Для смерти день не выбирают

— Скажем так, за годы работы я наладил контакты со многими людьми, которые никогда не согласятся по доброй воле разговаривать с полицейскими, но которых можно соблазнить развязать язык обещанием денег. Насколько мне известно, мистер Поуп из их числа.

— И насколько хороша его информация?

— По-видимому, достаточно хороша, если из-за нее я попал в небольшой переплет. — После такого вступления я угостил Эмму заранее сочиненной еще в отеле историей о том, как, пытаясь навести справки о Поупе, я оказался в северном Лондоне, где ко мне подошли громилы, которые посоветовали не лезть в дела их босса и подкрепили предупреждение кулаками. Получилось, может, не очень оригинально, зато не слишком далеко от правды.

Тем не менее Эмма, похоже, поверила.

— А вы еще требуете, чтобы я вела себя осторожно, — сухо сказала она.

— Я говорю так, потому что имею за спиной горький опыт. Так что слушайте вдвойне внимательно.

Она улыбнулась — на щеках снова проступили очаровательные ямочки — и вытряхнула из пачки еще одну сигарету, одновременно взглянув на часы. Заметив этот жест, я ощутил непонятное разочарование — наверное, переоценил себя в качестве приятного собеседника.

Потом Эмма спросила, что мы будем делать дальше, и я ответил, что мне нужен адрес Поупа.

— Собираюсь нанести ему визит.

Произнесено это было таким тоном, чтобы она поняла — я намерен побеседовать с ним без лишней деликатности и не считаю вежливость и терпение обязательными атрибутами предстоящей беседы. Пусть знает, что имеет дело с человеком, который стоит на стороне хороших парней, но при этом не боится сыграть, если нужно, по-жесткому. Такой образ должен был прийтись Эмме по душе, потому что только с таким союзником она могла рассчитывать получить ответы на вопросы, которые поставила в своих статьях.

— И еще, — продолжал я, делая очередной подход к пиву, — мне бы хотелось, чтобы вы разузнали как можно больше о мистере Поупе. Пригодится любая информация. Кто его клиенты, какие у него связи, во что был замешан. То же в отношении Хана.

Эмма посмотрела на меня примерно так, как смотрела одна моя старая приятельница, когда думала, что я над ней издеваюсь.

— Вы ведь совсем немногого требуете, правда?

— Это поможет вам в вашем расследовании. — Я достал из кармана своей новой куртки листок и положил на стол перед ней. На листке было пять телефонных номеров, взятых из памяти мобильника Билли Уэста. Я не знал, будет ли от них какой-то толк, но попробовать стоило. — Можете попросить кого-нибудь проверить эти номера и узнать, на кого они зарегистрированы?

Она спросила, с чьего телефона я их взял, и я сказал, что с телефона Леса Поупа.

— Это последние из набранных и принятых.

— Как вы раздобыли его телефон?

Я ответил ей сухой, деловой улыбкой.

— Скажем так, похитил. Их у него несколько.

— Он знает о пропаже?

— Телефон уже у него.

— Посмотрю, что можно сделать, но ничего не обещаю.

— Если решите воспользоваться своими контактами в полиции, будьте очень осторожны. Ни в коем случае не упоминайте имени Поупа и не отдавайте все номера одному источнику.

Удивленное выражение в ее глазах сменилось недоверчивым.

— У вас весьма неординарные методы.

— В мире, где царит ортодоксальность, полезно отличаться от других. Лучше для бизнеса.

— Да уж. — Эмма снова посмотрела на часы. — Извините, мне пора. Но я обязательно сделаю все, что смогу. И еще мне нужен ваш номер.

Она записала мой номер, убрала все в сумочку, потушила сигарету, поднялась и протянула руку. Уже без улыбки.

— Приятно было познакомиться. Спасибо за пиво. Дайте знать, как пройдет ваша встреча с Поупом.

