Длинный Нож из форта Кинли

— Да, ты прав. Я созову воинов.

Когда у западного конца селения арапахо сгрудились все способные носить оружие бойцы, Короткое Копье объяснил Желтому Медведю положение в лагере шайенов.

— Солдаты заполонили нашу деревню. Нас мало, чтобы прямиком идти туда, но вполне достаточно для уничтожения отряда Длинных Ножей, который засел в леске напротив лагеря… Знаешь, где это место?

— Конечно. Мы пойдем туда и прикончим тех Длинных Ножей.

— Помоги нам, Химавихийо! — подняв лицо к небу, произнес шайенский младший вождь.

— Помоги нам, Вакантанка, — обратился к своему богу Ванбли Сапа на родном наречии.

Желтый Медведь и Короткое Копье договорились добраться до леска без шума. Кастер не должен знать о готовящейся атаке на тех, кого он послал на правый берег Уошито.

И индейцы добились своего. Ведомые Желтым Медведем и Коротким Копьем, они ворвались в лесок и не оставили солдатам никаких шансов. Ни один из тридцати не уцелел, включая командовавшего ими майора, которого, как позднее выяснилось, звали Эллиот.

Покончив с отрядом Длинных Ножей, индейцы вернулись к стоянке арапахо.

Туда к этому времени начали прибывать разрозненными группами команчи и кайова, расписанные боевой раскраской, вооруженные ружьями, копьями и луками.

Вскоре не менее восьмисот воинов трех племен и горстка спасшихся шайенов ждали решения короткого военного совета. Он завершился одновременно с возвращением в лагерь арапахо нескольких разведчиков на взмыленных лошадях.

— Солдаты угнали всех лошадей! — кричал один.

— Они добивают шайенов! — вторил другой.

— Подожжены жилища!

— Твердый Зад готов двинуть свои войска против наших лагерей!

— Нет, он уже идет сюда!

Эти новости подхлестнули вождей и воинов, разожгли их боевой пыл. Вскоре индейское войско беспорядочной массой двинулось навстречу Длинным Ножам Кастера.

Дикая картина этого движения надолго запечатлелась в памяти Ванбли Сапы. Разрисованные символами, с яркими щитами, длинным копьями и блестящими томагавками индейцы решительно шли в бой. Представители четырех самых значительных племен южных прерий пели свои лучшие военные песни, охваченные одним желанием: наказать белых пришельцев за налет на лагерь шайенов и предупредить их дальнейшее продвижение на восток.

Находясь в гуще воодушевленных индейских воинов, Ванбли Сапа громко пел песню Лисят — прославленного военного общества оглала, в которое он вступил перед отъездом к шайенам:

Я — Лисенок из оглала,

Я храбр и иду в бой,

Я храним Вакантанкой.

Глава 20

Расстреляв Черного Котла, кавалеристы неудержимым потоком хлынули на стоянку, ведя огонь по вигвамам и по выскакивающим из них жителям.

Кое-кто из взрослых воинов пытался отвечать огнем на огонь, но подавляющая часть индейцев не думала ни о чем, кроме как о спасении. Посчитав тополиный лесок безопасным местом, индейская толпа бросилась туда. Свинцовый ливень заставил ее с потерями развернуться и бежать вспять.

Лишь небольшой группе верховых индейцев удалось с боем прорваться вниз по левому берегу Уошито к лагерю арапахо. Остальные кружились пешими по стоянке, выискивая возможность избежать солдатских сабель и пуль и скрыться. Дэйлмор скакал в гуще орущих кавалеристов, на ходу разряжая свой винчестер. Но стрелял он скорее по инерции. Его пули летели куда угодно, только не в индейцев. Вплоть до этой битвы он любил армейскую жизнь как никто другой. Теперь, впервые за четыре года службы на границе, он почувствовал отвращение к своей профессии. В шайенском лагере почти не было воинов. Там были дети, старики, женщины, и их убивали, их потрошили, их резали живьем.

Дэйлмор видел, как солдат одним ударом сабли снес головы и матери и ребенка, которого она держала на руках, как лицо древнего старика превратилось в кровавое месиво, когда в него попало сразу несколько пуль, как маленький мальчуган был буквально втоптан в землю подкованными копытами рослых кавалерийских лошадей. Это были страшные моменты резни, и Дэйлмора захлестнули стыд и раскаяние за то, что Кастер напал на мирный лагерь, за то, что он — солдат, участвующий в этом грязном деле. Однако бойня не стихала, и его продолжало нести вперед. Он не заметил, как шайенский воин, прорезав ножом кожаную стену вигвама и высунувшись наружу, приготовился выпустить в него стрелу.

— Сержант! — дико взвыл толстяк-коротышка Чейни. — Берегись!

Он пришпорил лошадь, направив ее прямо к вигваму. Индеец переменил цель и, вместо того чтобы поразить сержанта, послал стрелу в нагрянувшего солдата. Чейни выскочил из седла, прокатился по земле и остался лежать на спине, вперив остекленевший взгляд в хмурое ноябрьское небо. Кинувшегося спасаться бегством индейца прикончил Брэкстенридж. Длинноногий теннесиец спрыгнул с лошади, подбежал к убитому воину и, схватившись за его длинные волосы, ножом снял скальп.

А побоище продолжалось.

На какой-то скоротечный миг Дэйлмор оказался рядом с остановившимся на западном конце лагеря Кастером, Кларком и Фрейзером.

— Что-то не видно Эллиота, — с тревогой в голосе произнес Кастер, осматривая долину Уошито. — Мне это не нравится.

— В последний раз его видели у соседнего леска, — сказал Кларк.

— Он давно уже должен был присоединиться к нам.

— Не знаю, что и думать, Джордж, — пожал плечами Кларк. — Может быть, он продвинулся вниз по течению?

— На кой черт ему соваться туда? Там же стоянка арапахо.

— Сэр, — заметил Фрейзер. — Минут десять назад в том леске слышалась сильная стрельба, и, боюсь, не только из солдатских карабинов.

— Сержант, — ткнул пальцем в сторону Фрейзера Кастер. — Сейчас же узнай, что там произошло, и…

Кастер не докончил фразы из-за появившегося бог весть откуда молодого лейтенанта Чиверса.

— Дурные вести, сэр, — задыхаясь, выпалил он. — Отряд Эллиота вырезан до последнего человека.

— Что-о-о?! — прошептал подполковник. — А майор, что с ним?

— Убит и оскальпирован.

— Боже, — выдохнул Кастер, опустив голову.

Это были действительно дурные вести. Офицеры сидели на лошадях, не находя слов для того, что случилось.

Кларк первым пришел в себя. Заметив взбирающуюся на кряж группу индейских женщин, детей и стариков, он повернулся к Дэйлмору и хотел было приказать ему отправиться в погоню за ними, но что-то в облике сержанта заставило его промолчать. Тот тоже глядел на убегающих шайенов, но майор не заметил в выражении его лица ни жажды мести, ни простого желания сражаться, ничего, кроме усталости и пресыщения битвой.