Дневник сломанной куклы

Недавно меня показали семейному врачу отца и Рут - очень интеллигентному господину с усиками, доктору Ханкоффу. Он ведет прием в красивом здании, которое снимает пополам с коллегой. Там все при виде тебя сияют, сестрички все, как одна, молоденькие и хорошенькие, в регистратуре сидит красивый парень - позже выяснилось, сын самого доктора. Он учится в медицинском колледже, а на каникулах работает у отца. Мне произвели полный осмотр, рентген, то, се, сделали анализы. Даже к гинекологу заставили съездить, и мы с Рут ездили. Да, я узнала то, в чем была уверена и так: детей у меня после травмы быть не может. Я, хоть и догадывалась, все-таки от этого сообщения впала в некоторую тоску. И вдруг подумала: надо написать Димке, пускай женится на... своей... Обязательно. Из меня, даже если стану ходить, как человек, и чувствовать, как живая женщина, все равно не жена, не мать. Дядя Гриша... Даже сейчас, когда мне, в общем, хорошо, я желаю ему смерти. Смерти... Ничего другого. Да, это грех, но он на его совести.

Рут я про этот приговор не сказала. Зачем? Меня и так слишком часто жалеют. Хватит, займемся ногами. Мои медицинские документы отосланы в клинику, где будет операция. Оттуда ответили, что вероятность успеха процентов семьдесят, то есть в этом случае я буду ходить абсолютно самостоятельно, хотя, конечно, возможны некоторые осложнения, но будем надеяться. Все это, тыча указкой в мои снимки, разъяснил нам доктор Ханкофф. Я кивнула, люблю знать полную правду и заранее просчитать все варианты, от самого хорошего до самого плохого. А для меня, между прочим, самый плохой - это что все останется как есть, с постепенным улучшением в будущем, для которого нужны усилия и усилия, а также много чего еще. То есть российский вариант. Есть еще очень незначительная, можно даже считать ничтожная вероятность переселиться в мир иной, но о ней я как-то не думаю, хотя честный Ханкофф предупредил и об этом. Интеллигентно и с большим тактом, разумеется. Мыша, по-моему, разозлился, что эскулап так разоткровенничался, видно, боится, что я упаду духом. Стал мне торопливо рассказывать, как здесь многие женщины, которые вообще не могут ходить, прекрасно живут, вступают в брак, водят автомобили и проч. Я его успокоила: хуже, чем было, мне уже не будет, так что я не боюсь ничего. Совершенно. Только скорей бы. По-моему, он подумал, что я просто хорохорюсь назвал мужественной девочкой. Ха. Какое уж там мужество...

Димке про невозможность иметь детей я писать, конечно же, не стала. Не его это дело.

А я пока тут кайфую, меня холят и лелеют, возят по окрестностям, кормят экзотической едой - то в китайском ресторане, то, наоборот, в японском, где заказывают "sea-food" (морская еда - буквально); я плаваю в бассейне и веду задушевные беседы с Мышей. Теперь мы знаем друг о друге гораздо больше. Я рассказала, как мы жили эти годы, сколько для меня (и для всех) сделал брат. Мыша даже расстроился, сказал: ему стыдно, что он тут благоденствовал и не помогал нам. Ну, подумайте! Это ему-то стыдно. Ему, которого просто-напросто лишили отцовских прав! Эх...

А еще как-то он рассказал мне про свою жизнь после освобождения, в глухой деревне, - прописка в больших городах, да и вообще в городах, ему была запрещена. В той деревне в Кировской (теперь Вятской?) области он целый год работал в школе, преподавал химию, и говорит на полном серьезе, что тот год был для него одним из счастливейших в жизни! От него как бы отвязались "органы", к нему прекрасно относились в школе, вокруг была замечательная русская природа. Одного он был лишен - общения. Но после лагеря, где этого общения выше крыши, где человек никогда не бывает один, такой вакуум тоже был счастьем. Правда, продолжалось оно, т.е. счастье, недолго - школу закрыли, учеников было слишком мало. Нужно было искать новую работу, перебираться куда-то... Вот тогда и пришла отчаянная мысль уехать насовсем. "Если бы я тогда знал, что есть ты..." - сказал мне Мыша. И замолчал. Я знаю, почему замолчал - не хочет, чтобы я в чем-то винила маму. Все-таки очень он хороший человек, мой отец.

