Дмитрий Иванович Менделеев

«Если же прибавить за тем настоятельную потребность в личном ознакомлении с условиями некоторых, еще не хорошо обследованных местностей, для чего необходимы новые туда поездки, которые, конечно, дадут и новую дань науке, то окажется, что без общего содействия русских естествоиспытателей, без строгого обсуждения плана и подготовки необходимых для его выполнения средств- подобная работа немыслима».

Но – увы! – еще не ко времени были предложения Менделеева о создании коллективного исследовательского органа, в котором нам легко угадать первые наброски контуров современного нам Совета по изучению производительных сил Академии наук СССР, с его многообразными комплексными экспедициями, с его умелым сочетанием труда минералогов и озероведов, ботаников и ирригаторов, лесоводов и архитекторов, и множества других специалистов.

Съезд естествоиспытателей и врачей в 1879 году разъехался, не приняв никаких решений. Лишь разрозненные отряды энтузиастов продолжали исследовать страну. Б. И. Дыбовский и В. Годлевский путешествовали в бассейне Амура, А. Л. Чекановский – в Прибайкалье, Н. А. Северцов и И. В. Мушкетов – в Туркестане… Они составляли первые географические обзоры неизвестных и необжитых краев [66] . Что касается изучения экономики важнейших центральных районов России, то со-

66

Л. С. Берг. Всесоюзное географическое общество за сто лет. М. – Л., 1946.

ответствующее отделение Российского географического общества пришло в те годы к заключению, что ни собирание таких материалов, ми обработка их «не под силу добровольному обществу». Эпоха «казачества», как именовал Менделеев изолированные партизанские действия разрозненных отрядов искателей, и в этой области еще не миновала. Но сам-то Менделеев отдавался им со все большим увлечением, со все большей страстью. Частичный успех его советов, относившихся к «нефтяным делам», его вдохновлял чрезвычайно. Правда, он не мог притти к сердечному согласию с заправилами этих дел, убедить их в необходимости разумного их ведения. Но эти огорчения не умеряли его настойчивости. Нобеля, например, он считал просто человеком «злой воли», хотя это был самый обычный делец, поступавший по законам и обычаям своего класса.

В 1888 году, по предложению министерства государственных имуществ, Менделеев объездил Донецкую область, обследуя возможности развития отечественной каменноугольной промышленности. Ведь в то время и заводы и транспорт центральных областей работали еще на привозном, английском, угле. Менделеев не только связался с геологами, не только изучил край, но исследовал всю его экономику – собирал, например, копии соглашений между крестьянами – добывателями и скупщиками угля на кустарных разработках в Зайцевской волости и пр. Свой отчет о поездке он опубликовал в журнале «Северный вестник» (1888, №№ 8-12) под названием: «Будущая сила, покоящаяся на берегах Донца». Он начинался поэтическим музыкальным аккордом:

«Много, много веков в земле пластом лежат, не шевелясь, могучие, черные каменные великаны. Они шутя двигают корабли, молча день и ночь вертят затейливые машины, все выделывают на сложных заводах и фабриках, катят, где велят, целые поезда с людьми ли, с товарами, куют, прядут…

Не из сказки это, – у всех на глазах. Это поднятые великаны, носители силы и работы – каменные угли».

Он звал сюда – на Донец – русских людей с такой же пламенной верой в будущее края, как некогда приглашал их на нефтеносные земли Прикаспия.

«И нет куска земли, в которую вдунуть дыхание промышленной жизни было бы легче, чем в земли, столь богато одаренные спрятанным в них углем, как донецкие», – писал он.

От менделеевских работ неизменно излучалась та же влюбленность в жизнеутверждающий труд, те же настроения, с какими молодой Горький начинал недописанную им до конца былину «Васька Буслаев». Он читал ее в рукописи Чехову, и тот радовался замыслу показать богатырскую мощь созидания:

Эх-ма, кабы силы да поболе мне!

