Дневник замужней женщины

– Невозможно переломить судьбу, невыносимо трудно пересиливать себя, непросто терпеть… – дрожащим голосом продолжила Мария.– А о деньгах и говорить не стоит… Мать так вела дела, что мы всегда были ей должны. Я неоднократно говорила ей, что мои расчеты не подтверждают ее расходов. Когда ей крыть было нечем, она, посмотрев на меня презрительно, с чувством превосходства, молча уходила. Как-то отдала я ей долг, а на следующий день попросила двадцать рублей купить Мише брюки. Она нагло ответила, что уже не осталось ни рубля, и не удосужилась объяснить, куда потратила. А Миша не хотел вникать в вопросы бюджета семьи, доверял матери, а мне говорил, чтобы я не перегружала корабль его жизни ненужной информацией.

– Знаешь, Кира, моя любовь к мужу, замешанная на материнском отношении, наверное, была сильнее, надежнее обыкновенной девичьей. Говорят, что от страданий она не гибнет, а напротив, укрепляется, поднимается на необычайную высоту, что, именно в этом и состоит добровольное мученичество любящей женщины: она должна испить горькую чашу страданий, заплатить за нее здоровьем и карьерой. Но вероятность найти человека, достойного такой любви, слишком мала! Я не испытала полноты счастья любви мужчины, но что такое любовь – я знаю. Я любила. Это когда вся кровеносная система подчинена одному – любви…

Теперь многие в любовь не верят, говорят, что она из бабушкиного сундука и попахивает нафталином. Есть любовь. Как же без нее?

– Миша-то обходился любовью к себе.

– Каждому свое… Неудачи не скорректировали мой характер. Мне по-прежнему хочется верить, любить, делать что-то хорошее. И это при том, что доброта теперь в нашем обществе стала синонимом глупости. Нам бы с нашим восприятием чести, долга и любви в девятнадцатый век.

– Там, я думаю, тоже тварей хватало,– хмыкнула я, не разделяя Машиного оптимизма.

– И почему любящим людям трудно друг с другом?

– Вопрос вопросов!

– Мы с Мишей будто жили на разных, не пересекающихся плоскостях. Где его хваленое здравомыслие?

– Он же только себя любил, – жестко напомнила я.

– Я его больше себя любила, вот и дошла до такой жизни, что от недостатка его любви в моей душе постоянно присутствовало ощущение сиротской покинутости. Надолго укоренилась во мне ноющая надломленность. Сердце бунтовало молча. Я искала необходимое равновесие, без которого не мыслила нормальной жизни семьи, а что нашла? Я устала то и дело натыкаться на неподдающиеся моему разуму препятствия, меня угнетала реальность, созданная и навязанная мне Мишиной семьей. Я не принадлежала ни себе, ни ему. Я растворилась в неприятностях… Знаю, не бывает так, чтобы все было хорошо и на работе, и в личной жизни. А у меня ни там, ни там… – продолжала грустить Мария, – Сама виновата, мое упущение. Не сумела я перед мужем поставить вопрос ребром, поздно хватилась. Надо было предвидеть. Я вела себя в их семье с естественностью ребенка. Не скоро жизнь меня отформатировала. Скажу так: наверное, всем хотелось бы ощущать злобные силы судьбы на безопасном расстоянии, только не каждому это удается. Я понимаю, что жизнь никого не гладит по головке, но кому-то выпадает и счастливый жребий.

Теперь в моих глазах моя жизнь с Мишей представляет собой непрерывный ряд ошибок. И все из-за мягкости характера и деликатности. В такой семье они бесполезны. Я в семье мужа вела себя скромно, полагая, что тем самым должна пробуждать в его родственниках желание быть снисходительными и ко мне. Уважение должно порождать уважение, так учили меня в детстве, мол, как аукнется, так и откликнется. Но я вызывала в них, исполненных самодовольства, которое они и не пытались скрыть, желание унизить, оскорбить и тем самым возвыситься надо мной более доброй, а значит, с их точки зрения более слабой. Они считали, что не моя интеллигентность, а слабость, страх перед ними – причина моей покорности. А я утверждала, что доброта – удел сильных. Слабые люди позволяют себе быть злыми, гадкими, оправдываясь тем, что не способны себя преодолеть. И только сильные духом могут позволить себе быть щедрыми, снисходительными.

