ДМБ 84. Я служил Советскому Союзу
Шрифт:
Однако убежал вперёд, пора вернуться в нулевой этаж аэровокзала. Там мы просидели до позднего вечера. Поужинали скромно, тем что осталось от взятых из дома продуктов. Поделились и с теми, у кого съестное уже закончилось. Постепенно стали устраиваться на ночлег, прямо на каменном полу. Отчётливо помню, что абсолютно не спал в эту ночь. Даже для молодого крепкого тела, каменное ложе было чересчур твёрдым. А ещё к ночи стало заметно холоднее, по полу сильно потянуло сквозняком, какой уж тут сон. Все остальные испытывали, естественно, то же самое, поэтому спали только единицы. Самые отъявленные экстремалы. Остальные тихонько разговаривали, часто шарахались в туалет. В общем, коротали эту бесконечную ночь как могли.
Около пяти утра нам скомандовали подъём и приказали подниматься на первый этаж аэропорта. Не задержались, в пустынном в этот ранний час зале первого этажа, мы через двустворчатые стеклянные двери проследовали на улицу.
– Вон наш борт, – показал на один из стоящих «Ту-154», капитан, который до этого скомандовал построение, – на посадку пойдём пешком. Но, не как стадо баранов. Это аэродром – режимный объект, кто не в курсе. Двигаемся строго в колонну по одному, интервал два шага. Первая шеренга налево! На посадку шагом… марш!
– Вторая шеренга налево, – продолжил он, когда крайние призывники первой шеренги проходили мимо строя, – Вслед за первой шеренгой шагом марш!
Я оказался во второй шеренге и послушно затопал по бетонке в сторону самолёта. Пройдя примерно половину расстояния, украдкой оглянулся. Потрясающее зрелище. Цепочка призывников растянулась до самого здания аэропорта, а первые из нас уже подходили к самолёту. Так же друг за другом мы поднялись по трапу на борт, где бортпроводники равномерно распределили нас по салонам. Мы с Сергеем попали в первый, а я к тому же умудрился занять место возле иллюминатора. Ещё примерно с полчаса самолёт стоял на стоянке. Потом лётчики запустили двигатели, и мы медленно покатили на взлётку. Солнце, наконец, сумело найти разрыв в облаках, и его лучики весело заиграли на стёклах удаляющегося аэровокзала. Самолёт остановился, и двигатели взревели с новой силой, набирая максимальные обороты. Короткий разбег, отрыв и в иллюминатор видно как быстро удаляется земля. Самолёт плавно набирает высоту, под нами проплывает по-зимнему голый лес, в котором выделяются только вечнозелёные сосны и ёлки. Промелькнули голые сопки и горные осыпи, кое-где ещё покрытые снегом. Сразу за ними показался скованный льдом Байкал, а ещё через минуту самолёт занырнул в белую вату облаков.
Спустя ещё несколько минут, самолёт поднялся выше облаков и по глазам резанули яркие солнечные лучи. Здесь ничего не мешало полному господству дневного светила. Белоснежный ковёр остался внизу, надёжно укрыв за собой поверхность. В салоне самолёта было тепло, и многие призывники, пригревшись уже спали, откинувшись в мягких креслах. В последний раз, глянув на пушистый ковёр закрывший землю, я откинул спинку сиденья и тоже прикрыл глаза. Ровный гул двигателей и бессонная ночь, на каменном полу, сделали своё дело. Через несколько минут я задремал, а потом и вовсе провалился в сон.
Глава 2 Самый Дальний Восток
Я проспал весь полёт. Сон мой был не слишком крепкий. Балансируя на грани сна и яви, я время от времени приоткрывал глаза и косился в иллюминатор. Сплошная облачность закончилась, в разрывах белой ваты было видно далёкую землю. Но, что-то разглядеть на таком расстоянии было нереально. Я опускал веки и вновь уплывал в царство Морфея. В очередной раз, приоткрыв глаза, я заметил, что земля стала заметно ближе, а облака теперь оказались где-то вверху. Самолёт понемногу снижался. Внизу уже можно было разглядеть сплошной лесной ковёр с редкими пятнами голых сопок. Я поднял спинку сиденья и заметил, что Серёга тоже уже не спит. Вскоре лес под крылом закончился. Теперь внизу потянулись отчётливо видимые спины сопок, покрытые зелёной молодой травкой. Короткая вибрация – лётчики выпустили стойки шасси. Вскоре замелькали редкие аэродромные постройки, мелькнул бетон взлётки. Ощутимый толчок и самолёт, чуть подпрыгивая, покатился по полосе. Взревели двигатели, переведённые на реверс, и скорость быстро стала снижаться. Вот мы уже медленно катимся, выруливая на стоянку.
