Дневник нарколога

— А где взвод ОМОНа? — нахмурилась теща.

— Залег в кустах, — отрапортовал Рома, — а СОБРовцы на крыше. При команде: «К бою» — штурмуют окна и дверь. Я тоже просил себе бронежилет, но мне не дали.

— А кто потом за ремонт будет платить? — подала голос жена.

— Вы, — пожал плечами капитан, — наше дело маленькое — схватил террориста, скрутил и отвез на дознание. А ремонт ваши проблемы.

— Нужно ему усыпляющего газа подпустить, — намекнула «органам» хозяйственная теща, — чтобы имущество зазря не испортить.

— Могут пострадать соседи по подъезду, — совершенно серьезным голосом предупредил капитан, — нас начальство за это по головке не погладит.

— А вы им всем противогазы выдайте, — нашлась теща.

— У меня тоже противогаз припасен, — донесся из-за двери дрожащий голос тестя.

— Женщин попрошу удалиться, — скомандовал Червочкин, — дело принимает серьезный оборот. Террорист на переговоры идти не желает.

Барыни заторопились вниз по лестнице, а капитан вытер пот со лба и устало пробурчал:

— Дед, открывай.

— Не открою, — отозвался тесть, — без ордера не имеете права.

— Грамотный, однако, — Червочкин тяжело отдувался, — дед, у тебя водичка холодная есть?

— У него даже пиво есть, — влез Рома, — открывай, Тихоныч, капитан за нас.

— Документы на квартиру чистые? — капитан не хотел терять времени даром.

— Оригиналы не дам, — послышалось из-за двери.

— А где же я тебе копии сделаю? — удивился Червочкин.

— У меня есть, — донеслось из квартиры.

— Подгото-о-о-овился дед, — ухмыльнулся зять, — все продумал.

Послышался звук многочисленных открывающихся замков, цепочек, засовов и задвижек. В дверном проеме показалось бледное и испуганное лицо Сошникова. Ксерокопии документов на квартиру дрожали в его руке как при ураганном ветре. Капитан внимательно просмотрел свидетельство о собственности, хмыкнул и подытожил:

— Свезло тебе, старик. Завидую.

— Я сорок лет этого ждал, — откликнулся тесть.

— Ну, хоть дождался, — вздохнул капитан, — а мне, видно, не судьба.

— Господин полицейский, может пива? — предложил Рома. — Тихоныч угости товарища капитана.

— Я на службе, — опять вздохнул капитан, — тащи воды.

Тихон Тихонович просунул в дверь бутылку минералки. Полицейский не спеша опорожнил емкость, еще больше залоснился от пота и предупредил:

— Один пойду. Больно у тебя, Тихоныч, зять смешливый. Только испортит все.

Что уж он сказал жене и теще, осталось загадкой, но больше те штурмом не грозили и об усыпляющем газе не заикались. Тихоныч зажил как кум королю, и теперь семья собиралась в полном составе только на очередных днях рождения и исключительно в Бирюлево. Как-то подвыпив на крестинах Ирочки, Роман задал тестю давно мучавший его вопрос.

— Тихоныч, — поинтересовался Рома, — а ты кому подпишешь эту квартиру?

— А кому бы ты хотел? — прищурился тесть.

— Мне, — не стал вилять Рома, — я тоже хочу на старости лет для себя пожить.

— Сначала вырасти дочь, выдай ее замуж, а потом и живи в своем Брянске, если тебе там что-нибудь обломится. А на эту квартиру рот не разевай. Ты, конечно, Рома, парень хороший, но мне, по сути, никто. Светка — моя кровиночка, я ее на горшок сажал, плавать учил, в первый класс провожал. Так что эта квартира достанется ей, а если вы будете ссориться, я всегда встану на ее сторону, так и знай, зятек.

— Спасибо за откровенность, тестюшка.

— Не на чем.

