Дизель решает все

Когда мы снова собрались, на этот раз в кабинете Сиркена, директор, лукаво улыбнувшись подозвал меня к телефону. На проводе был Бокис, который в жесткой форме выговорил мне, что пара статеек в журналах не дает мне право определять ТТХ танков по собственному усмотрению, и категорически потребовал от меня 500-сильный мотор. Я не менее любезно ответил, что военные могут сходить с ума, как хотят, пусть хоть десять башен ставят, но мотор будет в 265 сил. Густав Густавович в ответ сообщил мне, что выезжает в Ленинград и завтра утром, если я не дам требуемого, лично расстреляет меня как саботажника, после чего бросил трубку.

— Товарищ Любимов, а почему вы не хотите дать нашим конструкторам, чего они требуют? — Киров, отложив все дела, неотлучно присутствовал во время наших споров, взяв на себя роль арбитра. Видимо, вопрос Т-28 действительно был очень важным. Сейчас, видя, что на меня насели со всех сторон, он решил дать мне возможность привести свои аргументы именно как моторостроителя.

— Нам поставлена задача дать Т-28 к первомаю, так? Значит, танк нужно делать из тех комплектующих, которые уже есть в наличии. Сейчас мы располагаем только Д-130-2 и только в опытных образцах. Он даже еще не серийный. На освоение в серии этого мотора меньше полугода не уйдет. А Д-130-4 вообще еще нет. Вернее — нет для него компрессора, который надо создавать с нуля. Опыт Чаромского с АН-130-4 мы использовать не можем — на нем компрессор с алюминиевым реактивным колесом и без фрикционной муфты, которая на авиамоторе без надобности. Для Д-100-2 мы разрабатывали ПЦН полгода. Подведем итог — Д-130-4 требует полгода на разработку и полгода на освоение в серии. К первому мая 1932 года не успеваем никак. Это раз. По опыту серийного производства ЗИЛа, объем выпуска двух- и четырехцилиндровых моторов различается на порядок. Если сосредоточимся на последних — брака будет сверх всякой меры, что отразится на цене двигателя. Это два. Выводы из вышесказанного просты. Если хотим десять танков в год, начиная с первого мая 1933-го, то ставим на Т-28 четырехцилиндровый 530-сильный мотор. Если хотим сотни танков в год с первого мая 1932-го, то урезаем осетра и ставим Д-130-2 в 265 сил. Товарищи, — я обратился сразу ко всем присутствующим, — давайте будем реалистами, а не фантазерами. Давайте будем использовать то, чем располагаем, а не то, что нам хочется. К примеру, танк у вас без вооружения стоит, готов голову дать на отсечение, что пушки готовой к нему нет. Правильно? По глазам вижу — угадал. С таким подходом мы точно до конца 1933-го года провозимся.

— Ну пушку, положим, нам твердо обещали, — возразил Барыков.

— Новую? Не освоенную в серии? А если у нее букет детских болезней будет? Тогда что? — Здесь я беззастенчиво пользовался своим послезнанием, твердо помня, что на Т-28 вынужденно ставили КТ, так как специальная танковая пушка, названия которой я не помнил, в серию так и не пошла. Время поджимало, поэтому требовалось сразу подтолкнуть танкостроителей к этому простому решению. — Мой вам совет — возьмите полковую пушку 1927-го года и ставьте в танк ее. Она серийная. Если какие доработки нужны, то сделать их всяко проще, чем конструировать орудие с нуля.

— На это мы никак пойти не можем, хотя такая пушка у нас уже есть, ее на опытной СУ-1 смонтировали, — встрепенулся Киров, — у «Красного путиловца» есть план по выпуску полковых орудий, который нельзя не выполнить.

— Правила создаются, чтобы их нарушать, — нагло улыбнулся я, намеренно сгущая краски. — А планы, чтобы их корректировать. Все равно этот карамультук устарел еще до принятия на вооружение. Ее лафет не обеспечивает эффективной борьбы с танками и не подрессорен. В будущей войне моторов, где армии будут передвигаться на бронетехнике и автомобилях, ей места мало остается. Стволы же, установленные в танки, принесут несравненно больше пользы. Впрочем, отдав качающиеся части для Т-28, можно выиграть время для разработки нового лафета с раздвижными станинами.

Дело принимало уже нешуточный оборот, перерастая рамки чисто танковых вопросов, выходило, минимум на уровень руководства Ленобласти, а то и выше. Присутствие Кирова поэтому оказалось как нельзя кстати. Вот ведь интуиция у человека, будто знал, что без него не разобраться! Впрочем, ему самому требовалось все обдумать, поэтому Сергей Миронович предложил встретиться на следующий день, в расширенном составе.

Остаток дня я провел в моторном цеху 174-го завода, утрясая с его руководством план перехода на новую модель, беседуя с мастерами и рабочими, которые порадовали своей высокой квалификацией. По всему выходило, что наш расчет на использование уже имеющихся технологий оправдывался и дооснащения цеха не потребуется, но будет необходимо ввести те же мероприятия, что и в Москве, то есть обеспечить шаблонами и эталонами, измерительным инструментом, в частности — весами, создать участки предварительной комплектации шатунно-поршневых групп. Несколько облегчало задачу то, что топливную аппаратуру ленинградцы должны были получать со стороны. Вечером, усталый, но в целом довольный, еле дополз до своей койки.

