Дневник проказника (др. перевод)

— Папа, — кричал я, — встань и застрели их, пожалуйста, чтобы они не могли задушить Жоржи!

Вот была сцена! Сначала они меня не поняли. Потом Монтэгю и папа выскочили, у них было два пистолета и ружье, когда они бросились на врагов. Сперва они не могли их найти, но потом разбудили шерифа и достали несколько лошадей. Уже рассветало, и меня взяли с собой для указания дороги. Поймали всех пятерых, и теперь я думаю, что не пойду больше к разбойникам, а останусь дома и буду вести себя хорошо.

* * *

Вот уже неделя, как я не пишу в дневнике. Через два дня после праздника я поехал к Лили, чтобы погостить у нее недельку. У них нет своей квартиры, они живут в гостинице.

— Веди себя, как можно приличнее, — сказала мне Лили. — Здесь в доме много разных людей. Я не желала бы стыдиться моего маленького брата.

— Разве они знают, что я дурной мальчик? — спросил я ее.

— Нет, и не узнают, если ты сам себя не выдашь!

Обед был готов, когда мы приехали, великолепный обед, масса блюд и под конец мороженое, а лакеи, которые прислуживали у стола, были со мной так же вежливы, как с другими взрослыми людьми. Против нас за столом сидела маленькая девочка — очень хорошенькая девочка. Я пристально глядел на нее, а она также часто взглядывала на меня. Монтэгю сказал мне, что дети будут танцевать в зале, и если я хочу танцевать, то он поведет меня туда.

Маленькую девочку звали Мод. Я отлично с ней разговорился. Она была очень любезна со мной и я несколько раз с нею танцевал. Я думаю, что не женюсь на Бетти, хотя она очень добра ко мне. Я сказал Мод, что, вероятно, никогда не женюсь на Бетти. Она смотрела вниз на свои башмаки, но ничего не сказала. Я на этот раз решительно ничего не выкинул, только раз вдруг вытянул ногу, так что один мальчик упал, но это была шутка.

Я спал на диване в комнате Лили, потому что гостиница была переполнена. Когда я проснулся, было еще очень рано; я тихо встал, оделся и проскользнул вниз, чтобы осмотреть город. Это был большой город, гораздо больше нашего. Я увидел корабли и воду и спросил о них одного человека. Он сказал, что это река Гудзон. Потом я пошел вниз, чтобы посмотреть, что там делается. У самого берега стоял пароход и пускал дым. Множество народа шло на пароход, пошел и я, просто, чтобы посмотреть и спросить о чем-нибудь человека, который стоял у колеса.

Нью-стрит в Нью-Йорке

— Когда он отходит? — спросил я его.

— Отошел сию минуту, — сказал он.

В самом деле! Колесо брызгало, как водопад. Трап сняли.

Река Гудзон

— Будьте любезны, мне хочется сойти!

Он засмеялся и сказал:

— Тебе придется немножко подождать!

— Не могу ли я телеграфировать моей сестре? Она подумает, что я пропал.

Это был совсем необразованный человек. Он только и ответил:

— Нету здесь! — и потом прыснул, точно его пощекотали.

Я почувствовал, что слезы навертываются у меня на глаза, но не хотел показать ему, что мне хочется плакать. Я начал свистеть. Мне было холодно. Я не завтракал. У меня не было денег на проезд, и мне хотелось домой.

Должно быть, я совсем посинел, потому что он скоро предложил мне пойти в каюту. Я пошел. Там было много мужчин и женщин. Сначала они меня не заметили, но потом стали спрашивать, чей я. Я сказал, что попал сюда по ошибке; они стали беспокоиться за меня и так много расспрашивали меня о том, как меня зовут и где я живу, что я под конец рассказал им про свой дневник и про то, какой я скверный мальчик, как я постоянно попадаю в беду, когда я вовсе этого не хочу, и что Лили теперь будет думать, что я совсем бессовестный мальчик, потому что я убежал, а я хотел только посмотреть на воду и узнать, почему колеса постоянно так вертятся.

Одна женщина приказала слуге принести для меня что-нибудь позавтракать. Потом один пассажир сказал, что если я хочу послать телеграмму, то он сам отправит ее, когда мы приедем в город. Они дали мне бумагу и карандаш, и я написал:

«Милая Лиль, я не хотел этого сделать. Виноват пароход. Не беспокойтесь. Маленький Жоржи весел. Я вернусь с вечерним пароходом. Пожалуйста, распорядись, чтобы они подождали с обедом до моего приезда».