Попытка № 3

Многоженец по жизни, Носков не остановился на достигнутом. От развода не удержала и дочка, хорошенькая, беленькая. В конце учебного года в школу, где он преподавал литературу, приехали шефы из Газпрома. Роман Станиславович скакал как ужаленный от стола к доске, пытаясь произвести на газовитых спонсоров благоприятное впечатление и тем самым выбить для своего класса льготные путевки в Египет. Одна из шефов, Юлия Игоревна Чихачева, приятная шатенка лет двадцати семи, особенно горячо ратовала за раздачу дешевых путевок, на этой почве они и сошлись. Буквально в долю секунды завязался бурный роман, где Рома на своей шкуре испытал, что российский газ — «народное достояние». Такого неприличного богатства Носков еще не встречал. Юленька жила одна в стодвадцатиметровой квартире на восемнадцатом этаже пафосной новостройки. В ее квартире чего только не было, даже компьютерная система «умный дом». Юля познакомила жениха с родителями и предложила «разделить постель и народное достояние». Рома, не долго думая, согласился. «Все-таки я прирожденный альфонс, — с долей нежности думал о себе Носков, — так меня богатство и манит, так и манит». Впервые за время своих беспорядочных женитьб Роман встретил интеллигентных и отзывчивых людей: Игорь Сергеевич был инженером-нефтяником, Ольга Александровна — врачом-педиатром. Они вчетвером под гитару распевали КСП-шные песни, обсуждали фильмы Никиты Михалкова, восторгались ранним Пелевиным и ругали Церетели, чувствовалось, что дочь пошла в начитанных родителей и наделена тонкой душевной организацией. Осталось только поставить семейство Сошниковых перед неприятным для них фактом, что Роман и сделал. Это снова было шоу амазонок: не существует на свете такого проклятья и предмета домашнего обихода, которое не обрушилось бы на голову «мерзкого учителешки». В Бирюлево срочно выписали Тихона Тихоновича, тот схватился за разводной ключ и пошел на зятя. Рома отступил на балкон и быстро запер задвижку снаружи, так что беседа велась через стекло.

— Ты что же, гад, делаешь? — свистящим шепотом поинтересовался тесть.

— Беру с тебя пример.

— Я свою дочь вырастил, образование ей дал, замуж выдал. А ты?!

— А я свою бросаю на произвол судьбы. Вот такой я подлец.

— В общем так, Рома, — тесть принялся неумело угрожать, — с той бабой расходишься, даже имя ее забываешь и сейчас же возвращаешься в семью. Сейчас же.

Рома молчал, рисуя пальцем на стекле геометрические фигуры.

— Они же без тебя пропадут, — сдал в голосе Тихон Тихонович.

— Сам тогда возвращайся. Готовь им, стирай им, убирай за ними. Ирусику всего четыре года, а она уже на меня покрикивает и держит за служанку, — пожаловался Рома.

— Шлепни ее, ты же отец, — посоветовал Тихоныч.

— Она сдачи дает и тут же бежит матери и бабке жаловаться. Раньше было две барыни, а теперь три. В ней от меня ничегошеньки нет, вся в жену и тещу.

— А ты сделай так, чтобы вся в тебя была.

— Да как ты сделаешь-то?! — взбеленился Рома. — Дети сразу чувствуют, кто в доме главный, а кто прислуга. Светка тебя много слушалась?

— Я кто? Я — простой работяга. А ты — учитель, тебе знания специальные дадены.

— Не справиться мне с тремя, — вздохнул Носков, — это я на работе учитель, а здесь тварь дрожащая.

— Не дури, Рома, не дури, — стал увещевать тесть.

Носков хмыкнул.

— Чего смеешься?

— Мне это здорово напоминает, как мы тебя три года назад на Сретенке уговаривали.

— Я сейчас стекло высажу, — тесть замахнулся ключом на балконную дверь.

— Высаживай, это не мое стекло, — скривился Рома.

Тесть бессильно уронил руки.

— Значит, уйдешь?

— Уйду.

— Но я тоже сюда не вернусь, — открестился Тихон Тихонович.

— Твое дело.

— А как же барыни?

— Светка на работу устроится, Клавдия Петровна будет по дому шуршать. Проживут, — пожал плечами Рома, — я буду алименты платить, ты с пенсии подкинешь.

— Тяжело им придется, жалко их.

— Если ты такой жалостливый, то возвращайся сюда, а трешку сдай. Денег будет выше крыши, можно тогда и домработницу нанять.