Дневник дизайнера-маньяка

Казалось бы, с появлением компьютерной графики проблема должна быть решена. Здесь рабочие инструменты делают точно то, что от них требуется, и файл всегда можно исправить. Вектор можно гнуть и крутить, пока линия не приобретет нужный изгиб и правильную форму. Подбирать цвета и перекрашивать рисунок можно до бесконечности. Но не тут-то было. Компьютерные графики, дизайнеры и иллюстраторы столкнулись с той же бедой: пока обдумываешь будущее произведение, в мыслях оно такое изящное, красивое, интересное, яркое, гармоничное, а когда начинается работа, все выглядит совсем по-другому. В конце концов, внутренне решившись на целый ряд компромиссов, расставшись с некоторыми идеями, изобретя что-то новое здесь и там, мы получаем результат, который нас устраивает. Но насколько он похож на задуманное?

Очень часто нам кажется, что после всех стараний мы получили совсем не то, чего хотели. Мой друг Денис однажды в ответ на вопрос «Как твоя работа?» с горечью в голосе произнес: «Того, что вы заказывали, сегодня не дают. Дают другую красивую картинку. Хотите? Ладно вам, изящную и с точными линиями ему подавай, какие мы требовательные! Нету! Может быть, завтра завезут, попробуйте обратиться к вечеру. Зато есть удачные зарисовки с очень живыми линиями. А чего это вам не нравится? Ну, скучновато, конечно, но посмотрите, какая линия, она одна дорогого стоит, такие тоже обычно только по талонам».

Так разочарованный художник торгуется сам с собой: «Не совсем то, чего хотел, но ведь не так плохо? Лучше, чем ничего».

Денис в свое время очень увлекся поисками решения этой проблемы. И обнаружил, что сложности начинаются гораздо раньше, чем он думал. Его гениальная идея заключалась в том, что нужно закрыть глаза, хорошо рассмотреть картину, которую он себе представлял, запомнить все в точности и потом «срисовать ее оттуда». При первой же попытке проделать нечто подобное выяснилось, что шедевр в его голове практически не содержит деталей!

К примеру, задумал он нарисовать портрет. Ему казалось, что он точно представляет, как все должно выглядеть, в его мыслях картина была совершенна. «Присмотревшись» к своей фантазии, он, к величайшему изумлению, не нашел там ни рук, ни ног. В его воображении было не важно, насколько точно нарисованы руки. Все виделось таким гармоничным, что мелочи не имели значения, его ум просто не стал дорисовывать столь незначительные детали. План не сработал, стало понятно, что срисовывать «из головы» вообще нечего. От всех подобных экспериментов ничего не прояснилось, совершенство невоплощенной работы заключалось неизвестно в чем.

Выходит, собственный ум ежедневно дает нам знаменитое задание «сделай то, не знаю что». И выполнить его, естественно, невозможно. В лучшем случае можно умудриться сделать работу, которая в достаточной степени устроит нас в данный момент, и уговорить себя принять ее взамен того мифического идеала, которого в действительности нет и не будет. Если художнику это удастся, считайте, что ему повезло.

Что же тогда сказать о нашей работе, когда мы пытаемся изобразить то, что привиделось другим?

Паровоз — хорошо, а олени — лучше

Началось все с вопроса, верно ли утверждение о том, что иллюстрации, созданные или обработанные с помощью компьютера, — «второсортные» или чем-либо хуже сделанных руками.

Так получилось, что все необходимое профессиональному художнику для работы было у меня под рукой с детства. Родители рисовали много и приносили в дом разнообразную технику, значительно облегчавшую их труд. Некоторые орудия производства они делали сами, другие доставали, пуская в ход все возможные связи и отдавая за офортные станки и талеры последние деньги.

Был у нас копировальный стол, который отец сделал из деревянной рамы, покрытой стеклом, аккуратно обклеенным с внутренней стороны несколькими слоями кальки. Снизу стекло подсвечивалось тремя люминесцентными лампами, их мощности хватало для того, чтобы пробить три слоя 250-граммовой бумаги. Работало это устройство следующим образом: делались наброски, на которые клали белые листы, после чего рисунок обводили, по ходу дела поправляя все неточности. Особенно ценной была возможность рисовать тушью без предварительного эскиза, остававшегося на нижнем слое. Ничто не сравнится с чистым листом, на котором уверенной рукой, без ошибок, исполнен рисунок пером. Обводя эскиз на копировальном столе (иногда далеко не первую его версию), художник опирается на подсказку, никому, кроме него, не видимую. Движения его уверенны, он точно знает, что собирается изобразить, ведь под его рисунком уже находится выстраданная, неоднократно исправленная картинка, на которой сохранились все ошибки. Ему остается лишь еще раз обвести собственное произведение, и у него есть свобода выбора: сделать линию безупречной или, играючи, отклониться от курса здесь и там, чтобы разбавить скучную ее правильность.

Эти приспособления остались где-то далеко в прошлой жизни. А недавно мы вдруг наткнулись на копировальные столы в магазине для художников. Разглядывая агрегаты немецкого производства с красивыми пластиковыми рамами и кнопочками на боку, мы обнаружили, что наша домашняя версия была более всего похожа на самую большую и дорогую из здешних моделей, стоящую целое состояние. Немедленно вспомнились старые времена и то, как хорошо нам работалось, и я вздохнула: «Эх, завести бы такое снова».

Но папа, сам когда-то притащивший это чудо техники в дом, вдруг сердито поморщился и покачал головой: «Нет, нет, ни в коем случае! Не надо, это дорога в тупик!»

Я была поражена. Ведь так хорошо все получалось! Картинки выходили красивые, линии были четкими, делать то, что нравится, не возвращаясь по сто раз к другим частям работы, было так приятно. Сколько нервов, сил и времени этот стол сэкономил нам всем.

Но когда папа вспоминает о тупиках, стоит прислушаться. Уж он-то знает, о чем говорит. Человек, десятилетиями рисовавший тысячи иллюстраций для учебников так, чтобы дети на картинках были одинакового возраста и линии были выдержаны в едином стиле, да еще чтобы все было готово в срок, — он прошел все тупики и трудности, какие могут встретиться на пути художника.

Все оказалось просто и ужасно: многолетний опыт работы привел моих родителей к мысли, что самое ценное в процессе рисования происходит в тот момент, когда человек пытается перенести на холст или бумагу картину, находящуюся у него перед глазами или в его воображении. И с каждой мелочью, помогающей сделать этот необычайно трудный шаг, с каждым наложением нового листа на испорченный рисунок, с каждой калькой, карандашной линией, подправленной и затертой резинкой, с каждой замазанной кляксой, подтянутым вектором, отретушированным пикселем художник что-то теряет.

На этом месте я хочу обратить внимание читателей, по чьим просьбам написана эта статья, уже начавших гневно стучать кулаками по столу и формулировать ноты протеста: это «что-то» теряет не картинка. Теряет художник.

Тут не будет спора о том, насколько заметно по рисунку, чем и как его сделали, и становится ли он хуже от использования в работе техники и вспомогательных средств. Каким образом художник достигает своей цели, совершенно не важно для результата, но очень важно для него самого.