Дневник школьника уездного города N
Шрифт:
– Скажем так, он уже меньше, но все еще есть, – заявила она, когда я зашел к ней в кабинет, чтобы подписать какие-то бессмысленные пустые бумажки, а заодно и спросил, собираются ли они меня выгнать.
Отметки определенно улучшились. По общаге, например, пошли одни четверки. История – только пятерки. Математика… ну по математике уже не все двойки, а только каждая четвертая. Правда, тут надо признать большую заслугу Димы – он не возражает, когда я списываю, не устраивает истерику, не закрывается ладонью или тетрадкой, как некоторые мои прежние соседи по парте. Более того, вчера он помог с особенно неприятной задачей. Я никак не мог решить типовой пример с логарифмами из ЕГЭ. Весь мозг сломал. Дима, видя, как я мучаюсь,
Дима оказался неплохим парнем. Он случайно в порыве особого вдохновения во время обдумывания очередной задачи проболтался о своей «маленькой тайне». Обычно, погрузившись в любимую математику, он переставал замечать все вокруг: кроме ответа на задачу его ничего не интересовало. Он даже разговаривал сам с собой, как сумасшедший, спорил, ликовал, найдя выход из тупика, или злился, надолго застряв на одном месте. Сначала мне эта его особенность казалась странной – потом смешной, а со временем я и вовсе привык – даже иногда неосознанно участвовал в диалоге. Он что-то бубнил под нос – я отвечал, и мы оба не задумывались, что несем – это могла быть абсолютная чушь в духе того, что кричат депутаты Государственной Думы с трибуны, или почти сознательные размышления о природе материи и магии числа «пи». Дима в прямом смысле ловил кайф, когда после долгой борьбы с числами, иксами и игреками очередная нерешаемая с виду задача лежала перед ним нагая, расколотая, как ореховая скорлупа, с выпотрошенными внутренностями.
Сегодня, увлекшись уравнением, с которым я попросил помочь, он по привычке бормотал что-то под нос. До меня долетели слова «бутылка» и «пиво» – слух у меня на такие вещи чуткий. Я навострил уши. Дима бессознательно, едва разборчиво, проговаривал свои планы на вечер. А они были грандиозными! Он собирался прийти домой, сварить макароны с сосисками, открыть бутылочку пива и засесть за новый сборник олимпиадных задач.
– Подожди-подожди-подожди!!! – запротестовал я. – Ты серьезно?
– Что? – не понял Дима.
Он с трудом возвращался из своего мира уравнений в реальность людей.
– То есть ты серьезно пьешь пиво, пока решаешь математику?
Дима насупился и воровато огляделся.
– Тс-с-с. Чего ты кричишь?
Я пришел в неописуемый восторг. Мне захотелось вскочить на парту и заулюлюкать от нахлынувшей эйфории. Настолько его признание ломало мои представления о нем, об этой школе и обо всех, кто тут учится. Я огляделся – какие тайны могли скрывать эти тихие ботаны! Я посмотрел на Корнилову – может, она по ночам расчленяет людей в парках? Я перевел взгляд на Сашу – о ней плохо не думалось. Дальше на Виталика. Перед глазами поплыла картина, на которой он убегает в неведомую вдаль.
– А как твои родители реагируют на это? – спросил я, вернувшись к Диме.
– Родители? Они в Ставрополе.
Мою отвисшую от удивления челюсть нужно было ловить у земли.
– Ты живешь один???
– Ну бабушкина квартира на этаж ниже. Я к ней хожу обедать и ужинать, а так да – один. Младшая сестра ходит в садик в Ставрополе. И родители там с ней.
– А ты почему здесь???
– Ну так какая разница здесь или там. Математика везде одинаковая.
«И не поспоришь», – подумал я.