Жарко бы дохнул я – снега бы растопил,

Круг земли пошел бы да всю распахал,

Век бы ходил – города городил…

«Если бы воля моя была, – писал Менделеев в своей статье о Донецком бассейне, – приставил бы я к Донцу молодежь, под руководством аккуратного исследователя, чтобы изучать эту реку с возможною точностью и продолжительно, как следует для того, чтобы дело окончательного регулирования шло не наугад.

Да призвал бы лучших знатоков этого дела, чтобы у них узнать, как лучше, дешевле и вернее можно устроить Донец и Дон для наших русских надобностей. А за это же время распорядился бы… карчи [67] или затонувшие деревья вытаскивать, а где нельзя вытащить – взрывать, балки или боковые овраги, сносящие в реку целые косы гравию и камней, загораживать плетнями, где сильные излучины – испрямлять течение реки и где сыпучие берега – засаживать их ивняком или отводить от них реку».

67

Карчи – затянутые песком стволы потонувших деревьев.

В стилевом сходстве этих отрывков нельзя видеть случайного совпадения. Здесь выражается именно общий склад и направление мышления. И в других работах Менделеева нет-нет да и вспыхнет все тот же «буслаевский» мотив:

«Будь у меня какая-либо на то возможность, в центральной России, в Москве даже, я бы повел такую глубокую разведку вертикальной шахтой и бурением, о какой доныне и помину нет, и, полагаю, что от глубокого проникновения внутрь недр разлилось бы не мало света в подземной тьме».

Это уже из книги «К познанию России».

И в другом месте:

«Если бы введено было орошение, во многих жарких частях России, даже на южном берегу Волги, можно было бы отвоевать целые области» и т. д. и т. п.

В менделеевской работе «Будущая сила, покоящаяся на берегах Донца» мы находим не только подготовку к началу капиталистического освоения каменноугольных богатств Донецкого бассейна. Менделеев не просто чутко и своевременно отзывался на потребности своего времени. Он, как естествоиспытатель, выдающийся технолог, передовой химик, стоя на почве объективной науки, стихийно вырывался в своих научных мечтаниях за пределы практических возможностей своей эпохи, за рамки капиталистических форм хозяйствования.

Чего стоят, например, его изумительные предвидения грядущей газификации промышленности!

«Думаю, что время выгодности устройства общих заводов для переделки топлива в горючие газы недалеко, потому что города сильно растут, заводы и фабрики скопляются около них и топливо здесь идет в громадных размерах, а сокращение хлопот и расходов с развозкою топлива, с истопниками, с заботою об экономии топлива и с необходимостью во многих случаях высокой температуры – должны дать значительные сбережения при употреблении газового топлива. Открыл кран – и топливо потечет само собой, количество его измерить легко, ими легко управлять. При постоянной топке стоит раз урегулировать приток газа – дальше и присматривать не надобно. А температуры дает газовое топливо наивысшие, большие, чем сам уголь, отчего уже и ныне нередко прибегают к полному превращению угля в горючие газы… при помощи простых снарядов, называемых генераторами… Вот сюда должна направляться изобретательность людей».

Мысль летела вперед и в конкретных очертаниях впервые в мире формировала идею подземной

газификации углей, которой суждено было именно здесь – в донецких степях – уже в наши дни найти первое же промышленное осуществление:

«Настанет, вероятно, со временем даже такая эпоха, что угля из земли вынимать не будут, а там в земле сумеют превращать в горючие газы и их по трубам будут распределять на далекие расстояния».

Идея подземной газификации, развитая Менделеевым подробнее в книге «Уральская железная промышленность в 1899 году» (Спб., 1900), была впоследствии подхвачена английским химиком Вильямом Рамсеем. Ленин писал по поводу нее в 1913 году в статье «Одна из великих побед техники», что она «означает гигантскую техническую революцию» [68] .

68

В. И. Ленин. Соч., изд. 3, т. XVI, стр. 368.