Дневник проказника (др. перевод)
Шрифт:
«Погоди, старый хрыч, — думал я, — ты не обрадуешься, когда его откроешь».
Потом я поплелся на телеграфную станцию, где у меня есть знакомый телеграфист; он мой хороший приятель, потому что до смерти влюблен в Бесс; там я достал себе телеграфный бланк (он не заметил этого) и вскоре ушел, потому что мне нужно было еще забежать к Джиму Блэку, который пишет гораздо лучше меня; я попросил его написать:
«Доктор Мур, приезжайте скорее, Лили очень больна, никакой надежды. Монтэгю».
Я велел мальчишке отнести это доктору, чтобы он успел попасть на ближайший поезд, если б поторопился; потом я побежал на станцию и спрятался за товарным вагоном; а он уже бежал
Теперь уже было поздно идти в школу, и я мог гулять весь день. Я взял свой золотой доллар и прилепил его сапожным дегтем к мостовой, как это делают иногда с пенни. Многие из прохожих поранили себе пальцы, но вот подошел огромный детина, вынул карманный ножик, отцарапал доллар, показал длинный нос и убежал.
Вот дьявол! По-моему это все равно, что украсть.
Я страшно проголодался к этому времени — бумажными блинами сыт не будешь — и сел на пень, чтобы съесть свой завтрак, который Бетти дала мне с собою в школу. Это был отличный фаршированный шницель, который я очень, очень люблю. Я откусил огромный кусок — он был из стружек и черного перцу. Этакая мерзость!
Я знаю, кто это сделал — это Бесс: я выкинул шницель вон и пошел дальше, пока не пришел к садовнику, который меня еще не знает, потому что он здесь недавно. У меня была визитная карточка телеграфиста, которою я запасся вместе с бланком, и я сказал садовнику:
— Возьмите самый лучший и самый большой букет, долларов в пять, вложите эту карточку и пошлите его сейчас же мисс Бесс Гаккетт, а счет отнесите на телеграфную станцию.
Он так и сделал. Когда я вышел, мимо как раз проходила дочь судьи Джуэла. Я побежал за нею и сказал:
— Мисс Агнеса, вы потеряли платок.
Но она даже не обернулась, вспомнив, что сегодня первое апреля, а я сунул его в карман, потому что она действительно его потеряла.
Теперь я уже был отчаянно голоден, а потому пошел к купцу Питерсу, чтобы купить себе на один цент орехов: ими ведь можно наесться на такую маленькую сумму. Я купил себе еще немножко изюму, сыру, имбирного печенья, и фунт фиников и велел все это записать на наш счет. Я сел за стол и смеялся шуткам Питерса — мне было весело. Он рассказывал, какие шалости он проделывал, когда был еще мальчиком. Но вдруг он подскочил, как будто в него выстрелили.
Реклама! Реклама! A.M.G. — мука из лучшего зерна! Спрашивайте у вашего лавочника
— Что это? — вскричал он.
Густой черный ручей струился по полу между бочонками и ящиками.
— Может быть, течет бочка с сиропом? — сказал я. Он пристально посмотрел на меня, но я спокойно ел свой сыр: он забегал взад и вперед. Сиропу вылилось литров двадцать. Мне было ужасно досадно — такой убыток!
— Держу пари, что это ты сделал, негодный! — сказал Питерс.
Он хотел схватить меня, но я ускользнул: он наступил в сироп, поскользнулся и упал.
Я еще никогда не видел ничего подобного. На кого он был похож, когда встал! Но я не остался слушать то, что он мне говорил. Мама всегда говорила, чтоб я уходил, когда люди говорят что-нибудь дурное, потому я и ушел.
Потом мне было совсем тошно. Я медленно плелся дальше и искал, чем бы позабавиться, пока не дошел до нового железнодорожного туннеля, где рабочие взрывали скалы — строили новый мост; но они как раз обедали — был полдень. Я подумал, что могу немного поиграть с кружкой пороха, которую они оставили. Я еще никогда не слыхал такого треска, как тот, который раздался, когда мост
взлетел на воздух.Меня, наверное, убило бы, если бы я не находился в туннеле.
Вот так дым! Ой-ой-ой! Воздух был пропитан дымом. Едва можно было видеть прибежавших людей, и это было мое счастье: я очень боялся и прятался до самого ужина.
Лгать — очень дурно, и я редко это делаю.
Когда я пришел домой, мама вскочила и обняла меня.
— Я боялась, что тебя тоже убило, — сказала она, едва дыша, — тебя не было в школе, и мы не могли тебя найти. О, Жоржи, случилось нечто ужасное — взорвало новый железнодорожный мост. Ты слышал взрыв?
Я оказал, что слышал что-то вроде грома.
— Это и был взрыв, — сказала она.
— Как это случилось? — спросил я.
— Это совершенно непонятно, никто не знает.
— Может быть, неосторожные рабочие сделали это своими пороховыми ящиками?
Папа пришел и сказал, что причина — взрыв динамита.
— Такая жалость, — прибавил он, — такой дорогой мост!
Потом мы все пошли ужинать.
— Странно, — сказала Сюзи, — что доктор не зашел сегодня ни разу. Я не понимаю…
Бесс приколола себе букет лилий к платью, воткнула розу в волосы, была такая гордая и нарядная, точно индейский петух.
— Откуда у тебя столько цветов, Бесс? — спросил я ее.
— О, кто-то прислал мне их, — сказала она и сильно покраснела.
— А кстати, Жоржи, — сказала мама, — не видал ли ты моего бумажника? Я очень беспокоюсь, что не нахожу его. Там был банковый билет в сто долларов, мой свадебный подарок твоей сестре. Боюсь, не украл ли его какой-нибудь вор.
Билет в сто долларов! Я думал, что мне сделается дурно, и выпил полный стакан холодной воды; наконец, я овладел собою настолько, что мог сказать:
— Милая мама, я думал, что это билет в один доллар, и надеюсь, что бродяга принесет его обратно, когда увидит, что там такое. Я только хотел надуть его по случаю первого апреля.
Все побледнели, мама застонала. Сусанна сказала: «Какое несчастье!!» Как вдруг — звонок, и Бетти принесла папе счет от купца Питерса за полбочки сиропу, вытекшего на пол оттого, что молодой мистер Жоржи отвернул кран у бочки, за новый костюм, за 1 фунт [39] фиников и за унцию сыру.
39
Фунт — 453,6 г. Унция — 30 г.
Пока папа это читал, вошел доктор; у него был очень серьезный вид, как будто он устал и рассержен.
— Где ты был целый день? — воскликнула Сюзи, вскочив и обняв его так крепко, что мне казалось, она хочет задушить его.
— Спроси маленького ангела, который сидит там, — сказал он.
— Жоржи, — вскричала Сусанна, — что ты опять накуролесил? Ты же дал торжественное обещание вести себя прилично?!
— Есть только одно средство его вылечить, — сказал доктор папе, — и с вашего разрешения, сэр, после ужина я хочу попробовать его. Я дам Жоржи хорошую порцию слабительного, затем отворю ему кровь [40] , поставлю горчичников на всю спину, а на грудь посажу пиявок; потом я захлороформирую его и отрежу ему обе ноги: это временно уймет его испорченность. Вы согласны?
40
Отворять, или пускать кровь (выпускать больному небольшое количество крови) — старинное средство «от всего». Считалось, что это очищает организм и помогает бороться с болезнью