Дивные пещеры
Шрифт:
– Я поздно лег потому, что читал.
– Что же ты читал, голубчик?
У Кости был сильный соблазн ответить «Основы пищевой промышленности», но он сказал честно.
– «Королеву Марго».
– «Королеву Марго»?
– Ну да. «Королеву Марго». Дюма-отца.
– Дюма-отца?
– Его.
Толстяк молчал, разглядывая Костю. Видно, тот не нравился ему все больше и больше.
– А может, ты, голубчик, не читал «Королеву Марго», а пил?
Комиссия оживилась. Кто-то даже хихикнул.
– Нет, я не пил. Я читал «Королеву Марго».
– Почему же ты не пил? –
– Я вообще почти не пью, – сказал Минаков и, не зная зачем, добавил: – Из принципиальных соображений.
– Из принципиальных соображений?
– Да.
– Какие же это соображения?
Комиссия придвинулась к Минакову. Разговор становился все серьезнее.
– Алкоголь разрушает печень.
– Кто тебе сказал?
– Так это же в «Анатомии» написано.
Минаков понимал, что ему давно надо было замолчать, но он не мог остановиться.
– И поэтому ты не пьешь?
– Да.
– Совсем?
– Очень мало.
– Очень мало?
– Совсем мало.
Разговор зашел в тупик. Говорить вроде бы было не о чем, но они не уходили. Костя их понимал. Они долго собирались провести в общежитии неожиданную проверку, договаривались, созванивались, наконец приехали, а в общежитии никого нет – все уже успели удрать на море. Никаких ЧП, никаких нарушений. Что писать в отчете? И вдруг из умывальника вылазит заспанный, явно подозрительный тип. Про него вполне можно написать абзац в отчете: «Пьянствовал всю ночь, допоздна проспал, нарушал режим. В довершение всего нагло себя вел».
– Значит, совсем-совсем мало?
– Да.
– А если мы сейчас тебя на экспертизу?
– Экспертиза покажет кровь стерильной чистоты, может быть, только с примесями чеснока. Вчера я ел чеснок, – сам не зная для чего, сострил Костя.
Это им совсем не понравилось. Но ведь за остроты не наказывают.
– Ладно, иди, – буркнул Гусиная шея.
– На экспертизу? – не понял Минаков.
Комиссия хмуро отвернулась от Минакова. Костя уже думал, что пронесло, но им все-таки, видно, очень не хотелось расставаться со строптивым абитуриентом. Они все еще тянули время, прикидывая, к чему бы придраться.
И вдруг они нашли.
– Кран! Он не завернул кран! – раздался возглас.
– Где? – спросил Гусиная шея радостным голосом.
– Вон!
В дальнем конце умывальника действительно из плохо закрытого крана бежала вода.
– Ты почему не выключил воду? – в голосе Гусиной шеи слышалось плохо скрытое торжество.
– Свой я завернул. Это не мой кран, – ответил Костя спокойно, хотя понимал, что уже все для него кончено.
– А чей же это кран? – спросил Гусиная шея.
Это, конечно, дурацкий вопрос, но теперь было все равно, кто что говорит, и Костя пожал плечами.
– Не знаю.
– Это твой кран!
– Нет, не мой.
– Твой!
– Не мой.
Собеседники помолчали. Гусиная шея тяжело дышал. Затылок его постепенно наливался кровью.
– Твой!
– Не мой.
– Твой!
– Свой я завернул.
Опять помолчали.
– Можно снять отпечатки пальцев, – сказал Минаков.
Это комиссию немного смутило.
– Ну хорошо, –
переменил тон Гусиная шея. – Допустим, что это не твой кран, Но почему ты, уходя, не завернул его?– Не видел.
– Не видел?
– Не видел.
– Так уж и не видел?
– Так уж и не видел?
– Совсем не видел?
– Совсем не видел.
– Ты глухонемой?
– Нет. Не глухонемой.
– Не глухонемой?
– Нет. Как же я бы с вами тогда разговаривал?
Разговор опять иссяк. Все тяжело дышали. Наконец Гусиная шея что-то сообразил.
– Почему ты, уходя, не проверил все краны?
– Зачем мне их проверять? – удивился Костя.
– Как будущий инженер.
– Как будущий инженер?
– Ну да. Что за инженер из тебя получится, если ты халатно относишься к технике?
Теперь и дурак сообразил бы, что Гусиная шея все-таки поставил Косте ловушку.
– Но ведь я… – начал Минаков и понял, что продолжать бесполезно.
– Может ли халатный человек, не ценящий народное достояние, безразличный ко всему, что вокруг него делается, стать хорошим инженером? – спросил Гусиная шея, ни к кому в частности не обращаясь, риторически.
– Нет, – хором ответила комиссия.
– Фамилия? – спросил Гусиная шея.
У Кости оставался последний шанс. Еще можно было выпутаться из этой дурацкой истории, назвав какую-нибудь вымышленную фамилию.
Но Костя, сам не зная почему, сказал:
– Минаков моя фамилия…
На следующий день он уезжал из гриновского города. Дул горячий соленый ветер, плескалось зеленое море, летели красные катера, с голубого самолета прыгали на белых парашютах смелые люди, в светлой аудитории шли практические занятия по разделыванию окорока.
«Проклятый характер… неумный, вздорный… Зачем было связываться с комиссией? – думал Минаков, со слезами на глазах глядя из окна вагона на качающиеся под ветром пирамидальные тополя. – Пропал год… Целый год пропал из-за чепухи… Можно было назвать другую фамилию…»
Впрочем, было одно маленькое утешение, если это можно назвать утешением: никто из десятого «А» не поступил в вуз. За исключением двух дураков, которые махнули в авиационный.
Костя Минаков решил тихо, мирно, покорно проработать год на любой, пусть самой ничтожной, должности, лишь бы получить хорошую характеристику, а потом поступать в авиационный… Ну их с их окороками… Лучше он будет есть суп из тюбиков и любоваться Землею из космоса…
И вот опять… Нелады с главбухом, потерялись пятнадцать копеек… Неужели уходить в сапожную мастерскую?
Второй причиной плохого настроения Кости Минакова был тот факт, что не пришла на свидание Леночка Перова. Леночка сидела напротив Кости, спиной к нему и, судя по движениям, заполняла платежную ведомость. Она работала кассиром.
Вчера Костя до глубокой ночи прошатался по парку, ожидая Леночку возле цветочной клумбы с бюстом Мичурина посередине, но так и не дождался.
Думая, что случилось что-то, Костя прибежал сегодня раньше всех на работу, но Леночка опоздала на пять минут, и поговорить не удалось. Теперь надо было ждать обеденного перерыва.