала руку. Листочки опали.

– Ну-ка еще раз по комнате - марш!

Опять Сузи бегала взад и вперед, подходила к электроскопу. Прибор неизменно показывал электризацию. Всякий раз доктор зловеще произносил: "Тэ-эк-с..."

– Неужели это... я?
– спросила Сузи, начиная коечто понимать. Вырабатываю электричество?

– Если показывает электроскоп, - ответил доктор Коллинз, - что же могут выделывать точнейшие приборы в лаборатории?..

Сузи со страхом смотрела на свои руки. Она вспомнила сумятицу в лаборатории, неудавшийся опыт старика Олсборна и как он кричал на нее "Назад!.."

– Значит... все это я?
– пролепетала она, чувствуя, как пол, стены и доктор поплыли куда-то в сторону.

Потом она сидела на краешке стула и плакала. Доктор, огромной глыбой поместившись за стол, что-то писал, шевеля сердито бровями.

– Что же мне теперь делать?
– в отчаянии спросила Сузи.

– Бросить шелковое белье, носить полотняное.

– Меня увольняют из лаборатории...

– Я позабочусь, не беспокойтесь, - сказал доктор, не поднимая глаз от листка, и пробормотал еще что-то. "Ученые индюки..." - показалось Сузи. Конечно, она ослышалась, не может же доктор называть индюками м-ра Панни и Олсборна!

Доктор писал долго, а Сузи сидела и размышляла о превратностях жизни: ей только восемнадцать лет, а сколько несчастий выпало на ее долю и сколько хлопот она принесла другим. Что же будет, когда ей, как доктору, исполнится семьдесят восемь?..

– Мыться можете по-прежнему, - сказал наконец доктор, закончив письмо.
– Хоть дюжину раз в день. Но в шелковом белье в лабораторию не являйтесь. Это письмо, - протянул он листок, - передадите мистеру Панни... С моим глубоким почтением, - с нескрываемой иронией добавил он.
– А с работы вас не уволят.

– Доктор!
– Сузи встала, готовая броситься к его большим добрым рукам.

– Э, бросьте!
– сказал он.
– Не надо благодарить.

– Я буду вас помнить всю жизнь!

– Это другое дело!
– согласился он добродушно.
– Люди для того и живут на свете, чтобы оставлять по себе добрую память.

Он проводил Сузи до порога и сам закрыл за ней дверь.

Вернувшись к столу, доктор опять уселся в свое огромное кресло. Снял трубку, повертел диск телефона.

– Мистер Перкинс?
– спросил он, как только в трубке послышалось далекое: "Слушаю".
– Я к вам по делу Сузи Мак-Холланд.

На другом конце провода слушали, и Коллинз заговорил не торопясь, точно с кафедры, когда нужно, чтобы его поняли самые тупые ученики:

– Мисс Мак-Холланд только что была у меня. Это ее удача - что она попала ко мне... Ну-с, так вот. Эта девочка очень чистоплотная. Понимаете, чис-то-плот-ная!
– повторил он по слогам, подчеркивая необычайную важность этого обстоятельства.
– Второе, - продолжал он.
– Сузи имеет пристрастие к шелковому белью... Не прерывайте меня! Чистая гладкая кожа и шелк взаимодействуют так же, как замша и стекло в школьном опыте, - создают электризацию... Отсюда все ненормальности в лаборатории мистера Панни: нарушения магнитных полей, неверные показания приборов и прочее... Это говорю я, доктор медицинских наук, лауреат Государственной премии Эдвард Коллинз. Говорю с полным авторитетом, - добавил он.
– Если вы ищете в лаборатории крамолу - кажется, так я должен понимать засылку туда вашего эмиссара Уитби, - то давайте бросим это бесполезное дело. Уитби отзовите, Сузи Мак-Холланд оставьте на прежней работе. Нарушения в работе прекратятся... Что? Дано указание уволить Сузи Мак-Холланд? Плюньте на указание! И не возражайте. Иначе эту историю я передам репортерам, и завтра вся Америка будет указывать на вас пальцами - на вас, мастер Перкинс!
– и хохотать до упаду. А насколько я понимаю, вам выгоднее держаться в тени: за это вам платят деньги... Договорились?

Джефри не возражал.

На другом конце провода звякнуло - доктор Коллинз положил трубку. Но Джефри все еще прижимал трубку к уху. Ему представился осел Уитби, каждый день доносивший из лаборатории: "Ничего, сэр..."

– Болван!
– Джефри опустил на рычаг трубку. Поднялся из-за стола. Несколько минут переминался с каблуков на носки и обратно, потом двинулся к сейфу. Набрал шифр, распахнул дверцу. Вынул папку а зеленой обложке и, не развернув, со злостью швырнул в корзину.

– Болван!..
– повторил он.

Похоже, что теперь это относилось не только к Уитби, но и к нему самому.