Для тебя

Вырос Ростик в танцевальных студиях, в бесконечных примерочных и гримерных, в автобусах, везущих танцоров на выступления. Свою маму он запомнил такой, какой она была в его пять лет: изящной невысокой женщиной с королевской осанкой. Ее густые прямые волосы с медным отливом всегда были сколоты объемной заколкой, походка ее, как и все движения, казалась легкой, летящей, словно сила земного тяготения действует на нее в каком-то особенном, облегченном варианте. После мальчик видел ее так редко, что просто не успевал отпечатать в памяти, как изменялась ее внешность.

Сразу после уроков Ростик отправлялся на тренировку, время которой возрастало пропорционально тому, как он взрослел – с одного часа до шести. После тренировки он кое-как расправлялся с домашними заданиями (в старших классах почти совсем их не открывал) и, только коснувшись щекой подушки, проваливался в глубокий сон до самых шести утра. Именно утром, где-то полчаса-минут сорок, он виделся с матерью. Поднималась она тоже в шесть, принимала душ и готовила незатейливый завтрак. Чаще всего это был омлет или отварные яйца плюс салат. На чай времени обычно не оставалось, кофе никто из них вообще не пил. Вместо этого Людмила всегда брала с собой поллитровую бутылочку талой воды. И сына с детства приучила к тому же.

Они ели, рассказывая друг другу что-то о своей жизни (в полчаса помещалось не так уж много), и пропадали из дому на целый день. А в единственный свой выходной от танцев – воскресенье – Ростик старался как можно больше времени провести с друзьями.

На момент знакомства с самым энергичным и интересным человеком, которого он когда-либо встречал – с Андреем – Ростику было двенадцать лет. В это время его танцевальные нагрузки так выросли (в связи с возрастанием числа конкурсов и фестивалей, на которые ездила их группа), что он все чаще ловил себя на мысли: «Долго ли я еще так выдержу?». Но вот на их с Романом Вишневую улицу переехал этот свалившийся с Юпитера Андрей. И все как-то сразу наполнилось неожиданной легкостью и обрело новый смысл.

Поначалу Андрей вызывал у Ростика раздражение и нечто вроде ревности. Он злился, что тот прихватизировал его лучшего друга – Романа. Постоянно гулял с ним, приводил к себе во двор и домой, наносил ответные визиты. И это при том, что дети Вишневой улицы обычно играли только на улице, а в соседский дом заходил исключительно с родителями и только по приглашению.

Ростик понимал, что лучший друг из него никудышный – гулять выходил только в субботний вечер и по воскресеньям, да и то, если на выходных никуда не ехал выступать. Еще они, конечно же, виделись с Романом в школе. Если бы не мощная объединяющая сила под названием: «Как выкрутиться? У кого списать?», развалилась бы наверняка их дружба давным-давно.

Но прошло пару месяцев после знакомства с Андреем и Ростик, как все другие, подпал под влияние его мощнейшей харизматичности и всезаполняющей энергии.

Увидев выступление Ростика на школьном концерте ко Дню учителя, Андрей выдал ему целую речь о том, как здорово тот танцует и как это важно – заниматься в жизни именно тем, что тебе больше всего по душе. Еще он сказал, что выступление танцоров дало всем зрителям огромный заряд энергии и позитива.

– Даже среди учителей не было никого, кто не светился бы восхищенной улыбкой, когда вы отбивали ритм на сцене, – так Андрей подвел итог своей хвалебной речи.

Казалось бы, просто слова. Но для Ростика, чье имя новый друг подрезал до короткого «Рос», они стали опорой, так необходимой ему в то время. Ведь он чувствовал себя таким уставшим, как никогда в жизни. Он впервые начал задумываться над тем, что дадут ему танцы в будущем. Сможет ли он обеспечивать себя, занимаясь только ими? А главное, что толку другим людям и миру в целом от его степа? Танцы никого не кормят и не одевают, не дают кров и уют, только развлекают. Разве не достаточно и без него увеселителей публики? Да, Рос всерьез задумывался о том, чтобы бросить танцы и заняться изучением чего-то более полезного. Вот только чего – все никак не мог придумать.

