Дневник юной леди

Рома посерьезнел.

– Кстати, я не сказал Вадику, сколько тебе лет и про выдуманного парня, у которого якобы сессия, – молчал, так что ты могла бы...

У меня от возмущения нет слов. Ну Донских, ну негодяй – все растрепал! Стою, щеки надула, готовлюсь разразиться неподобающими для леди словами, но брат опередил:

– Тебе ничего не стоит замолвить за меня словечко, а я, в свою очередь, до конца смены – могила.

– Ты меня шантажируешь?! – недоверчиво воскликнула я.

Рома рассмеялся.

– Если тебе нравится именно это слово, то – да. Но я бы предпочел называть это взаимовыручкой! Мы родственники как-никак!

Да уж – родственники, вряд ли в этом месяце я смогу об этом позабыть.

* * *

Вожатая отчитывала меня, точно воспитательница в детском саду: «Как ты посмела уйти», «как посмела», да «как посмела», раз десять спросила, есть ли у меня соображение, обещала нажаловаться родителям, а потом отпустила в палату.

Девчонки встретили меня вопросом: «Ну как?»

Я рухнула по привычке на свою бывшую постель и закрыла глаза.

– Все отлично!

Люся захлопала в ладоши.

– С ума сойти!

– Я же говорила, – удовлетворенно заявила Жанна.

А Оксана возмутилась:

– А где же подробности?

Мне так лень рассказывать! Вечно так, когда все хорошо, говорить ничего не хочется – это только твое – личное, а когда плохо, бывает, не остановиться. Хочется изливать свои беды и изливать, пока все не выплеснутся.

– Ну Та-а-ань, – Оксана присела рядом, – расскажи, он хорошо целуется?

– Да, очень, – я приоткрываю один глаз и весело смотрю на склонившихся надо мной девчонок.

– А почему вы вернулись порознь? – спросила Люся.

Я с чувством нависшего надо мной долга посмотрела на Оксану и пояснила:

– Ромка пришел сказать, что нас разыскивают, а то мы забыли про время.

– Он так тебя любит, – с завистью протянула Люся, – брат, я имею в виду. Так заботится о тебе.

Знала бы она! Заботится он... о себе он заботится. Ну да ладно, раз обещала, значит, придется выполнять.

Я приподнялась на локте и стала заливать:

– Ромка классный, девчонки нам каждый день домой названивают: «Позовите Рому», «А можно Рому» – надоели уже!

Хотя почему «заливать», все так и есть, телефон не успевает остывать от звонков разных девиц.

– Но он верный, – продолжила я.

Теперь уж точно сочиняю. У Ромки что ни день, то новая подружка. И самое интересное, бывшие на него за это не в обиде, продолжают названивать, гулять звать, в любви признаваться. О гордости этих несчастных вообще отдельный разговор.

– Да-а, братан у тебя прикольный, – без раздумий согласилась Жанна. И Люся закивала, Оксана же, на которую была нацелена атака, интереса так и не проявила.

Ну и хватит! Я сделала попытку. Что ж теперь – дифирамбы ему постоянно петь? Люди чего дурного бы не подумали.

Вожатая объявила «отбой». Мы улеглись. Жанна забралась с фонариком под одеяло читать один из моих романов, Люся уснула почти сразу же, а Оксана около часа ночи достала канат и потихоньку выскользнула из окна. Смелости ей не занимать, я бы так не смогла! Одно дело – сбегать всем вместе и совсем другое – одной.

Я лежу – сна ни в одном глазу. И мечтать – не мечтается. Мысли какие-то совершенно несимпатичные бродят в голове. А тут еще, как назло, в туалет приспичило! Туалет у нас на этаже засорился, нужно идти на первый, а так не хочется из-под тепленького одеяла вылезать.

Ничего не поделаешь, спустилась я со второго яруса, вышла из палаты в коридор и пошаркала. В корпусе тихо, даже смех, как обычно, из-за дверей палат не доносился. На первом этаже то же самое. Я быстренько сделала свои дела, а когда обратно шла по холлу, увидела приоткрытое окно и различила голоса – остановилась, прислушалась.

Любопытно же, кто там шепчется! Донских я сразу узнала, а второй очень тихо говорил – непонятно.

Я подошла поближе к окну и увидела две тени. Тот, что тихо говорил, оказался Ромкой. Да и кому еще там быть, можно было сразу догадаться. Они же неразлейвода.

– Саня, прекращай, что я, по-твоему, должен был сделать? – говорил Рома.

– Мог бы сказать ей...

О ком это они интересно? Неужто Донских обижен? Быть такого не может!

– Что сказать? – Рома повысил голос. – Если ты сам не шевелишься, позволь это сделать другим! Она не может сидеть в одиночестве и ждать, когда ты соизволишь...

– Можно подумать, она ждет! – фыркнул Саша.

Так вот про кого они! Значит, Рома рассказал о своей симпатии к Оксане.

Слушать, как они делят Оксану, мне было неинтересно, поэтому я пошла назад в палату, к своей кроватке, теплому одеялу и мечтам о Вадике, на худой конец, хоть к каким-нибудь мечтам.

Глава 8 Вымирающий вид

Есть на свете люди, которых слушают все без исключения, о чем бы они ни говорили. Аля одна из них. Наш отряд играет в пионербол с первым отрядом, во время перерыва все садятся неподалеку от площадки на траву и отдыхают. Я вместе с Жанной, Люсей и Оксаной сижу чуть поодаль от остальных, но это не мешает мне слушать, о чем болтает соседняя компашка. Женя-мочалка и еще две девочки – явно не глупые, когда Аля начинает говорить, обычно о какой-то безделице, слушают ее с открытыми ртами. Вот и сейчас Аля вертит перед подружками каким-то пластмассовым браслетом и вещает:

– Ой, девочки, моя мамуля купила его в Египте, когда ездила отдыхать со своим бойфрендом... только представьте – это кость! Самая настоящая кость верблюда! Вы хоть видели когда-нибудь верблюдов? У них два горбика и они еще плеваться умеют!

– Я каталась несколько раз на верблюде, – негромко замечает Женя-мочалка.

Казалось бы, вот он – человек, который знает о верблюдах достаточно, чтобы всем рассказать, но этого как будто никто не замечает, все продолжают впитывать Алину чушь.

– А что сегодня было, просто смех, – улыбается королева Спелой пшеницы, – сейчас расскажу, будете смеяться!

Все послушно, без всякого усилия натягивают улыбки, и, кажется, даже я улыбаюсь. Сама не понимаю чему.

– Сплю я сегодня ночью, ворочаюсь... одеяло мое скрутилось в колбаску, лежит оно рядом, я обнимаю его и во сне думаю: «Надо же, как вырос мой плюшевый змей». Представляете, я решила вдруг, что нахожусь дома и обнимаю свою игрушку любимую!

– Идиотка, – закатила глаза Оксана, которая, как и я, прислушивалась к разговору девчонок.