Дневник

— Авва Дорофей, — говорил Батюшка, — поучает нас рассматривать свою жизнь, чтобы видеть, в каком мы устроении, много ли преуспели. Это рассматривание себя, это внимание себе необходимо. И кто этого не делает под предлогом неумения и незнания, тот пусть знает, что преуспеяние заключается, главным образом, в смирении. Преуспели мы в смирении — значит идем вперед. И никто пусть не смеет отговариваться.

Оскорбил один брат другого. Рассердился, обиделся обиженный брат, идет жаловаться начальнику на своего брата, а если и не идет, то волнуется внутренне. Может быть, и ответит ему. Какое же тут смирение? Смолчать, перенести обиду, простить — вот что нужно было сделать. Это и сделал бы смиренный.

Или еще пример. Идет брат, а навстречу ему другой. Этот брат кланяется ему, а тот в это время увидел на дереве два прекрасных яблока и, машинально взглянув на брата, снова устремил свой взор на яблоки, желая их сорвать. Поклонившийся брат обиделся: «Я ему кланяюсь, а он, гордец, словно не видит, посмотрел да отвернулся, разговаривать не хочет». А тот действительно так увлекся яблоками, что как бы даже и не заметил брата, нисколько не желая и не думая обидеть его. Какое же тут смирение? Смиренный подумал бы: «Я не стою того, чтобы брат взглянул на меня», — и нисколько бы не обиделся. А у нас, значит, мало смирения.

Второй случай Батюшка рассказал мне на благословении, когда я попросил разъяснения его слов, сказанных утром на правиле.

— В каком положении тела должно проверять свою жизнь? — спросил я.

— В каком угодно, лучше же всего сидя. Выберите полчасика, сядьте и проверьте себя. Монах не может быть в одном состоянии, он нравственно и духовно идет или вперед, или назад, ни одной минуты он не стоит на одном месте, он все время находится в движении.

Сон и чрево связаны между собой. При наполненном желудке монах много спит и просыпает более положенного. Я вам говорил и говорю: кушайте досыта, но не до пресыщения. Сыты — положите ложку. А иной уже сыт, а все-таки ест да ест, — глаза не сыты — это уже грех…

На утрени Батюшка опять говорил, что должно иметь любовь друг к другу и удаляться празднословия.

— Пророк Давид сказал: «Оскуде преподобный». Почему же оскудел? Потому что «умалишася истина, суетная глагола кийждо» (см. Пс. 11, 1–3), потому что не говорят о душеполезном, а повсюду празднословие, только и говорят о пустяках (Батюшка, кажется, сказал, что настанет такое время, когда будут говорить только об одних пустяках).

Одному иноку было видение. Стоят несколько монахов и празднословят, и видит он, что между ними и кругом их бегают грязные кабаны. Это были бесы. Потом увидел он монахов, говорящих назидающее душу, и между ними стояли ангелы светлые. Потщимся, братие, не погублять своих трудов за послушаниями празднословием, а более всего потщимся стяжать смирение. Пророк Давид сказал: «Смирихся и спасе мя Господь». Для спасения достаточно одного смирения. Опять сказано в одном псалме: «Виждь смирение мое и труд мой и остави вся грехи моя» (Пс. 24, 18). Так сказал пророк Давид потому, что истинное смирение никогда не бывает без труда.

Я по нерадению позабыл, что Батюшка говорил о старце о. Льве, помню только следующее:

— О. Лев подвергся по клеветам недоброжелателей гонению (он — основатель старчества в Оптиной пустыни), и даже преосвященный Николай, увидев его, окруженного толпой народа, с упреком сказал ему: «Что ты делаешь?» — «Пою Богу моему, дондеже есмь!»(Пс. 103, 33). Преосвященный уразумел всю глубину этого ответа. Да, батюшка о. Лев пел Богу всем строем своей жизни.

Недавно я получил письмо от одного знакомого студента Московского Университета. Он был прельщен спиритизмом, потом, по милости Божией, он бросил его. Господь избрал меня и Иванушку орудием в этом деле. Я уничтожал даже все вещи, употреблявшиеся при сеансах. Была привезена из Успенского собора святыня, отслужен молебен. Я думал, он уже твердо стал на ноги. Но, получив письмо, вижу, что он снова в ужаснейшей прелести: он сладостно молится, видит Самого Христа, видит кресты с Распятием и тому подобное.

