Днем и ночью хорошая погода (сборник)

Зельда: В вашу честь. Ты разве не узнаешь эту прелестную вечернюю пижаму? А ты, Дорис?

Дорис: Ну, милочка, моя память не в силах запомнить весь твой гардероб, увы! Но это и правда красиво. Немного старомодно, но красиво.

Зельда: Верно-верно, память у тебя никуда. А ведь это историческая пижама: в ней я попала в Брабан, она была на мне в ночь пожара. Правда, смешно? (Поворачивается вокруг себя, проходится по комнате, положив руку на бедро, как манекенщица, все смущенно смотрят на нее.)Она немного помята… Мы же с ней, с этой пижамой, были вместе привязаны к одному матрасу, у нас обеих остались от этого замятины, не знаю, удастся ли их разгладить. Я очень люблю ее. В той одежде, которую мне потом привезли в Брабан, не было никакой изюминки. Моя бедная горничная прекрасно умела собирать чемодан мадам для поездки на охоту, на море, в Нью-Йорк, но чемодан мадам для поездки в сумасшедший дом оказался ей не по зубам. Вот она, терзаясь сомнениями, и напихала туда всяких юбок, свитеров, брюк, спортивных рубашек, туфель на низком каблуке — полный гардероб пациентки приюта для умалишенных. И эта клоунская пижама осталась в моем шкафу единственной уликой.

Лоранс: Почему уликой?

Зельда: Ну, у нее был такой разгульный вид, она говорила о бурном, пагубном прошлом, том самом, которое и привело меня туда. Я смотрела на нее с ужасом, но, надо сказать, и с ностальгией. (Что-то напевает.)

Этьен: Действительно, я теперь ее вспоминаю, эту пижаму.

Дорис: Она все еще в моде. Это же Пакен, да? Вещи этого типа стоят бешеных денег, но, по крайней мере, они успевают окупиться…

Зельда (сладчайшим голоском, каким она будет говорить в течение всей сцены): Я хотела бы попросить вас всех помочь мне.

Лоранси Том (хором): Ну конечно же, разумеется! В чем?

Зельда: Вы знаете, что такое психодрама?

Лоранс: Конечно. Берется какая-нибудь сцена, какое-нибудь тяжелое событие, день, который тяготит вас, но подробности которого вы уже не помните, и воссоздается в мельчайших деталях. Это что-то вроде изгнания злых духов.

Зельда: Ну так вот, меня преследует день моей отправки в Брабан.

Дорис: Милочка, нужно ли это? Ты же знаешь, как это все было тяжело для тебя. Зельда, тебе надо забыть об этом… (Спохватившись.)То есть я хочу сказать, надо постараться забыть.

Зельда (наивно, по-детски обезоруживающе): У меня одной не получается, мне нужна ваша помощь. Мы только вспомним в общих чертах, это не долго, уверяю вас. Я просто хотела проверить кое-что, что осталось в моей памяти, а осталось совсем немного.

Лоранс: В психодраме действующие лица меняются местами: я, например, могла бы сыграть Дорис, а Том — Этьена.

Дорис: Но как вы собираетесь это сделать? Вас же там не было.

Зельда: Но я-то там была все время. Вы просто будете поправлять меня по ходу дела, если понадобится. Какие-то воспоминания, хоть и смутные, у меня все же есть.

Лоранс: А вы с Дорис что будете делать? Никто не приходил тогда?

Этьен: Приходили. Сначала Дюбуа, потом Анн Мари.

Зельда: Ну вот, ты мог бы сыграть Дюбуа, а Дорис — красотку Анн Мари… Может получиться очень весело.

Дорис: Ты так думаешь? По-моему, все только запутается.

Зельда: Ты пойми, меня интересуют не слова, не действующие лица, а ситуации. Дорис, тебе что, не хочется мне помочь? Я ведь прошу тебя о помощи, о настоящей помощи. Я уверена, после этого мне станет намного лучше.

Дорис (доброжелательно): Ну, это совсем другое дело, милочка, конечно! Если тебе это поможет, я готова сыграть даже Калигулу.

Зельда: Моя жизнь была довольно трагична… Но, надеюсь, до этого мы не дойдем. (Обращаясь к улыбающейся Лоранс.)Лоранс, вам действительно это интересно?

Лоранс: Ну конечно, Зельда. Что нам делать?

Зельда: Начнем с самого начала. Итак, в тот знаменательный день, двенадцатого апреля тысяча девятьсот семьдесят второго года, я проснулась в своей постели… Во сколько?

Дорис: В двенадцать — полпервого, думаю.

Зельда: Ну вот, поехали. Полпервого дня, я просыпаюсь. (Ложится на диван, закрывает глаза, потом открывает их.)Дорис?..

Дорис (подходя ближе): Да.

Зельда: Нет, не ты, Лоранс.

Дорис: Прости.

Дорис отступает назад. Этьену и ей явно скучно, но остальные увлечены игрой.

Лоранс (выступая вперед): Да. Доброе утро, как вам… Как ты спала, Зельда?

Зельда: Как каменная глыба. Никак не проснуться. У тебя мои капли?

Лоранс: Твои капли?

Зельда: Капли, которые ты даешь мне по утрам. Ведь Шарвен тебе поручил следить за этим: капли, таблетки, уколы…

Лоранс: Шарвен уже занимался вами?

Зельда (садясь): Да. Он был старый друг, поэтому ему и доверились. Со мной он говорил, разумеется, только про анемию: мне очень не понравилось бы, что меня считают сумасшедшей. (Снова ложится.)Ну, так на чем мы остановились? Да, мои капли.

Лоранс подходит к подносу, берет бокал, наливает в него воды и возвращается к Зельде, затем берет воображаемый пузырек и трясет им над бокалом.

Лоранс (немного смущенно): Вот, выпей, пожалуйста…

Зельда (прерывая ее): Нет, не так, не две капли, а двадцать пять, самое меньшее. У Шарвена насчет транквилизаторов была тяжелая рука. Или нет, по утрам это были стимуляторы, да? (Поворачивает голову в сторону Дорис.)

Дорис (с рассеянным видом): Что ты сказала?

Зельда: Что ты мне давала по утрам, когда я просыпалась, не амфетамины, а что?

Дорис: Но я не помню, Зельда, три года прошло…

Зельда: Ну ты же давала мне этот наркотик целых три месяца.

Дорис: Правда, не помню. Но это, конечно, были транквилизаторы.

Зельда: Ладно, но по вечерам ты давала мне снотворное кроме моих собственных таблеток, а по утрам — успокоительное! Представляю, какая я была безмятежная.