Для тебя моя кровь
Шрифт:
– Демон, появись, жертвы нашей коснись. Услышь нас, покажи свой лик…
Сразу было ясно, что и Светка ни в какого демона не верит, а её заклинание – чистая импровизация.
Когда фантазия подруги иссякла воцарилась тишина. Лишь было слышно потрескивание костра, кваканье лягушек в зарослях камыша да уханье совы.
Я ещё успела подумать о том, что за сегодняшний вечер, который оказался на редкость весёлым и живым, мне придётся заплатить дорогой ценой, как из леса на поляну вышел тот, кого мы
Тёмная сгорбленная фигура стремительно приближалась к нашему костру.
Мы завизжали, сжавшись в одну кучку, парни заорали, затопали ногами, но благополучно принялись отступать, пытаясь спастись бегством.
– Не подходи, - едва шевеля языком бормотал Витёк, вытягивая нож,
Лезвие ножа дрожало, губы парня дрожали тоже.
А фигура приближалась медленно, словно была уверена в том, что жертва никуда от неё не уйдёт.
Слишком самоуверенным оказался этот демон, так как компания, наконец придя в себя бросилась наутёк, оставив меня на растерзание странному психу, бродящему по ночам в лесу. Вот сейчас и закончится моя бесславная, никчёмная жизнь. Будут ли обо мне горевать бабушка и дед? А Светка вспоминать будет?
Псих откинул капюшон и сел напротив меня. Языки костра осветили его усталое старческое лицо, изборождённое морщинами, седые волосы, и глаза. А вот глаза светились молодостью, жизнью, весельем, словно принадлежали другому человеку.
– Как тебя назвали? – голос старца, не старика, ни старикашки, а именно старца показался мне смутно знакомым. В нём, в этом глубоком голосе звучала мощь, скрытая, запрятанная.
– Зинаида, - прошептала я одними губами.
Нет, этот седовласый мудрец, гладковыбритый, с чарующим голосом и озорным взглядом не может оказаться маньяком. Во- первых- слишком стар, во- вторых- не погнался ведь он за красивой Светкой и соблазнительной Мирославой. А маньяков должен подстёгивать, возбуждать вид убегающей жертвы, или я это с собаками путаю?
– Тебе не идёт это имя, - старец покачал головой.
– А какое идёт?
Если честно, на мнение старого бродяги мне было глубоко наплевать. Гораздо больше интересовала перспектива возвращения домой или вернее отсутствие этой самой перспективы. Далеко ли я уйду ночью, на заплетающихся слабых ногах по буеракам?
– Своё, - ответил старик. – Тебе идёт твоё собственное имя.
– Ну и как же меня зовут?- да уж, содержательный разговор у нас получается, ничего не скажешь.
– А это ты сама вспомнить должна. А ещё, откуда ты, кем ты была ранее, и почему ты здесь.
– А как вы догадались?
– Вижу. Я профессор психологии, как раз занимаюсь проблемой амнезии. Приехал сюда, в глушь, чтобы писать книгу в тишине. Поселился в сторожке.
Причин не верить этому человеку, впрочем, как и верить, у меня не было. Но его объяснения поставили всё худо- бедно по своим местам, так что можно было не бояться. Тем более, кто знает, может он сможет мне помочь.
– Я не помню ничего. Каждые два года у меня начинаются приступы, а после них- чистый лист. Можно начинать жизнь заново, ни воспоминаний, ни стремлений, ни обид. У меня ничего нет, я одна, я просто больное существо, с которым возятся, которое должно испытывать благодарность, любить своих благодетелей, которое не за что уважать!
Я и сама не заметила, как перешла на крик. Слёзы текли по щекам, горло сжималось в спазме. Лицо старика расплывалась, становилось не чётким.
– Я никому не нужна, они сбежали, вы же видели, как они сбежали? А как я теперь домой попаду?
Профессор слушал, не перебивая. Лишь когда силы мои иссякли, он взял мою руку в свою, слегка пожав. И мне показалось, что по венам потекла сила, живительная, наполняющее меня спокойствием, И в одно мгновение я избавилась от гадкого ощущения своей половинчатости, своей оторванности от чего- то целого.
– Так легче? – спросил он. И мне почудилась в его глазах боль, сожаление и вина?
Почему он так смотрит? Может понимает, что я безнадёжна, и медицина в моём случаи бессильна?
– Ты вспомнишь, - проговорил старец, продолжая удерживать мои пальцы в своей не по- старчески горячей ладони.
Какая пронзительная зелень глаз? Что она мне напоминает, почему так легко, так комфортно находится рядом с этим человеком? Почему так страшно потерять его?
– Зина! – издалека раздавался хор нестройных голосов.
Повернув голову в их сторону я увидела множество фонарей. Это что же, вся деревня отправилась на мои поиски?
– Зинуша, внученька моя! – причитала бабка, будто меня сейчас шли не искать, а хоронить.
– Тебя ищут, - сказал старик. – Боюсь, что работа над твоей памятью завершится, не успев начаться.
Выбор, этот странный человек давал мне выбор. Уйти с ним в неизвестность, не зная о нём ничего, но в надежде обрести себя, или вернуться к старой жизни, где царят недомолвки, какие- то сомнительные факты из моей биографии, не стыкующиеся между собой?
Голоса людей становились громче, холодный свет фонариков ярче.
– Тебе решать, - тихо, и как – то обречённо говорил профессор. – Нужно ли тебе это? Может быть лучше остаться Зинаидой и тихо жить новой жизнью, ничего не зная о себе.
– Я хочу помнить.
Эти слова оказались роковыми, и мне показалось, что во взгляде моего нового знакомого мелькнуло облегчение и даже светлая радость. Неужели я заинтересовала его, как пациентка? Может он будет писать обо мне свою работу?