На следующий день «Невская битва» достигла своего апогея. В обсуждении облика будущего Т-28 приняли деятельное участие Бокис в сопровождении слушателей Ленинградских бронетанковых курсов усовершенствования комсостава и Сячентов от артиллеристов-путиловцев. Мне, с помощью Кирова, удалось отстоять свою позицию по применению массовых двухцилиндровых моторов, но с меня тут же потребовали увеличить их мощность. В принципе, Д-130-2 можно было, как показал Чаромский, форсировать до 315 лошадиных сил за счет моторесурса, но мне крайне не хотелось этого делать. Я думал, что до войны время еще есть, поэтому лучше иметь на танках живучие моторы, обеспечивая более интенсивную подготовку экипажей. В итоге сторговались на 280 сил, что я мог обеспечить без форсирования, введя в конструкцию мотора опорные подшипники и вкладыши вместо баббитовых втулок. Ради Т-28 подшипники мне обещали выбить любыми путями, во что я слабо верил, так как на ЗИЛе именно они сдерживали массовое производство и большей частью закупались за границей, меньшей — поступали с ГПЗ-2. А иметь один подшипник в моторе, или три — разница существенная.

А вот дальше началось самое для меня интересное — процесс отсечения всего лишнего ради уменьшения веса. Пятибашенная компоновка для среднего танка отпала сразу: аргументов, чем пять башен лучше трех у моих оппонентов не нашлось. Трехбашенный танк тоже удалось слегка урезать, попеняв на отсутствие вооружения даже в серийных Т-26, поэтому обе малые башни стали чисто пулеметными. То есть все удалось свести к конструкции боевого отделения уже готового прототипа. Тем более что она изначально и задавалась техзаданием. В итоге Т-28 стал короче на метр и два катка. Корпус в корме стал значительно ниже, не возвышаясь над крыльями гусениц. Теперь масса танка должна была составить около пятнадцати-шестнадцати тонн, что не слишком, с 20 до 17 с половиной лошадиных сил на тонну снижало удельную мощность по сравнению с прототипом. Зато это шасси можно было получить быстро.

Дальше обсуждение шло уже целиком вокруг вооружения главной башни, и здесь все наседали уже на Сячентова. Его 76-миллиметровая пушка ПС-3, которую изначально планировали ставить в танк, была только на стадии проектирования, поэтому прототип Т-28, за неимением лучшего, вооружили 37-миллиметровой ПС-1. Теоретически. Этой пушки пока тоже не было. Между тем, сроки поджимали, и мысль приспособить для Т-28 отработанную полковую пушку уже не казалась еретической. По крайней мере, ее можно было получить быстро. Но против такого решения стали категорически возражать танкисты, им требовалось орудие именно для отражения контратак, в том числе танковых. Поэтому низкая начальная скорость снаряда пушки 1927-го года их никак не устраивала. Хотя мощности орудия хватало для пробития брони любого современного танка, в него нужно было сначала попасть, что несравненно проще делать, имея орудие высокой баллистики.

Не мудрствуя лукаво я предложил наложить на качающуюся часть пушки образца 1927-го года длинный 45-миллиметровый ствол, сохранив прежний затвор. Такое простое решение привлекло ко мне пристальное внимание, но было воспринято неоднозначно. Наиболее емко сомнения выразил Бокис:

— Какой смысл изготавливать заново 45-миллиметровую пушку заведомо устаревшей конструкции, когда вот-вот промышленность даст современные? Ради выигрыша нескольких месяцев? Тем более, поступая так, мы теряем в весе снаряда для поражения других, не менее важных, целей.

Раздраженный тем, что военные выдвигали требования, не согласующиеся с достижимыми в короткие сроки возможностями, и не могли выбрать между противотанковой и противопехотной пушками, я сгоряча предложил «компромиссный» вариант, помня о ЗиС-2.

— Ну так уменьшите калибр полковой пушки не до 45, а до 57 миллиметров, одновременно удлинив ствол. Потребуется новый снаряд, а гильза останется прежняя, ее надо будет только переобжать на меньший калибр.

Слегка ошалев от моей прыти, и Бокис, и Сячентов, обещали подумать на эту тему. А пока для первых экземпляров Т-28 условились переделать имеющиеся 76-миллиметровые пушки. Все равно, если будет принято решение перевооружить танк, больших переделок не потребуется, противооткатные устройства-то одни и те же. Я же, решив ковать железо пока горячо, посоветовал изменить размещение экипажа в башне, посадив командира в затылок наводчику и оставив для заряжающего свободной всю правую половину. Аргумент привел только один, но убийственный: командир должен сохранить возможность управлять боем даже при выходе из строя ТПУ, а для этого он должен быть в прямом контакте с членами экипажа. Как с наводчиком, так и с заряжающим, что при прежней компоновке было невозможно. Танкисты меня полностью поддержали, а вот танкостроители и артиллеристы заартачились, так как им светило разрабатывать с нуля спаренную установку вооружения, но ничего поделать не смогли. Заказчик всегда прав. А я полностью удовлетворился этой маленькой местью, пусть знают, как московскую «тяжелую артиллерию» привлекать.

Разобравшись с основными элементами Т-28, вновь вернулись к вопросу тяжелого танка Т-35. Вот тут мне досталось на орехи! Сам виноват, никто меня за язык не тянул, когда я говорил, что разработаю четырехцилиндровый мотор на 500–600 сил за полгода. Мои рассуждения о многобашенности просто игнорировались, ведь я не был военным-профессионалом, наоборот, в моих словах усматривали примитивное желание «отмазаться» от этой разработки, подозревая в саботаже. Пришлось смириться и пообещать нужный мотор. Однако аппетит заказчиков и конструкторов-танкостроителей, помноженный на энтузиазм, границ просто не знал. Стоило мне только согласиться, как мне заявили, что его мощность было бы неплохо удвоить. Причем этого хотели все, включая присутствующего Кирова. Даже Женя Акимов глядел на меня орлом, считая, что для нашего КБ преград не существует.