На земле нас уже ждали. Несколько офицеров, среди которых выделялся капитан в зелёной фуражке, стояли в непосредственной близости от трапа. Чуть подальше стояла группа солдат, где среди выгоревших пилоток в глаза бросались две ярко зелёные фуражки. Такого же цвета погоны с двумя узкими жёлтыми полосками и крупными буквами «ПВ» были на плечах этих крепких сержантов. Мы быстро спустились по трапу и остановились на бетонке плохо организованной
толпой, не зная, что делать дальше. Никаких команд, кроме – «покинуть самолёт», нам не давали. Сопровождавшие нас офицеры тем временем подошли к группе встречающих и передавали им какие-то бумаги. Пока о нас забыли, мы с любопытством оглядывались вокруг. Наш самолёт стоял на самом краю аэродрома. За поросшим молоденькой травой широким газоном, виднелась обычная асфальтированная дорога, на которой стояли три небольших автобуса, типа ПАЗ и две «шишиги» с выгоревшим тентом на кузовах. С другой стороны, за нашим гражданским, «аэрофлотовским» самолётом, просматривались стоянки занятые большими военными самолётами. Ещё дальше, в ряд выстроилось несколько истребителей, кажется «мигов». Слишком далеко чтобы сказать наверняка, может это и «сушки».Первым из группы офицеров отошёл капитан-пограничник, держа в руках белую картонную папку. Как только он направился в нашу сторону, следом двинулись и два сержанта-погранца, видимо следившие краем глаза за своим командиром. Капитан остановился перед толпой призывников и, скользнув по ней взглядом громко скомандовал:
– Трёхсотая команда, выходи строиться! В колонну по четыре.
– Вон там дальше, – показал он рукой к самому газону и, обернувшись к сержантам, уже тише добавил, – Игнатко, Рубцов, помогите салагам сгруппироваться.
– Налево, – скомандовал капитан, подойдя к нашему корявому строю, – равняйсь, смирно. Я капитан Ожогин. Сейчас буду называть ваши фамилии, слушаем меня внимательно и громко отвечаем «я».
Пока мы строились, к толпе оставшихся призывников подходили другие офицеры и отводили своих будущих солдат в разные стороны, благо места на бетонке было полно. Закончили перекличку. Все наши оказались на месте, никто не спрятался в самолёте, чтобы рвануть домой. Это шутка, конечно.
– Вольно, строй не покидать. Игнатко, присмотри за бойцами, я сейчас, – сказал капитан и направился к самолёту, где возле трапа остались только сопровождавшие нас со сборного пункта офицеры.
Мы видели, как он расписался в каких-то бумагах, пожал офицерам руки и вновь направился в нашу сторону.
– Направо, шагом марш, – скомандовал он подойдя и добавил – Игнатко, веди парней в автобус.
Дальше руководство взял на себя один из младших сержантов. Он провёл нашу небольшую колонну по рулёжке, потом мы перешли на асфальт дороги и остановились возле тёмно-зелёного «пазика».
Автобус был небольшой, сидячих мест на всех не хватило, но сержант успокоил, что ехать недалеко, можно и постоять. За рулём уже сидел солдат, но не пограничник, погоны были голубыми с жёлтыми буквами «СА». Капитан сел на боковое кресло возле двигателя, а Игнатко и Рубцов на передний диванчик, сразу возле двери. Еще, перед тем как скомандовать посадку, Рубцов предупредил, чтобы эти места мы не занимали. Ладно, постоим, не беда, в самолёте насиделись. Серёга предлагал подвинуться, чтобы сесть втроём, но я махнул рукой. Минут десять, пятнадцать смотреть было особо не на что. По обеим сторонам дороги тянулись деревья. Единственное, что бросилось в глаза, здесь весна намного активнее вступает в свои права, чем у нас в Сибири. На деревьях уже появились маленькие клейкие листочки, а молодую травку я заметил ещё на аэродроме. Солнце припекало основательно и в стареньком автобусе вскоре стало жарко, пришлось даже куртку расстегнуть. Лиственный лес сменился двух и трёх этажными домами какого-то небольшого городка или посёлка. Названия населённого пункта я не заметил, может, табличка с другой стороны дороги была. Немного покружив по узким улочкам, автобус выехал к одноэтажному покрашенному в грязно-серый цвет зданию вокзала.
– Так бойцы, – заговорил капитан, когда водитель заглушил двигатель и открыл скрипучую дверь, – до поезда почти два часа. Автобус нужно отпускать. Поэтому сейчас организованно выходим и идём в самый дальний конец перрона, чтобы не пугать гражданских своим экзотическим рваньём. Никуда не шарахаться, а тихонько сидеть и ждать поезд. Сержанты Игнатко и Рубцов за вами присмотрят. Если кому-то потребуется в туалет, спрашивайте у них. Только толпой не ходить. По двое, максимум по трое, всё равно на всех очков не хватит.
– Вопросы? Вопросов нет, – констатировал капитан, подождав пару секунд, – всё, на выход. Игнатко старший, веди пополнение. Я через час подойду, надо ещё кое-какие дела уладить.
Народу на перроне было не много. Точнее его совсем не было. Просто люди выходили из подошедших электричек, а другие садились в них. Транзитом, почти не снижая скорость, громыхали товарные составы. Капитан появился минут через сорок, спросил у Игнатко как дела и снова куда-то убежал. Второй раз он пришёл за десять минут до прибытия нашего поезда. Уже заметно стемнело, наступил вечер и на перроне зажгись редкие фонари. Теперь, кроме нас, здесь вообще никого не было. Капитан скомандовал построение и быстро провёл перекличку. Вскоре, освещая рельсы мощным прожектором, показался локомотив нашего поезда.