Я показал Батюшке письмо.

— Страшное письмо, — сказал Батюшка, прочитав его. — Мне подумалось, что Господь приездом вашим в Скит отвел вас и от него (студента). И прежде трудно было жить в миру, а теперь почти совсем невозможно. Или неверие и беспечность, или прелесть, если кто старается жить по вере. Благодарите Бога, что вы здесь. Вот он пишет: «Как вы живете?» — Как? Попросту. Да, будем стараться, чтобы в келии у нас все было просто. Простые бревенчатые стены, ну, ничего еще, если и обои есть. А главное, позаботимся, чтобы внутренняя наша келия была проста, чиста, без всяких обоев.

23 сентября 1908 г.

Сейчас, когда я читал в церкви Псалтирь, туда пришел по делам Батюшка. В ожидании пономаря Батюшка немного поговорил со мной.

— Вот сообщают, — говорил Батюшка, — что в одном монастыре Екатерининской пустыни, недалеко от Москвы, в 10 часов утра убили игумена и его келейника и благополучно ушли. Да, по теперешнему времени им, пожалуй, еще и награду дали бы за ловкость. Теперь как-то особенно стали нападать на монастыри. Но надо ожидать ужасов. Теперь стараются уничтожить смертную казнь. Когда это будет сделано, тогда будут призваны ко власти все прежние «деятели»(кажется, так).

Одна монахиня, уже манатейная, видела сон (или видение, я забыл). Ей явилась Божия Матерь и говорила, что должно ожидать ужасов. Это было в 1899 году. За шесть лет Она предсказывала русскую революцию, что и исполнилось. «Да и вообще, — сказала Она, — этому тленному миру недолго существовать: терпение Моего Сына и Господа истощается». Да, можно и этого ожидать…

Еще стоят монастыри, как какие крепости. Будучи еще мирским, я как-то пожил дней шесть в пещерном Черниговском монастыре, что за Сергиевой Лаврой: готовился, исповедовался, насколько это возможно мирянину, и приобщился. После принятия Святых Тайн мне было отрадно, легко на душе. Передо мной лежала Псалтирь в русском переводе. Я раскрываю и читаю: «Кто введет меня в укрепленный город» (Пс. 59, 11), «во град ограждения» по-славянски. Тогда мне подумалось: да ведь это (то есть монастырь тот) и есть укрепленный город. Потом я посмотрел толкование и действительно оказалось, что это так.

26 сентября 1908 г.

Сегодня день моего рождения, мне исполнилось 20 лет. Помню, в миру на большие праздники: Рождество Христово, Пасху и другие, а также на именины и дни рождения мне бывало скучно, не знал что делать, а без дела, конечно, скучно. Не понимал я, что духовный праздник обязательно требует и утешения духовного, помимо утешения телесного, допустимого, конечно, в меру, а не до забвения всего духовного, как почти всегда бывает в миру. Но я теперь, слава Богу в Скиту.

В миру большинство, даже верующие люди, не верят в существование бесов, а здесь — это несомненная истина.

27 сентября 1908 г.

Один раз, когда я каялся батюшке, что проспал лишнего, час ли или около этого, не помню, Батюшка сказал мне:

— Это вас борет бес уныния. Он всех борет. Борол он и преп. Серафима Саровского, и преп. Ефрема Сирина ^{7} , который составил всем известную молитву: «Господи и Владыко живота моего». Смотрите, что он поставил на первом месте: «Дух праздности», — и, как последствие праздности, «уныния не даждь ми». Это — лютый бес. На вас он нападает сном, а на других уже наяву — унынием, тоской. На кого как может, так и нападает. Ведь вы не можете сказать, что вы находитесь в праздности?

— Да, Батюшка, почти нет минуты свободной.

— Ну, вот он на вас и нападает сном. Ничего, не скорбите.

28 сентября 1908 г.

Я уже писал, что некогда живший у нас в корпусе студент Московской Академии Виталий Степанович Ставитский желает принять монашество. Он говорил о своем намерении Батюшке, и Батюшка благословил. Затем он вскоре уехал и присылает батюшке письмо (это было в начале сентября), что 12 сентября предполагается его постриг в мантию. Батюшка рассказал мне об этом на благословении.