В общем, I am fine и, само собой, ОК. Нервничаю и злюсь я только если вдруг не приходит ежедневное послание от Димки, а обычно утро начинается с этого: я спускаюсь к завтраку, и у моего прибора уже лежит распечатка - отец положил. Пишем мы друг другу по-английски, так оказалось проще. Бог знает почему. Каждое свое письмо Димка кончает традиционным: "Love, Dima". Я тоже пишу "Love", так принято - как наше "целую". Это ни в коем случае не означает признания в любви, ведь и здешние улыбки ни на йоту не выражают безумной радости. И ответ на вопрос "Как дела?" - "Fine!", то есть "Отлично!" - не следует толковать так, что дела у твоего собеседника безоблачно прекрасны. Так - бодрость, здоровье и демонстрация работы дантиста. Мы с Димкой оба это знаем... И все же мне нравится его "Love..."...

А все-таки здорово, что здесь при взгляде на меня никто не вздыхает, тем более не колотит лбом об пол перед иконами, хотя Рут у нас религиозная католичка, ходит по воскресеньям в костел - все как полагается. Но это остается ее личным делом и происходит незаметно и ненавязчиво. Она вообще на редкость легкий и тактичный человек. Правда, Мыша сказал, из-за его совкового атеизма, вернее, отрицания церкви, они живут в гражданском браке, в смысле не обвенчаны, и это для Рут - не просто, особенно для ее родителей, хотя все молчат. Однажды мы сидели на скамейке у обрыва - провожали закат. И я спросила, как все-таки отец относится к Богу, есть для него Бог или нет. Он сказал, что сам часто об этом думал. Особенно в лагере. И как представителю точной науки ему проще считать, что никакого Бога нет, его выдумали люди, чтобы не бояться смерти. Но как человек, немного знакомый с философией, он понимает, что это взгляд упрощенный, даже слегка... туповатый. Хотя бы потому, что в таком случае надо признать, что человек - высшее существо во вселенной, а мир познаваем, хотя пока еще и не познан. И в этом есть нечто примитивное. Некая человеческая спесь. Так что он, пожалуй, вслед за Эйнштейном и многими другими, готов признать и Творца, и сам акт творения, и высший Разум. Но вот церковные процедуры и прочая атрибутика его не устраивают, слишком много посредников. Хотя к Папе Римскому он вообще испытывает огромное уважение. Что же до российского православия, то о нынешнем ему мало известно, а то, что в советское время сплошь и рядом нарушалась тайна исповеди и многие святые отцы были добровольными помощниками КГБ - это прискорбный факт. Но и то, как разделались с православным духовенством большевики, - тоже факт. Отвратительный.

Я ему рассказала о маминой фанатичной религиозности, он задумался, потом сказал, это значит, что у мамы была (да и есть) очень тяжелая жизнь. Тут уместно написать, что много позже я случайно узнала, что, оказывается, с того момента, как мы нашли отца, он регулярно посылал маме деньги и продолжал посылать после того, как я к нему приехала. Знал об этом только один человек на свете, конечно, наш Вовка, человек-кремень. Отец с ним вел и ведет переписку, они друг друга отлично понимают. И доллары, которые присылает для мамы отец, ей отдает Вовка якобы в качестве скромной сыновней помощи. Мама ведь у нас тоже гордая, как не скажу - кто, и ни за что не приняла бы одолжений от человека, перед которым считает себя виноватой и чуть не предательницей.

