Дневник новой русской 2. Взрослые игры
Шрифт:
— А вот ты не врешь, — тяжело произнес Кисуля Сергеевич.
— Я вру, вру, еще как вру! — горячо сказала я. — Про прабабушку Зинаиду Райх наврала!..
— Это я понял. Ты что же, Кисуля, думаешь, я совсем дикий?
Ой!
— Ты только смотри не покушайся на мою независимость! — важно сказал полковник, как будто у нас с ним все уже было решено. — Поняла, Кисуля? Кармен умрет свободной.
Иногда бывает такая односторонняя ситуация. Вот, к примеру, Мура, когда ей было два года, очень увлекалась игрой в прятки. И с каждым гостем играла в прятки. Сама от себя пряталась
Полковник поднялся и закряхтел:
— Ох, черт… спину схватило… Прострел.
— Старые раны? — понимающе спросила я. Кармен с прострелом хмыкнула и двинулась к выходу.
Вопросы дня:
1. Как отключить сигнализацию навсегда?
2. Петр Иваныч сказал: то, что Сергей Сергеевич поставил сигнализацию против Ирки, убедительно свидетельствует о его серьезных намерениях. Исходя из вышесказанного, он, Петр Иваныч, надеется, что я не упущу свой редкий шанс. А если я воображаю, будто полковники с такими номерами, что даже страшно сказать, валяются на моем пути и ждут, пока я на них наеду, то он снимает с себя всякую ответственность за мое будущее.
3. Понимаю, что мы с Кисулей Сергеевичем стали очень близкими людьми по части кроссвордов, но эта его манера «заехать по дороге»… хм… я ведь не знаю его маршрутов. Может быть, я всегда буду у него по дороге под колпаком?
Оставшееся сегодня от Кисули небольшое пространство занял Морковский с букетом нарциссов (откуда он знает, что я ужасно люблю нарциссы?) и тортом.
Играли в буриме, наслаждались покоем и отсутствием коньяка. Нашли провод от сигнализации и откусили его кусачками из чемоданчика с инструментами. Морковский немного поранился кусачками. Никакой тоски при виде чемоданчика Андрея у меня больше нет: просто чемоданчик, просто кусачки.
Вечером пили чай. На столе нарциссы, на торте фантастически вкусные марципановые розы и фиалки. Мура худеет, Морковский стеснялся, так что я съела все розы и все фиалки.
— Не ешь нарцисс! — закричала Мура.
Что?.. Человек не виноват, если нарцисс из вазы склонился прямо к нему в тарелку, каждый может перепутать.
Потом Мура отправилась учить историю, а я пошла спать.
27 марта, суббота
Этот день — наказание мне за то, что я слишком много о себе воображаю.
Я все утро считала, что Мурка в школе, а она, оказывается, завалялась в своей комнате и притворилась, что ее нет.
Мурка не пошла в школу, потому что, когда я вчера ушла спать, произошел жуткий, леденящий душу случай из Муриной жизни.
Мура села учить историю, а антицеллюлитную банку присосала к себе, чтобы банка пока вытягивала из нее целлюлит. А сама Мура буквально сразу же задремала — такая интересная была история. Утром Мура проснулась, а на целлюлите синяк. И вот теперь Мура не может сидеть на уроках, а дома она ничего, может сидеть.
Как только я вышла из дома (решила, что нам с Мурой не помешает шоколадный тортик), на мобильник позвонила мама:
— Что случилось?! Почему Мура дома?
— Проспала.
— Не обманывай меня! У ребенка синяк!
Когда
я вернулась домой, мама была уже у нас, а обмотанная шарфами Мура сидела с градусником под мышкой и ватными палочками в носу. Мама считает, что мазь от насморка сначала нужно намазать на палочки, потом вставить в нос и долго так сидеть, только тогда помогает.— Зачем? — спросила я. — У нее же просто синяк на попе…
— Как зачем?! Если ребенок не пошел в школу, его нужно лечить.
К шести вечера Мура уже не могла сидеть даже дома.
— Ребенку положена культурная жизнь: один раз в неделю театр, один раз Филармония, один раз музей, — сказала она.
— Мура, пойдем, пойдем скорей в Филармонию, — обрадовалась я, отложив в сторону бутерброд с колбасой, сыром и соленым огурцом.
Мура кивнула головой.
— Когда-нибудь обязательно пойдем. А сейчас я предлагаю провести монетизацию моих культурных льгот и дать мне триста рублей. Мы с девочками идем на дискотеку.
— Почему именно триста? Сто тоже будет хорошо.
Лев Евгеньич просительно тявкнул насчет сыра с моего бутерброда, и Мура тоже просительно тявкнула.
— Ты мне предлагаешь на сто рублей жить-проживать? — возмущенно сказала Мура.
Лев Евгеньич тявкнул и протянул лапу, и Мура тоже протянула лапу.
Решила так: Льву Евгеньичу не дам сыра, Муру не пущу на дискотеку. Тем более не дам триста рублей и не разрешу возвращаться с дискотеки позже половины одиннадцатого.
Лев Евгеньич доел сыр с моего бутерброда и положил на меня лапу в смысле колбасы.
— До свидания, приятно было с вами пообщаться, — сказала нам Мура, получив триста рублей, и была такова.
Лев Евгеньич проглотил колбасу и взглядом покушался на соленый огурец, но уж это нет — я тоже умею бороться за свои права.
Мура ушла на дискотеку, а я осталась дома. Не потому, что мне некуда пойти, а потому, что я мать.
Пусть Мурка не думает, что раз у меня такая внезапно бурная личная жизнь, то я упустила ее из виду и ничего не замечаю. Наоборот, я все замечаю.
Мурка влюблена. Ей только кажется, что она шепчет в телефон, а на самом деле она орет, как пожарник! Я слышу, как она говорит по телефону «этот человек» и обсуждает его поступки.
Например, такое:
«Я сказала этому человеку, что голодная, а он позвал меня к себе домой обедать. Значит, я ему точно нравлюсь! Я же не приглашаю к себе на обед всех, кто хочет есть!»
Я уверена, что «этот человек» — мальчишка из Муриного класса, и все это детская чепуха, но все же…
А несколько дней назад, вечером, часов около восьми, я увидела, что Мурка сосредоточенно рвет зубами полиэтиленовый пакет.
— Мура, зачем?
— Я делаю шуршалку, — объяснила Мура.
Изготовив шуршалку, Мурка начала метаться по квартире — шуршала шуршалкой около телефонных трубок, проверяла, какой телефон лучше шуршит.
— Теперь я могу позвонить, а потом пошуршать и сделать вид, что связь прервалась.
— Мура, кому позвонить? И пошуршать?
— Любому человеку, кому захочу. Ловко?
Ловко. Можно сказать, замечательная мысль. Я бы тоже могла позвонить Андрею с этой шуршалкой: послушать его голос, пошуршать и сделать вид, что связь прервалась.