Дивизионный комиссар

Затащив инспектора в туалетную комнату, я до упора открыл кран с холодной водой и сбил с головы Петра обтрепанную шляпу.

— Перестань! — возмутился тот. — Не надо!

Не надо? Вот уж не думаю!

Не слушая возражений, я сунул голову едва стоявшего на ногах инспектора под тугую струю воды. Волосы его немедленно промокли и облепили уродовавшую затылок старую рану, а сам Крамер обмяк и неожиданно всхлипнул.

— Виктор, я не хотел, — пробормотал он. — Видит Бог, Виктор, я не хотел, чтобы все вышло именно так!

Оно и неудивительно: никто в здравом рассудке не пожелает подставить под выстрел собственный затылок. А рассчитывать пережить подобный инцидент так и вовсе станет лишь глупец.

Пережить-то можно, остаться после такого живым — нет.

Импровизированный душ вскоре подействовал, и Петр Крамер выдернул свою голову из-под струи воды. Оттолкнув мою руку, он вытерся полотенцем, оправил пиджак и совершенно ровной походкой вышел в общий зал. Опьянение покинуло его, словно и не пил вовсе.

Двое подсобных работников, вооружившись лентяйкой и ведром с водой, уже убирали устроенное им безобразие.

— Я что-то пропустил? — спросил инспектор, достал сигару, с отвращением посмотрел на нее и сунул обратно.

— Накрыли алхимическую лабораторию, похоже, там бомбы собирали. — И я вкратце рассказал о событиях сегодняшнего дня.

— Свидетельница отыскалась? — уточнил инспектор.

— Да. В морге.

— Черт! — буркнул Крамер и нахлобучил шляпу на не успевшую толком просохнуть голову. — Лео Марона отпустили?

— Решили задержать на двое суток, — ответил я и посмотрел на строившего мне гримасы Эрика. — Что опять?

— Виктор, есть разговор! — заявил Рой.

— Не сейчас.

— До тебя невозможно дозвониться!

— Набери меня завтра. А лучше оставь сообщение, я тебе перезвоню.

— Но…

— Завтра!

Мы с инспектором вышли на улицу, и там уже окончательно протрезвевший Петр Крамер поинтересовался:

— Вы сейчас куда?

— По делам, но могу тебя домой закинуть.

— Не нужно, — отказался инспектор. — Я в управление. — И он позвал сержанта: — Идем.

Фольг поправил шляпу и молча зашагал вслед за начальником. Я указал Артуру на служебный автомобиль, забрался на переднее сиденье и посмотрел на часы.

— Поехали уже. Опаздываем!

Но прикатили вовремя. Артур всю дорогу гнал как сумасшедший, и, когда машина остановилась у центрального входа больницы Святой Катерины, над капотом клубился белый пар.

— Радиатор проверь, — посоветовал я и поспешил на переговоры со старым гангстером.

Быстрым шагом пересек вестибюль, решив не дожидаться лифта, взбежал на третий этаж по лестнице и уже на подходе к палате Марона был остановлен отчаянно зевавшим детективом из дивизиона по борьбе с организованной преступностью.

— Вы куда? — строго поинтересовался он.

Откинув полу пиджака, я продемонстрировал служебный значок и отправился дальше. То, что дежурный записал в блокнот номер моего жетона, нисколько не волновало. Куда больше беспокоил предстоящий разговор. Слишком уж много зависело от того, как он сложится. Слишком много…

Руководство больницы поместило Адама Марона в двухкомнатную палату; обычно при нем находилось трое охранников, но сегодня в приемной толпились солидные господа в дорогих костюмах, неброских сорочках и траурных расцветок галстуках. Они моему визиту нисколько не удивились, только замолчали да посмотрели хмуро — и все.

С кем-то из них доводилось общаться лично, других знал по фотографиям из полицейских досье, и все это были люди доверенные и проверенные. Никаких новых лиц, никого, кто мог бы сделать ставку на коронацию Леопольда Марона.

И это давало определенную надежду…

— Комиссар Грай, — откашлялся отчаянно нервничавший Сол Коган и указал на вторую дверь, — господин Марон готов вас принять.

Я кивнул и отправился в следующее помещение. Там помимо Адама Марона меня дожидались двое его ближайших соратников, вместе с ним прошедшие путь от уличных головорезов до уважаемых членов преступного сообщества. Морщинистые, грузные, с многочисленными перстнями на толстых пальцах и абсолютно уверенные в себе.

Койл и Филин. Очевидные претенденты на власть в банде.

Сам пациент был плох. Полный сил мужчина со старой газетной вырезки превратился в иссушенную недугом развалину. Черты туго обтянутого кожей лица заострились, бескровные губы превратились в узкие полоски серой кожи, остатки седых волос торчали редкими клочками. Тело укрывало больничное одеяло, из-под него высовывалась лишь правая рука, сухонькая кисть которой судорожно стискивала свисавший на цепочке медальон.

— Говори, — разрешил Филин.

— Господин Марон, — сняв шляпу, произнес я, — речь о вашем внуке Леопольде. Он ведет себя неправильно…

— Что ты знаешь о правилах, легавый? — Адам приоткрыл веки, и взгляд его темных, совершенно не стариковских глаз обжег ничуть не хуже огня.

— По любым правилам нельзя убивать случайных людей, нельзя втягивать посторонних в свои разборки. Если Леопольд хотел отправить послание Белому Кулаку, официантку убивать не стоило. Девчонка не заслужила такой участи.

Подручные Марона многозначительно переглянулись, но старик лишь презрительно скривил тонкие губы:

— Легавый говорит об этике?

— О благоразумии. Ваш внук ведет себя неблагоразумно.

— Не тебе его судить!

— Судить его будут другие, — согласился я. — Только, боюсь, до суда дело не дойдет. Поймите, никто не допустит войну банд накануне выборов. Полиция в стороне не останется, и все закончится очень-очень скверно.

— Угрожаешь?

— Предупреждаю. Если Леопольд не остановится, ему же будет хуже.

— Ты! — Адам Марон разжал ссохшуюся клешню и ткнул в меня изогнутым указательным пальцем с пожелтевшим ногтем. Выпавший из его ладони осколок прозрачного камушка скатился по впалой груди и повис на цепочке. — Убирайся отсюда немедленно или пожалеешь! — захрипел старик. — Мой внук волен делать все, что ему заблагорассудится, и всякие легавые ему не указ! Убирайся!