Что касается их отношений, то я теперь тоже многое знаю. Скажем, отец действительно перед тем, как они с мамой стали жить вместе, семьей, взял с нее слово, что, если его арестуют, она прекратит всякие с ним отношения и даже скажет, если будет ребенок, что - не его. Она сделала по-другому. Теперь известно, отцу передали, что мама меня уничтожила. Но я не знала другого: они, оказывается, очень любили друг друга, во всяком случае, отец. И я думаю, что, взяв с мамы слово отречься, он все-таки до конца этому ее слову не верил. Он надеялся, что она хоть как-то станет поддерживать с ним отношения, а когда его выпустят, они снова будут вместе. Мама решила иначе, а это травма, стресс рухнувших надежд. Самый тяжелый стресс, я читала. Отец, конечно, ничего подобного мне не говорил, не такой он человек, но я чувствую. И по-моему, именно поэтому он так долго не мог жениться - пока не встретил Рут, то есть почти пятнадцать лет. Думал, так и проживет один до старости, но вот пришел как-то на семинар по российской политике - там были люди из России, и вообще хотелось послушать русский язык. Пришел, и первое, что услышал, был доклад Рут. Он начал задавать вопросы, спорить. Потом они, встречаясь в университете, стали здороваться. А однажды отец шел к себе на кафедру, шел и смотрел по сторонам, потому что был прекрасный теплый день, цвели бугенвилии - а они, это и я уже видела, очень красиво цветут, бывают темно-вишневые, оранжевые, красные. В общем, он загляделся и не заметил, как ступил на дорожку для велосипедистов. А по этой дорожке студенты несутся, как стадо антилоп на водопой, ничего не видят (некоторые ухитряются даже книгу на руль положить и читать) и не слышат - потому что на головах плэйеры. Наша Рут, хоть и большая девочка, обожает велосипед и мчалась со всеми вместе. На водопой, к реке Лимпопо. Ну и сбила Мышу, так что он упал как следует и вывихнул руку, сперва даже решили - перелом. Рут ужасно испугалась, повезла отца (на его машине) к врачу, небезызвестному Ханкоффу, а потом, пока его рука не поправилась, приходила к нему домой и делала все, что нужно, по хозяйству. Рука была правая, так что сам Мыша почти ничего делать не мог. Или - не хотел, знаем мы их... А когда стал здоров, они поняли, что им хорошо вместе. И т. д. Еще отец сказал, что Рут совсем не ревнивая - у него на столе долго стояла фотография мамы, и Рут хоть бы ухом повела... А теперь стоит моя, а рядом - свадебная, где Рут в белом костюме и шляпе, а Мыша в темном костюме и с галстуком. Видеть его в таком прикиде непривычно, он всегда или в шортах (если дома), или в джинсах и рубашке с расстегнутым воротом. Здесь многие профессора так ходят, особенно гениальные. Косят под Эйнштейнов.

Как-то я хотела спросить, почему отец не пришел к нам, даже не позвонил, когда его выпустили из лагеря, но... что тут спрашивать?

...А я - урод. Мое отношение к Димкиным посланиям ненормально. Это мягко сказано. Если бы я была в него хоть влюблена, было бы понятно, но сходить с ума, когда утром в почте ничего нет, злиться на ни в чем не повинную (и незнакомую мне) его... эту?! Ясно: крыша тю-тю... Правы Рут и отец: мне, как у них тут повально принято, нужно обязательно встретиться с их психоаналитиком. Решено - а кому охота становиться тормозом? Мы к нему заедем перед тем, как лететь в Северную Каролину. Улетаем мы из Лос-Анджелеса, остановимся там на день, и тогда Рут, во-первых, отвезет меня к своему парикмахеру, что о-очень important, а во-вторых, мы посетим психврача. Это здесь считается таким же обычным делом, как время от времени показывать дантисту даже здоровые зубы. Мыша посещает своего Фрейда (кстати, его фамилия Фейман), даже если у него просто долго держится дурное настроение или необъяснимая тревога.

Ха и еще раз - ха. У нас на родине плохое настроение, даже если оно вполне сносное, должно быть у всех - считается хорошим тоном сказать, что - ужасное, хуже некуда, где бутылка? Мода такая..."

* * *

В воскресенье вечером Владимир с матерью приехали с дачи. Электричкой. Он тащил сумки, - по дороге заходили в магазины. Дома, едва переступив порог, мать оголтело взялась за веник, потом готовила Владимиру обед на неделю - как же, ребенок живет один!

Владимира эти ее заботы, как всегда, раздражали- хоть кол на голове! ведь говорил, что целыми днями торчит на работе, там по соседству приличное кафе, а хочешь, рядом есть еще и "Макдоналдс". Нет, не врубается! Кафе чистый гастрит, а макдоналдсы эти - уж вообще одна синтетика. Она должна нажарить (называется - "навертеть") гору котлет, до ночи фаршировать какие-то перцы, баклажаны и непрерывно трендеть, что натощак нужно пить не кофе, а простоквашу, а дышать пылью - это смерть. А посему - мыть пол и немедля. Короче, готовка и влажная уборка квартиры до полного упадка сил, чуть не всю ночь. А с утра мать ушла в церковь, чтобы прямо оттуда ехать в Комарово.

Вся эта ночная возня мешала спать. Заснул под утро, сквозь сон слышал, как наконец-то захлопнулась дверь, подумал, что надо бы встать, включить компьютер, посмотреть почту - нет ли чего от Катюхи, но почувствовал: невозможно открыть глаза, отодрать голову от подушки. И тут же заснул.

Разбудил телефонный звонок: Стас. Ровным голосом сказал, что спешить не обязательно, в банке Владимир может появиться к одиннадцати, есть дело. После небольшой паузы добавил, что имеются кое-какие новости. Положительные. "Everything is OK". Надо встречаться. Потом вдруг хмыкнул и произнес странную фразу: "Тут одна мадам по имени Судьба преподнесла тебе подарок". И дал отбой.