Я пообещал, сказал, что мне тоже было приятно познакомиться, и проводил Эмму взглядом. Жизнь несправедлива и даже жестока, и одна из самых больших несправедливостей заключается в том, что мужчина, старея, испытывает то же, что и раньше, — влечение к молодым, красивым женщинам, но при этом теряет привлекательность в их глазах. Выгляжу я еще неплохо, но постоянно думаю о том, что через десять лет мне будет уже пятьдесят. Кому я тогда буду нужен? Кто меня захочет? Я уже сейчас слишком стар для мисс Эммы Нилсон. Я понял это по тому, как она посмотрела на часы. Ей было интересно со мной, потому что она рассчитывала получить информацию, необходимую для ее статей, но на этом интерес и кончался. Узнав все, что было нужно, Эмма поспешила к друзьям. Может быть, у нее есть парень. И конечно, он моложе меня.

Я посидел еще немного, раздумывая, не заказать ли еще пива, но потом решил, что это место не для меня. Посетителей прибывало. В основном это были двадцатилетние парни, веселые, беззаботные, раскрасневшиеся от мороза. Их смех звучал уже из всех углов паба. Если уж пить в одиночку, то по крайней месте в таком месте, где будет комфортно.

Я допил пиво и вышел из паба.

Глава 16

Оксфорд-стрит уже украсили растянувшиеся через улицу многоцветные рождественские гирлянды. Магазины еще не закрылись и принимали самых закаленных покупателей, а по тротуарам разгуливали веселые и шумные компании подвыпившей молодежи, немалую часть которых составляли хихикающие девицы, чья одежда явно не соответствовала погоде. Никто не перехватывал мой взгляд, никто не заглядывал в лицо, как будто меня вообще не существовало. Учитывая ситуацию, такое невнимание должно было бы только радовать, но мне сделалось грустно. С самого начала я чувствовал себя чужаком, приезжим, сторонним наблюдателем.

Поскольку мой отель находился в другой стороне, я прошел по Оксфорд-стрит в направлении Оксфорд-серкус, где поймал такси, водитель которого, к счастью, оказался молчуном и подбросил меня до Паддингтона, не промолвив ни слова.

Выйдя из машины, я еще несколько минут шел пешком по удивительно тихой улочке, пока не наткнулся на приличный, отвечающий моему настроению паб. Из приоткрытого окна слышалась какая-то из вещей «Oasis», а к музыке добавлялся гул голосов и звон стаканов — фирменные звуки настоящей лондонской пивнушки, напомнившие о том, чего именно мне не хватало.

Я остановился у двери, вошел и с наслаждением вдохнул теплый, прокуренный воздух.

Заведение выглядело вполне прилично и, похоже, лишь недавно перенесло ремонт, после которого его украсили новые деревянные панели. Помещение было длинное и узкое, с барной стойкой, растянувшейся на три четверти длины. Свободное пространство занимали беспорядочно расставленные круглые столики, за которыми собралась в этот вечер разношерстная публика, исключительно белая и почти исключительно мужская, в возрасте от двадцати до семидесяти. Внимание большинства привлекала невысокая платформа в углу зала, которую я принял за сцену. Пара завсегдатаев оглянулась, когда я проходил мимо, но лица их не отразили ко мне ни малейшего интереса. Протиснувшись к бармену, здоровяку с низким лбом и выразительной нижней челюстью, напомнившему мне хорошо сложенного бесхвостого макака, я заказал вторую за вечер пинту «Прайда».

Беспокоиться о том, как бы произвести благоприятное впечатление на симпатичную спутницу, не приходилось, и я присосался к кружке по-настоящему, опустошив ее с первого подхода примерно на четверть. Вот теперь пиво и впрямь обрело забытый вкус нектара. Я сделал еще пару глотков и понял, что для полного удовольствия не хватает одного важного ингредиента. Гадать, какого именно, не пришлось — я это уже знал.

Чуть дальше к концу стойки сидел старикан в сером плаще и кепке, должно быть, уже разменявший восьмой десяток. Держа между узловатыми пальцами «Ламберт и Батлер», он несколько секунд рассматривал собственное отражение в зеркале на стене, потом смачно затянулся, постучал сигаретой о край пепельницы «Хайнекен», стряхивая пепел, и повторил процесс.