Дневник графомана
Шрифт:
Я ну всё предполагал, но то, что президента везли ничего не соображающие мальчишки, не умеющие летать, предположить не мог. А оно вот как там у них оборачивается.
Из осторожности я все-таки озвучил тогда в сети версию, что истина может быть еще банальнее и проще.
Ну уж, проще некуда.
Так ведь на Ту-154, с его размахом 38 метров, на автопилоте над березами не летал еще никто. Мальчики, видимо, не знали, что этого делать нельзя.
К счастью, «смерть в авиакатастрофе легка и безболезненна».
21.05.
Дима Чеботарев прислал письмо. Летает уже вторым на А320, платят мало, в Уральских линиях жесточайшая эксплуатация. Советую ему подумать, как сбежать в Москву. Но он счастлив, что пробился в «Большущую авиацию». Я и радуюсь за него, и тревожусь.
Казалось бы, кто они мне, эти ребята? А вот… приручил, душа болит.
24.05.
Утром уехал на дачу, лишь бы в этом интернете не сидеть.
И то: домой вернулся – меня снова ждут два десятка писем. Самым значимым было письмо от летчика, генерал-лейтенанта в отставке Виктора Сокерина. Тоскует мужик на пенсии. Поводом к общению послужили мои комментарии к смоленской катастрофе, а потом зацепились языками, настрочили друг другу писем, в которых главное – обоюдное понимание гибели и нашей авиации, и некогда сильного государства.
Я не смог удержаться, чтобы не высказать косвенно обиду на «сталинских сапогов», которые дружно облаяли меня за «Раздумья». А теперь вот оборачивается так, что и летчики-генералы мне пишут, да еще такую прозу армейской жизни вываливают, что волосы дыбом…
Ну да этим не гордиться надо; об этом надо горевать.
Авиационное сообщество на всех форумах распространило мои комментарии и размышления. И все со мной согласны.
И оборачивается так, что все молчали или обсуждали детали, строили всякие умственные предположения и косились друг на друга. Один Ершов прямо и сразу сказал, что король – голый. А теперь все согласны с моим мнением.
Дедушка, ты в авиации авторитет. Понимай это, знай себе цену, не разменивайся на мелочи. Каждое твое выступление процеживается через тысячи мозгов, и жизнь все чаще подтверждает твою правоту, а люди все больше ценят твою прямоту. Но одним, всего одним словом – ты это очень хорошо знаешь – можно все разрушить и обгадить себя навсегда. Будь сдержан, взвешивай, прежде чем сказать. Ершов – должно звучать весомо. Думай, и думай, и думай.
Я сам удивляюсь. Как это произошло, что ко мне стали прислушиваться?
Честность. Наверно, смелость высказываний. Практика. Логика. Умение объяснить.
Есть и другие капитаны, не менее опытные, не менее честные. Но – не высовываются.
На безрыбье и рак рыба.
Глянул на себя в зеркало… ох, дед… Неужели мне уже доходит 66 лет? Гляжу – таки доходит. Все, дед Вася, ты уже не молодой. Уже ближе к семидесяти, чем к шестидесяти. И это «ближе» шпарит со скоростью курьерского поезда, везущего повестку на тот свет.
Но внутри-то себя я не чувствую старости, дряхлости душевной. Как был молод, так вроде и остался. А что суставы болят, тяжелее стало двигаться, меньше сил стало, глаза хуже видят, – так это неизбежно.
Единственно: нет творческого вдохновения. Неужели уже не будет всплеска?
Весна кончается. Для меня она прошла в такой активной и разнообразной деятельности, дала столько впечатлений, как никогда. Сотни писем, выступления в интернете, отзывы, дерготня СМИ…
25.05.
Надя звонила, что опять ее четвертая власть беспокоила, Первый канал: снова им требуются мои комментарии по Смоленску. И еще какое-то радио. Она довольно грубо ткнула их в интернет. Но им же нужна не информация, а свадебный генерал.
На то есть Толбоев.
Пусть твердо усвоят себе: дед Ершов – нетелегеничен. Нет, и всё.
27.05.
Домой прибыл в полдевятого. Залез в Сеть: полтора десятка писем, не требующих напряга при ответе. Это успеется.
На форуме дилетанты все спорят о катастрофе. А тут Клих внезапно объявил, что экипаж сознательно снизился ниже 100 м; есть запись отсчета экипажем: 90, 80… и так до 20 метров по радиовысотомеру. И полетели они себе над дном оврага искать березу.
Ну, тогда и говорить тут не о чем. Я, как и всегда, в главном оказался прав: экипаж не умел летать. Истина оказалась проще, страшнее и банальнее любых умопостроений: эти сосунки вот таким образом надеялись как-то выйти на полосу в тумане. Способ, который показался им самым надежным, – всегда был самым опасным, смертельным, это подтверждено сотнями подобных катастроф.
Такова, выходит, система подготовки президентских экипажей в несерьезной, гонористой, донельзя политизированной стране Польше. Даже не система. Отсутствие какой-либо системы.
Будут еще катастрофы, и не обязательно с польскими пилотами. И если что-то будет непонятно в определении их причины, – надо сразу предполагать самые тупые, некомпетентные, безумные действия слабого экипажа… и не ошибешься. Это кризис авиации, я уже говорил.
28.05.
Оживленная переписка с Сокериным. Энергии в нем достаточно, креатива тоже, завалил меня стихами. Ну, с умным, одаренным собеседником из военных летчиков пообщаться – для меня удовольствие.
На форумах и в блогах все еще обсуждают версии катастрофы. Мне от этого только дополнительная реклама, а брань на вороту не виснет. Тем более что мои неоправдавшиеся версии меркнут в свете заявления Клиха о сознательном нарушении экипажем летных законов. Неловко не только мне, но и всем теоретикам.