Для «дневника»

Извозчик лихо поворачивает и начинает первый «тур».

— Так медленно, — говорит Ульрих.

— Пусть он потом свернет на Пушкинскую, там можно будет быстрее, — отвечает Лида.

На больших часах перед магазином стрелки показывают девять.

— В десять мы обе должны быть у нее, — говорит «Нюничка», кивая на подругу.

В десять часов — не совсем в десять, но раньше одиннадцати — сани останавливаются перед воротами дома Лиды. Офицер высаживает барышень.

— Что вы будете думать об одесских девушках, один бог знает, — замечает Лида. — Кататься с незнакомым — это, знаете…

Офицер снимает фуражку, крепко пожимает руку Лиды и говорит немного дрожащим голосом:

— Я не люблю лгать: это, правда, считается не принято, но пусть вас Бог благословит за это, потому что так тяжело — быть одиноким и чужим, смотреть на веселье на улице и знать, что мне тут нет места. Прощайте, спасибо, пусть вас Бог благословит!

Лида и «Нюничка» немного тронуты. Бедный девятнадцатилетний мальчик, в его голосе как будто слезы!

Стройные фигуры исчезают в подъезде. Ульрих, опустив голову, идет к саням.

— Извозчик, — говорит он, — повезите меня куда-нибудь очень подальше.

— Куда бы же? В парх, може, прикажете?

— Как, извозчик?

— В парх, то есть за город, хочете?

— Хорошо, за город, только скорее.

Сани бегут, офицер сидит, опустив голову.

1899