Длиннее века, короче дня

Маша возвратилась домой поздно вечером, совершенно раздавленная. Она чувствовала себя беспомощной, ненужной. «Мы все такие, – думала она. – Если родная мать не может защитить свое дитя, если больной ребенок подвергается откровенной опасности в собственном доме, что будет с Аней, круглой сиротой, с ее бабушкой, погруженной в свое горе, с ней – чужой тетей, которая собирается сунуть голову в петлю произвола чиновников?» Это был поистине ненастный вечер, кромешная ночь. Маше казалось, что они все погибнут, утонут в болоте безразличия, алчности, жестокости… Сон шарахался от Маши, когда она зарывалась лицом в подушку, укрывалась с головой одеялом. Как ни повернешься на раскаленной простыне – перед глазами ясное личико Ани, тоненький силуэт загадочного и беспомощного Стасика. Маша вскочила, бросилась в гостиную, взяла сумку и достала свернутый в трубочку рисунок, который подарила ей на прощание Аля. Рисунок Стасика. По белому листу были произвольно проведены тонкие черные линии, а в центре сидел темно-синий кот. И было совершенно понятно, что вокруг кота – глубокие снега, высокие сугробы, а он сидит и мерзнет, потому что ему некуда идти. Куда деваться синему коту, попавшему под белый, бесконечный снегопад…

Глава 14

Утром Маша побежала на звонок в дверь, почти не сомневаясь в том, кого она увидит. И это действительно был Виктор, осунувшийся, побледневший, готовый ко всему.

– Здравствуй, Маша. Извини, что так рано. Наверное, разбудил… Сначала позвонил, потом стал думать, что скажу, если твой муж откроет.

– Какой муж, Витя. – Маша втащила его за рукав в прихожую и закрыла дверь. – Ты ничего не понял. Я действительно собираюсь удочерить Аню, и у меня на период оформления, по идее, должна быть полная семья – это упрощает задачу. Миша согласен пока со мной не разводиться, поддержать. Но это ничего не меняет между нами! Мы не будем жить вместе. Просто развод откладывается.

– Да? – тоскливо переспросил Виктор. – Откладывается… Но вы будете вместе заботиться о ребенке, это все меняет. Вот что я понял.

– Я говорю: мы с ним стали совершенно чужими.

– Да, но ты любишь Аню, и он может полюбить ее или сделать вид. Ты ради счастья ребенка примешь его, Маша. Прости, пожалуйста, мой эгоизм. Получается, я вроде не желаю Анечке нормальной семьи… Но мне так плохо, честно говоря. Стыдно в этом признаваться.

– Ты что. – Маша притянула его к себе за полы расстегнутой куртки. – Ты что, глупый. Ты не просто так сейчас пришел. Я тебя звала. Душила подушку, отгоняла мысли, искала кусочек тепла в этом холоде. – Она взяла его ладони и прижала к своему лицу. – И вот. Это и есть мое тепло. Я знаю.

Они долго стояли, обнявшись, и радовались дыханию друг друга. Потом он коснулся губами ее губ… Зачем людям нужны слова? Они только все портят. Когда природа хочет дать счастье своим детям, она соединяет две половинки в полной тишине и тайне. Никого в тот день не было на земле, только рыжая женщина и безумно влюбленный в нее мужчина. Волна страсти подняла их так высоко, что они отрешились от всего на свете.

– Ты знаешь, – сказал Виктор, склонившись над Машей, чтобы наглядеться, наконец, на ее лицо, насмотреться на которое он не мог, – мне сейчас море по колено. Вот скажи: иди, голову кому-то оторви. Или: поймай белую макаку – я это сделаю.

– Серьезно? – удивилась Маша. – Витя, но мне не нужна чья-то оторванная голова. А белая макака… Ты думаешь, такие бывают? Это предложение рассматривается.

Маша не могла себе представить, что она полдня способна ни о чем не думать, ничего не помнить, ничего не чувствовать, кроме неги и сознания того, что она лежит, как жемчужина в раковине. Ее даже не испугал телефонный звонок. Она правда сразу поняла, что звонит Лена.