Позже на следующем уроке случилось такое, отчего я весь оставшийся день не мог отделаться от улыбки – к вечеру от постоянного напряжения лицевых мышц скулы свело судорогой. На истории после обсуждения значения коллективизации, ее цены для советского народа и последствий для страны, Наталья Алексеевна обвела взглядом весь класс и, остановившись на Корниловой, спросила, что та знает о Великой Депрессии, и как она «оценивает эффективность
борьбы с экономическим кризисом разных идеологических режимов». И Корнилова не смогла ничего ответить. ОНА НИЧЕГО НЕ ОТВЕТИЛА!!! Она потупилась, вся покраснела от кончиков ушей и, наверное, до самых пят. И НИЧЕГО НЕ ОТВЕТИЛА! Зато я только на днях дочитал «О мышах и людях» и, заинтересованный этой темой, прошерстил половину русскоязычного интернета.Пересилив себя, я поднял руку. Наталья Алексеевна несколько удивленно кивнула, и я выдал ответ – все, что знал, о чем читал и смотрел в Ютубе, что думал и о чем размышлял. Когда я замолчал, в классе, казалось, стояла мертвая тишина, словно за окном минуту назад рванула атомная бомба, лишив нас барабанных перепонок. Глаза всех одноклассников, казалось, устремились на меня, и на мгновение я пожалел, что вообще поднял руку, но тут заметил полный ненависти взгляд Корниловой. О, это был лучший момент в моей жизни! По крайней мере с тех пор, как я учусь здесь. На-ка! Выкуси! Почувствовала, каково в моей шкуре?!
После уроков на доп. занятиях Наталья Алексеевна добила Корнилову, хоть и сдержанно, но все же похвалив меня за эссе, которое я сдавал неделю назад. Теперь она хочет, чтобы к следующей неделе я написал на тему: «Тот, кто управляет прошлым, управляет будущим. Тот, кто управляет настоящим, управляет прошлым». Я знаю, откуда эта цитата – я читал Оруэлла. А еще пару месяцев назад в книге десятилетней давности я читал про декабристов. Там говорилось, какие они были умные, благородные, патриотичные и все такое. А на днях смотрел относительно свежий документальный фильм о тех же самых людях. Только смысл сводился к одному: не бунтуй – будет хуже. Кому верить?
Дурацкая тема. Пожалуй, не буду писать эссе.
29 ноября 2019. Пятница
Сегодня отменился урок геометрии. Мы честно прождали пятнадцать минут – учительница не пришла и, как обычно в таких случаях, начался срач: один говорили, надо ждать дальше, другие – пора валить, третьи вовсе несли такую ересь, от которой глаза закатываются под черепную коробку, как у Тони Старка из Мстителей – они на полном серьезе уверяли, что надо пойти к завучу и попросить замену. Я, Дима, Миша, Эдик, Виталик, Витя, Оля и Саша решили вместо отменившегося урока – а за ним еще следовала большая перемена – пойти в пиццерию. Дима какое-то время упрямился, не хотел никуда идти – он сидел за последней партой вдали от спорящих и решал математику, пока к нему не подошел Миша и не вырвал из рук задачник.
– Эй, – крикнул Дима.
– Дорешаешь на следующем уроке, – ответил Миша. – С пацанами хоть пообщайся, а то говорить разучишься!
Мы пошли в пиццерию. Дима и Миша спорили всю дорогу. Куда девались остальные – не знаю. Может, их и вовсе никогда не существовало. Они иллюзия. Как в компьютерной игре: стоит отвернуться, отойти шагов сто в другую сторону, и текстуры за спиной исчезают, чтобы не жрать лишней оперативы. Не то чтобы я, как Илон Маск, считаю, типа мы живем в матрице, но все же похожие безумные мысли меня иногда посещают…
Мы заказали одну большую пиццу на всех. Саша сидела напротив. Я искоса поглядывал на нее и думал: «Черт! Какая же она красивая». Я любовался ею незаметно для всех (по крайней мере мне так казалось). Она все время поглаживала золотистые волосы, смешно морщила носик, и улыбалась одними глазами. Про себя я подмечал детали, например, закрученный локон волос или быстрое хлопанье ресниц, когда кто-нибудь задавал ей вопрос, а она сразу не находилась с ответом. Я думал, как описать ее? Как выразить ее красоту на бумаге? Где найти нужные слова? И не находил их. Банальные фразы складывались в банальные предложения. Ничего не получалось. Вот у Тургенева, например, получалось, а у меня почему-то нет. Моя Саша выходила какая-то картонная, ненастоящая, как на рекламном плакате.