Этот же пассажир дал слуге доллар, чтобы он присмотрел за мною, и сказал мне, чтобы я целый день оставался в каюте, тогда я буду в безопасности. Они пожали мне руку на прощание, когда уходили с парохода. Такого множества кораблей я еще не видал. Был полдень. Пароход должен был идти обратно в три часа. Было очень скучно, потому что пароход стоял. Я съел несколько яблок, которые дали мне перед тем, как идти обедать. Вдруг я вспомнил о мистере Дженнингсе — женихе Бесс. Он как раз был из Нью-Йорка.

— Кажется я успею зайти к нему до отхода парохода, — сказал я себе и потихоньку улизнул, не сказав ни слова слуге из боязни, что он меня не пустит.

Когда я вышел из этого деревянного ящика на улицу, я подумал, что где-нибудь горит, — такая была страшная толкотня. Я перешел через улицу и стал искать на вывесках имя мистера Дженнингса, но я не нашел его и спросил одного прохожего, не будет ли он так добр сказать мне, где живет мистер Дженнингс?

— Не знаю, мальчик, — был ответ.

Я пошел немного далее, увидел булочную, вошел в нее и потребовал несколько пряников.

— Сколько? — спросила меня продавщица.

— Пожалуй, девять, — сказал я. Потом я поблагодарил ее очень вежливо и хотел уйти, а она стала так кричать, что и медведь бы испугался.

— А деньги где? Где деньги? Ах ты, маленький плут!

Тогда я рассказал ей, что я заблудился, положил пряники назад и печально вышел вон.

Я спрашивал каждого, кого только мог остановить, где пароход и где живет мистер Дженнингс. Никогда я еще не встречал таких необразованных людей. Никто ничего не знал. Я увидел на башенных часах, что уже четыре часа, и начал плакать, потому что ноги у меня страшно болели. Высокий и толстый человек в голубом сюртуке схватил меня за плечо.

— Что случилось, молодой человек?

— Сэр, — сказал я, — мне жаль, что я сел на пароход, и мне жаль, что я ушел с парохода, и мне хотелось бы, чтобы люди в этом городе не были так глупы. Они не могут даже сказать бедному, заблудившемуся мальчику, где живет мистер Дженнингс. Я маленький Жоржи Гаккетт, который всегда попадает в беду, но я в этом не виноват. Если б пароход не ушел прежде, чем я об этом узнал, я бы никогда не потерялся. Я, право, этого не хотел.

— Хорошо, Жоржи, — сказал он, — если ты потерялся, то надо попробовать тебя опять найти.

Он был очень добр ко мне, только хотел все выведать. Он так много расспрашивал меня, что едва мог пообедать. Эту ночь я крепко заснул на койке — смешной постели вроде ящика. Кто-то разбудил меня таким плачем, как будто сердце у него разрывалось. Я сел и протер глаза.

— О, ты, мой негодный, скверный, милый мальчик! — кричала Лиль.

Она была совсем бледная, а глаза ее были красны. С нею был Монтэгю. Они приехали по железной дороге, когда пароход вернулся без меня. Я спросил, не беспокоилась ли Мод, когда узнала, что я потерялся? Ждали ли они с обедом? Почему она плачет? Она сказала, что плачет потому, что, наконец, нашла меня. Я сказал ей, что она милая дурочка: она могла бы плакать, если бы не нашла меня, а теперь все опять хорошо, и она не должна дома рассказывать о том, что я опять набедокурил — я сделал это не нарочно. Я сказал Лили (по секрету), что мистер Дженнингс, должно быть, вовсе не такой уж значительный человек, как думает Бесс, иначе в Нью-Йорке знали бы о нем больше.

Глава 14. Последняя капля

Я люблю все времена года. Но особенно Новый год. Это так весело!

Кухарка злится, потому что ей приходится печь пряники и фруктовый торт или фаршировать дичь, так что бедный мальчик не может взять даже горсти изюму и куска корицы без того, чтобы она не зашипела на него, как фейерверк. Она не позволяет мне играть в шарики мускатными орехами или облизать ложку, которой она месит тесто, или тереть мел на ее железной терке и вообще пошалить немного на кухне.