– Да, Лена. Я дома. Нет, не заболела, просто отменила пару. Что-нибудь случилось? Ты что? Хорошо, мы сейчас придем.

– Кто это «вы», – проплакала в трубку Ленка, но Маша уже разъединилась.

– Витя, – сказала она. – Собираемся. Подругу мою ограбили.

Они прибежали на место происшествия, то есть в Ленкину квартиру с распахнутой входной дверью, через десять минут. Ленка стояла в прихожей с растрепанными волосами, с опухшим от слез лицом. Виктор взглянул на нее почти с ужасом. В интерьере полной разрухи она ему напомнила детскую сказку про Бабу-ягу.

– Как, что, где? – нетерпеливо спросила Маша. – Что у тебя можно украсть, я не понимаю. И почему ты дома? Почему открыта дверь?

– Можно, – проскулила Ленка. – Я прятала в ванной в трехлитровой банке пятьсот тысяч… Накопила на ремонт, – она взрыднула.

– Дверь взломали? – спросил Виктор.

– Нет. Она просто была открыта. Не знаю, может, я забыла закрыть. Я все забываю в последнее время.

– Где банка? – спросила Маша, и Ленка показала на пустую и грязную трехлитровую банку.

– Ты точно помнишь, что тут были деньги?

– Конечно, ты меня совсем идиоткой считаешь?

– Нет, не совсем. Кому ты говорила, что держишь деньги в банке?

– Никому… То есть всем, наверное, говорила… Ну, своим. Они давно там лежат. Лежали.

– Звонить в полицию? – Виктор достал телефон.

– Да. Нет, подожди, – передумала Маша. – Давай Сергея позовем. Мне кажется, полиция с этим не справится. Слишком все странно. К тому же, если мы сейчас найдем в квартире другую банку, в которой деньги действительно лежат, Сергей, по крайней мере, нам претензий не предъявит по поводу ложного вызова.

– Какую другую? – заныла Ленка. – Что ты придумала?

Но Маша и Виктор честно начали прочесывать местность, плотно заваленную трудно сказать чем… К приходу Сергея они чувствовали себя рудокопами.

– Маша, я все понял. Виктор, здравствуйте, рад вас случайно здесь встретить. Лена, приятно познакомиться, жаль, что в такой неприятной ситуации. Я вижу пустую банку и по вашему виду понимаю, что вы ничего не нашли. В смысле исчезнувшей суммы. Меня интересует вот что. Лена, у вас есть драгоценности, дорогие вещи? Шубы, например, картины?

– Нет, я не ношу мех живых существ и не ем их мяса, – гордо ответила Ленка. – И украшений тоже не ношу.

– Что еще у вас могли украсть?

– Не знаю, – пожала плечами она. – У меня есть красивая одежда, обувь…

– Вы это проверяли?

– Нет.

– Пошли?

Они молча стояли в Ленкиной спальне и смотрели, как она пересматривает свою одежду.

– Ой, это платье есть! Мое любимое, – щебетала она. – А вот кожаный плащ, Маша, ты его видела? Ты меня осуждаешь за то, что я из натуральной кожи купила? Нет? Правда? Просто он мне так идет… Вот новые сапоги, еще в коробке. Дорогие. Да, Маша, я тебе не показывала французскую шляпу, типа амазонка. Страшно красивая, страшно дорогая, но я за ней следила, пока она на распродажу не попала. Купила за две тысячи, веришь? Вот она… Ой!

– Что, Лена? – Маша подошла к ней. – Чего-то нет?

– Не понимаю, кому это надо… Здесь лежала папка с документами на квартиру.

– Вы точно помните, что она здесь лежала? – уточнил Сергей.

– Конечно. Где же еще?

– У вас есть письменный стол с ящиком, бюро какое-нибудь? Ну, какая-то мебель, где обычно люди держат документы?

– Конечно, у меня есть письменный стол. Он в той комнате. На нем ноутбук, а в ящике я держу косметику.

– Логично. Можно посмотреть?