Днем с огнем

За болтовней мы прошлись вдоль Литейного, сделали небольшой крюк, чтоб заглянуть в Сен-Жермен. До смены, благодаря раннему приходу в кафе и раннему уходу из него (не будем тыкать пальцами в наглую серую морду), оставалось солидно времени, а в этом тихом дворике за чугунной калиткой не людно. Преграда нас не остановила: Шпала, кажется, знал все Питерские подворотни, как и способы в них попасть. После шумного проспекта этот садик — отдушина. И для разговора самое то, не надо перекрикивать шумы с проезжей части.

Потом, топая к игорному нашему заведению, мы снова ударились в воспоминания детства. За теплыми для нас обоих картинами давно минувшего дня дошли мы до моста Белинского. Как раз, чтобы увидеть парнишку, перелезающего через кованую решетку. Рядышком шли пешеходы, проезжал транспорт, и никому не было дела до тощенькой фигурки в серых трениках и черной толстовке с капюшоном.

Пацан повернулся к нам, сорвавшимся на бег (сначала понесся я, а Шпала заодно со мной), помахал ручкой.

— И меня подарил, — сказал он: с каждым раскрытием рта из уголка сизых губ вытекала водица. — И меня.

И сиганул в Фонтанку.

Я узнал его. С запозданием, но узнал: это был тот пацаненок, что пытался стырить пакет с карасями, а после плюнул в воду.

Я подбежал к ограждению, вгляделся в темную толщу закованной в гранит реки. Ничего не разглядел.

— Ты парня видел? — обернулся к Шпале, с любопытством поглядывающему то на меня, то на воду.

Макс кивнул. Пешеходы как шли, так и шли, ни одна зараза не заголосила о самоубийстве. Людям нравятся сенсации, а тут тишина…

Я кратенько поведал об эпизодическом участии себя в судьбе того парнишки.

— Полнолуние, — отметил Находько. — Прибрали к воде, ближе всего — этой ночью. Не косись, ни на пук нет за тобой вины. Чужое хапнул — он, плюнул — он. Право и дело, АБ.

"И лишнее напоминание мне, что водные духи злопамятны. И просто злы", — додумал я и побрел на смену. Пацана не вернуть, и корить себя толку нет, тут Шпала прав. И расслабляться не стоит: раз щелкнешь клювом — только перья в стороны и полетят. В "заповеднике" с этим быстро…

— Есть ли жизнь на Марсе? Бывает ли на Арктике жара? — закрыв глаза, приложив ко лбу подушечки пальцев, почти продекламировала Обуреева.

Право слово, впору Майю было пожалеть: поди, извелась, бедная, в ожидании с заготовленной шуточкой.

Я всю дорогу игнорирую нашу бессменную занозу. Пропускаю мимо ушей ее псевдоюмор. Но тут что-то пошло не обычному сценарию, видимо, разболтались нервишки от событий этого вечера.

— Мужика б тебе, — я покачал головой. — Выносливого, слабослышащего и подслеповатого.

— Тэ-эк! — вмешался Макс, попала ему какая-то вожжа под хвост. — Выносливость — чтоб драл до опупения. Плохого на ухо, чтоб кроме воплей ни хрена не слышал, это я понял. А незрячесть-то к какому бую притыкается?

— Думай, — хлопнул я приятеля по плечу. — Будет, чем думалку занять.

Я уже сообразил, что снова сболтнул лишнего. Заявлю сейчас, что натуральный фэйс Бореевой сравним с молодою кикиморой (по моим представлениям, основанным на сказках и воображении), и тут-то на меня и налетят с вопросами: "А когда ты ее такую увидеть успел?" Шпала поймет, а остальные? Выкручивайся потом…

Про вольные нравы в дилерской среде я говорил. По сути, тут никого ничем не удивишь, даже на суровые извращения а-ля некрофилия мои коллеги (стажерское "свежее мясо" не в счет, вот годика через пол…) отпустят полный пофигизма комментарий: меньше трат на достижение цели, есть особенности в эксплуатации, зато не забеременеет. Или, проведя сравнение с искусственной елкой, мягко намекнут, мол — живая-то лучше.

Тут каждый устанавливает свои границы. Я катался "в номера" с Аллой Кононовой, было дело. Еще раньше, по завершении школы крупье, заезжал на съемную квартиру Аннет. И Таша у меня побывала. Я бы сильно не прочь был позвать к себе Алию, но она — казашка, у них с этим строго: только после свадьбы с одобренным родителем женихом. Но Майя? Это как раз тот редкий случай, когда живая — не лучше.

Я подернулся, скрылся за дверью раздевалки. С небольшим запозданием в дверь с той стороны что-то влетело и звякнуло. Похоже, непривычная к ответу с моей стороны Бореева психанула.

"Вечер неудачен для посуды", — я цокнул языком, вздохнул. Прокрутил по-новой наши с Находько мирные посиделки в кафе. Мирные, да. Возникни у Шпалы желание меня прикончить, там бы я и остался. Макс даже не пугал меня: я видел скорость, на какой способны двигаться он и Ханна, а вогнать нож в миллиметре от моей кожи было бы куда проще, чем скрипеть по керамике. Страшно мне не было, я даже восхититься успел звериной его мордахой. Нет, эта серая морда с волосяным, так его, покровом, показушничала. Что-то вроде: "Ты хотел узнать больше? Их есть у нас, узнавай".

Шоу ради шоу — в этом весь Макс. "Шоу маст го оооон!" — помнится, с диким акцентом надрывал горло (не пел, песнью эти вопли назвать было нельзя) под "Квинов [3] " в караоке Находько. Органично смотрелся, хотя ушам моим от этой органичности легче не было.

Общество Бартош вызвало у меня ассоциацию с огнями небесными, мягкими сполохами северного сияния. Их приятно созерцать, осознавая их чуждость. Ту же Борееву можно сравнить с гирляндой из петард: что-то посверкивает, но за раздражающим грохотом огни не важны. А Шпалу я бы как минимум с взрывом на нефтетанкере уравнял: и пламя яркое, и, главное, клубы дыма впечатляюще громадны и темны. И ему — пламени — весело глядеть на бегающих человечков.

3

"The Show Must Go On" — группа Queen, альбом " Innuendo", 1991 г.

Что поделать, веселье в представлении Макса — не всегда веселье для окружающих.

— Бельский, поторопись, — предупреждение Антона застало меня за красочными сравнениями и поправлением бабочки. — Ты в ВИП инспектором на покер.

Тоха — он как огонь в камине, не исключено, что в искусственном. Очень правильный, упорядоченный. Безопасный.

ВИП-зал полностью занят бывал у нас так редко, что впору эти дни в календаре отмечать. И этот четверг как раз грозился войти в число обведенных дней: играли обе рулетки, два покера из четырех и блэкджек. Причем ввалилась к нам одна большая компания, при пиджачках и галстучках, дамы в вечерних платьях.

А ничего такие платьица, и декольтированы весьма существенно. Поскольку Ира поставила меня на оба играющих покера посматривать, я рисковал получить косоглазие. Взгляд разрывался между черным лифом с шикарным содержимым по правую руку и узким, но глубоким, уходящим аж куда-то под стол, вырезом на красном с блестками платьице слева. У красного то и дело соскальзывала тонкая бретелька с плеча, и так манерно поправлялась…

Возле платьиц сидели и костюмы, конечно. За правым покером играли четыре бокса, за левым — целых пять. Но это так, рабочий момент, а вырезы… Ох!