Слова Андрея развеяли его отчаянье. Если танец дает зрителям заряд энергии и позитива – разве этого мало? Это во многом больше и лучше, чем, к примеру, производство чипсов и алкоголя. Рос снова обрел твердую почву под ногами. Теперь он знал, ради чего делал то, что делал, знал, что это не лишено смысла. И он продолжил танцевать, все больше и больше наращивая обороты. Ему уже не было убийственно трудно. Он научился уделять отдыху достаточно времени. Научился высыпаться в автобусе и унимать мышечную боль нажатием специальных точек (последнее тоже благодаря Андрею). Он знал, что нет в мире чего-то более желанного для него, чем танец. До двадцати двух лет это была его единственная любовь и единственная страсть.

Девушки, обиженные отсутствием интереса к ним со стороны Роса, еще со средней школы приписывали ему нетрадиционную ориентацию. Парня это не раздражало, скорее забавляло. Он даже иногда подыгрывал им, нарочно изображая соответствующие повадки и голос. Но вот девушки из его танцевального коллектива были нормальными. Они росли и жили в таком же ритме, как он сам, поэтому знали, что такое нехватка времени и сил на любовные похождения. Казалось бы, идеальный вариант для танцора – встречаться с танцовщицей. Но такое и в голову никому из них не приходило. С ранних лет их хореограф – строгий, но невероятно талантливый Игорь Олегович – прививал им мысль о том, что танцевальная группа – это семья. Соответственно, они все друг для друга братья и сестры. И эндогамия в их семье недопустима.

То же самое было и в университете. Танцы – на первом месте. Все остальное/все остальные – на втором, пятом, десятом. Еще больше нагрузок, еще меньше времени. Выступления с разными группами, собственные постановки, как обязательная часть программы обучения на хореографа, поездки… Очень много поездок. Но даже в этом бешеном калейдоскопе, которым была его жизнь, он всегда выделял полчаса, чтобы позвонить матери. Они созванивались по утрам, и, как и прежде, разговаривали за завтраком. Рос кратко пересказывал самые интересные моменты минувших суток. А Людмила так же концентрированно говорила о своих новых ролях, мужчинах, путешествиях с этими мужчинами.

В студенческие годы Рос по-настоящему сдружился только с одним человеком – с Юти (Юлей Тисовой), которая училась в его академгруппе, плюс в общежитии они жили в соседних комнатах. Юти была симпатичной девушкой невысокого роста с заостренным личиком, которое обрамляли короткие пряди красных волос. В одной из тонких черных бровей поблескивал пирсинг, в ушах – несметное количество сережек. От левого уха до ногтей руки спускался замысловатый черный узор татуировки. Одевалась она чаще всего в джинсы (только брендовые), футболки, блузки, джемперы. У нее было два любимых джемпера – зеленый в мелкую клеточку и желтый – его она носила редко и только в осенние дни. Зимой – облегающие яркие свитера (ни в одном из них не было горловины), длинные полосатые шарфы (с которыми не расставалась даже в аудиториях) и митенки, которых, казалось, у нее не меньше сотни пар. Нет, Юти не принадлежала ни к одному из полчищ неформалов, просто любила эксперименты. Ее динамичный дух не терпел однообразности.

Росу тоже нравилось экспериментировать с внешностью. Свои светло-русые волосы он стал выбеливать еще в старших классах, потому как дарованный природой оттенок казался ему слишком тусклым, как будто землистым. Первую татуировку сделал, когда сдал школьные выпускные экзамены – руна Феху, увитая остролистым плющом, возле правой ключицы, последующие появлялись на его теле уже в студенческие годы. Рос не был сторонником пирсинга, он не проколол себе даже ухо, но у него имелась страсть к другим украшениям – кожаным браслетам. Широкие и узкие, черные, белые, темно-коричневые, бежевые, оранжевые, цельные, плетеные из тонких полосок… Начиная с пятнадцати лет, он одевал их каждый день, всегда тщательно комбинируя с одеждой. К своему гардеробу Рос тоже относился со всей внимательностью – он любил яркие цвета, нестандартный крой и только натуральные ткани.