Дневник ангела

Но плавно опускаю пальцы на кнопки клавиатуры.

Запомните: "она... обнимает... облако..."

И еще:

Он был пpостым ефpейтеpом,

Она была звездой.

Ее увидел он в кино

И с тех поp полюбил.

Впеpед-назад, туда-сюда

Швыpяем был судьбой.

Не мало было выпито

В мюнгхенской пивной.

Он стал тепеpь совсем большой,

Со всей землей на "ты".

Осталась лишь сама собой

Фpау его мечты.

Он был пpостым ефpейтеpом,

Она была звездой.

Ее увидел он в кино

И с тех поp полюбил...

И с тех поp полюбил...

Г.Самойлов "Фpау его мечты".

Глава 5.

"Мухи в янтаpе".

Иногда, - пишет Корделия, - он жил до такой степени отвлеченной жизнью, что становился как бы бесплотным, и я не существовала для него как женщина. То я становилась чужой для него, то он весь отдавался мне. Обвивая его руками, я иногда чувствовала вдруг, что все как-то непонятно изменяется - и я "обнимаю облако". Это выражение я знала прежде, чем узнала Йоханнеса, но только он научил меня понимать его тайный смысл.

С.Къиркегор "Дневник обольстителя".

*

...За что я действительно могу благодарить институт, так это за то, что там - буквально заставили меня прочесть несколько именно тех литературных произведений, не-прочесть которые я не мог. Они нашли меня. Они догнали меня - так обстоятельства догоняют людей, так болезни вьются где-то там, будто бы за окном, и вдруг - вот они: с тобою, внутри.

"Списки литературы." Обязаловка в виде шедевров мировой значимости. Можно ли серьезно сдавать экзамен по Достоевскому, по "Старшой Эдде", по... Къиркегору?

... Я смотрел на список предлагаемой для чтения литературы и задумчиво покусывал нижнюю губу (я иногда волнуюсь так) - в числе прочих известных и полуизвестных мне авторов очень смущала меня некая фамилия, которую, кажется, и записал-то несколько неправильно.

– К-р-р.. еры, чего-то там такое, - жаловался я Машеньке, развертывая перед ней список с именами экзаменационных авторов.

– Къиркегор?
– улыбнулась Машенька.

– Да... вроде - да.

– Говорят, он был импотентом, - тут она уже и вовсе рассмеялась (бывает же, мол, такое!) и достала с полки черную книгу с внушительным названием "Страх и трепет".

Я внутренне содрогнулся, но, решив между делом, что коль скоро возвращаться мне предстоит вечером, на поезде, - лишнее чтиво не помешает... (Благо сегодняшний "Московский Комсомолец" подвергнулся ритуальному прочтению ещё в метро.) И спустя некоторое время, когда за окном мелькали уже глубоко вечерние леса и деревни, я раскрыл врученную мне черную книгу и - обреченно вздохнул: теософ!

(Как я их не люблю... "Все в пятнах, а туда же - светить лезет!.." как говаривала Судьба из пьесы Л.Устинова "Остров пополам")

Но.

"...Сколько пафоса, столько же и комического; они обеспечивают существование друг друга: пафос, не защищенный комизмом, - это иллюзия, комизм же, незащищенный пафосом, незрел."

А потом опять: "Существуют три экзистенциальные сферы: эстетическая, этическая и религиозная. Им соответствуют две пограничные области: ирония, как пограничная область между эстетическим и этическим; юмор - пограничная область между этическим и религиозным..."

Но это же как pаз то, что я думал! Я веpил, я знал, но все как-то не фоpмулиpовалось. А тут...

Вот он и сейчас выставляет Авраама, Иова, Йоханнеса, господ "А." и "В." вместо щита, но - ведь правда?
– он и сам пожимает плечами: вы же не поймете по-другому. Он прав. Мы не поймем его по-другому. Я и не пойму. Со мной произойдет нечто совеpшенно иное.

("Совершенно иное...")

И - Soren Kirkegaard (ого, как это пишется!), "родоначальник экзистенциализма", благословил меня.

Да нет, я не шучу, я вообще, сам по себе - более чем не склонный к шуткам человек; впрочем, возможно - вам что-то во всех этих текстах и покажется веселым или даже смешным, не верьте себе! Не верьте этому здесь, не верьте этому и далее... это - лишь от неумения автора быть самим собой на фоне других "самих". Ненаказуемо.

"Девяти месяцев, проведенных в утробе матери, достаточно было, чтобы сделать из меня старика".

Но потом ведь была Регина Ольсен. Нет, уже не потом, - всегда. Потом "однажды и навсегда" - была Регина Ольсен. В 1840 году (ей 17 лет) помолвка. В октябре следующего года помолвка расторгается.

Читаем.

"Закрытость - это и невольное раскрытие. Чем слабее изначально индивидуальность и чем более гибкость свободы поглощается на службе у закрытости, тем более вероятно, что тайна в конце концов вырвется наружу."

Поэт - поэт: все-таки в любой из ситуаций. Расторгнул помолвку? бросил? из девушки сделал призрак, тень? Самое время вспомнить об элементарной порядочности, о чувстве долга?

Но - искусство-то выше этого самого житейского "чувства долга". Оно право - всегда; как смерть, оно примиряет всех, раз и навсегда, уничтожает и этическое, и эстетическое, стирает грани между людьми; что такое мимолетный человеческий долг перед громадой трагедии "в вечности"?

Оно - как смерть. Оно - очищает. Выедает нутро и делает из нормального человека упыря, андеда.

"Что такое поэт?
– Несчастный, переживающий тяжкие душевные муки; вопли и стоны превращаются на его устах в дивную музыку."

Поэт, превративший боль - в учение, любовь - в доказательства, а себя - в персонажа своих бесконечных спектаклей одного актера, в мультиинструменталиста, играющего на нервах выдуманных им призраков.

"Если б у меня была вера, мне не пришлось бы уйти от Регины."

Мидас. Золото. Регина...

"At last, Tubular Bells!.."

Ах, как просто сказать: путь подобного человека - путь непонимания. (Не так давно англичане порадовали нас чудовищно нужной новой версией "Гулливера" - несчастный, но знающий, Лемюэль Гулливер пытается докричаться до благоразумных обывателей, объяснить им и - попадает в сумасшедший дом...) Как же просто отмахнуться: ах, он странен, пойдемте-ка поклонимся ему (пройдем мимо него, подивимся мимоходом на него, плюнем в него и пр. добавить по вкусу). Как просто - со "странного" человека - взятки гладки. Человек сей - недоступен и точка. Все вопросы снимаются. Ах, он равняет себя с богом, решает за нас - что нам нужно, что нам не нужно? Ах, он посягает на нашу любовь? Каков сукин сын! Ну разве не прелесть, а?..