Потом разобралась. Оказывается, бывают люди сильные злым духом – их, конечно, немного – и люди сильные добрым духом, которые не демонстрируют свою силу. Слабые у них вызывают сострадание и желание защитить.

Слабые особи тоже бывают добрыми и злыми. Добрых слабых «припахивают» и сильные злые, и слабые злые, если они хитрые. И я теперь прекрасно отдаю себе отчет в том, что сильные добрым духом могут бороться со злом, а добрым и слабым – я оказалась именно такой – надо бежать от злых как можно скорее и как можно дальше, да так, чтобы подметки горели. Доброта побеждает в купе, потому что добрых или хотя бы не творящих зло людей больше.

– Безразличных к добрыми не относи, – возмутилась я.

– Вот такая интересная градация у меня получилась, и такие грустные выводы я сделала только после нескольких лет замужества. Наверное, именно этому в первую очередь надо учить детей, а не музыке, балету или физике.

– Теперь мне понятно для кого ты разрабатывала свою классификацию, а то я уже решила, что ты за меня взялась, – усмехнулась я.

– Хотела в одной обойме с мужем прожить. Ради любви к нему отказывалась от себя, от общения с друзьями, а он не стоил того. Ни счастья не обломилось мне в жизни, ни денег.

– Он хотел один радоваться жизни. В нем был непочатый край тщеславия. Зачем ему мелкие, нудные заботы о семье? Легче уйти от проблем. А еще лучше припахать того, кто слабее духом или добрее. С него было достаточно и того, что он два года обхаживал тебя до свадьбы. Остальное поручил твоим заботам.

– Вопиющая несправедливость! Любовь, как оказалось, не гарантирует счастья. В чем мои ошибки?

– Любовь, если она есть… Зачем себя обманывать, оправдывая и оправдываясь? С самого начала тебе придется признать, что ты поведение мужа примеряла на себя без учета мужской психологии и психологии его персонального эгоизма, оттого и не понимала его. Это многое проясняет. Именно поэтому попытка непредвзято разобраться в своей ситуации ни к чему тебя не приводила, – спокойно и уверенно объяснила я.

– Понимаешь, я считала, что различие в людях предполагает взаимное духовное обогащение, которое делает жизнь интереснее, радостней. И меньше всего я могла представить себе, что он… станет изменять.

– Радостней для кого? Вот в чем вопрос, – снова усмехнулась я. – Человек многолик и непредсказуем. Ох уж этот наш женский мир надежды и несбыточного упования! Ох уж это наше пресловутое счастье! Хотим иметь непогрешимых мужей, верим, что нас никоим образом не затронет участь многих несчастных подруг.

– Как-то завела с Мишей разговор о счастливых семьях и верных мужьях. О своей подруге ему рассказала. Та спросила мужа, как ему удается сохранять верность? А он ответил, что это качество у него генетическое. «И тебя я не буду сторожить. Измена – это как предательство на войне, преступление, не имеющее срока давности. Узнаю хоть по истечении любого времени – сразу развод».

«А я думал, расстрел», – рассмеялся мой Миша.

Я внутренне усмехнулась: «Хорошо шутишь. Дурак думками богатеет».

«Но ведь гадкие люди из зависти могут опорочить жену. Всплывет каскад «интересных» подробностей». На моей памяти такое не раз случалось с моими знакомыми», – сказала я подруге.

«Мой муж не дурак, чтобы наветам верить. Конечно, сначала расследовал бы».

– Предвижу реакцию Миши, – серьезно отреагировала я.

– Да, он рассмеялся и сказал, что верных супругов не бывает, мол, для мужчины верность, что для льва клетка. Мамашина школа, – усмехнулась Мария. – Получается, я жила по принципу: «Хочешь быть счастливой? Будь!.. В мечтах».