Дневники 1930-1931
Шрифт:
Давно ли было всем так, что только южное солнце дает цветы. На севере больше цветов. И еще предрассудок, будто цветные камни рождаются тоже под влиянием южного солнца. Теперь оказалось, что на мрачном Урале больше цветных камней, чем на юге, и что даже такие неповторимые в мире камни есть, как александриты и проч. И когда все это оказалось, то стало всем простым людям на Урале так, будто в этих камнях сама неповторимая вечность.
Но теперь химия, достигая температуры плутонических сил в лаборатории, делает то же самое, что делал когда-то Плутон. Бог Плутон работал на царей. Химия работает на всех. Как бы в раздумывании остановилась новая власть перед этим делом. И все прекратилось… Но Зверев… Встреча мальчика со Зверевым.
(Ударник 50
Камни.
Перстень — знак отличия патриция от плебея.
Браслеты: зарукавья, запястья.
Монисто — ожерелье (из жемчуга, бус и т. п.).
Екат. II — век бриллиантов и цветных камней (дарили алмазы).
Драг, камень — это орудие внешнего отличия.
Плутонические силы земли.
1) Не было бога Плутона — это люди воодушевили так безличные силы внутренние огненной Земли. И плутонические силы эти, создавая алмазы, рубины, изумруды, сапфиры так, что камни эти стали похожими на кладовые света, а значит, и нашей вечной радости — никак не могли думать, что эти кладовые радости сделаются орудием внешних отличий между людьми. Все эти силы…, и на Урале семилетний мальчик Кир из деревни Кедровый Починок с восточного склона Среднего Урала свою страсть к поискам камней получил… прямо как бы из рук самого бога Плутона. Как всегда началась искательная страсть с пустяка…
Алмаз укрощает ярость и сластолюбие, дает воздержание и целомудрие.
В небесно-голубой бирюзе (сохраняются?) отражаются былые ясные безоблачные дни, вся минувшая радость.
Арабы камни считают звездами.
Алмазный, рубиновый, сапфировый, изумрудный трон Великого Могола. Горному делу и культуре драгоценных камней у нас положил начало Петр I.
Алмазная мельница Петра I в Петергофе.
В 1755 г. в Екатеринбурге шлифов, фабрика.
Индия — алмазами, Бразилия — алмазами, Цейлон — сапфирами, рубинами, Перу — изумрудами, Египет — яшмой, хризалитами, Китай — <1 нрзб.>, Персия — бирюзой.
Урал — топазами, каких на свете нет — синие топазы, малиновые шерлы, фианиты, александриты. Но алмазов на Урале мало. Но может быть еще есть и такие, каких на свете нет?
Уральские камни в пегматите ( <1 нрзб.>гранит) отдельными гнездами, или свободн. кристаллами в жирной глине, или приросшие к породе.
Близость ур. камней узнается по увеличивающимся кружкам и более правильной кристаллизации сост. частей гранита, причем дымчатый кварц попадается большими кристаллами, «смоляками». Эти правильно образованн. <3 нрзб.>над пустотой, где — топазы и аквамарин.
Буро-красный венис и черный шерл в виде лучистых скоплений («кустов») сопровождают топазы и аквамарин.
Аметисты вместе с горным хрусталем тоже в пустотах, прикрепленные к кварцу.
Малиновые шерлы в пегматите.
Изумруд, александрит и фианит — их месторождение — бурый слюд, сланец, который часто выходит на поверхность земли и так может быть найден.
Изумруды часто на поверхности земли между корнями выворотня.
Самый большой 101 1/4 карат. Наш 20 карат.
23 Января выехали в Свердловск и вернулись 23 Февраля. Целую неделю по возвращении хворал (кашель, насморк и пр.) и отпечатал всю фото-работу.
1 Марта. Строительство на Урале для меня привлекательно тем, что это не «дело» в том смысле, как сложилось во мне понимание дела под влиянием жизни родного мне самого купеческого города Ельца («в Елец, к образованным купцам!» {218} — Чехов). Поистине дела в Ельце относились прежде всего к личному поведению «делового» человека, напр., что копейка рубль бережет, что по одежке протягивать ножки и т. п. Благодаря такому нравственному кодексу создавались такие огромные, миллионные дела, как напр., махорочная фабрика Романова, подразумевавшая всем нам известного Никона Иванова, который в слободской трущобе, в «каменьях» начал свое дело, кажется, с починки гармоний. Биография таких замечательных людей была для нас как бы житиями святых, направленных в сторону земного стяжания. И вот отсюда вытекало понятие «дела» как мрачного подвига. Мы <2 нрзб.>молодежь,
были <1 нрзб.>революционерами и очень издевались над всей этой нравственностью купеческого Ельца. Но отрицая, мы ведь необходимо имели перед собой предмет отрицания: купеческий быт с его «делом». Такое деятельное отрицание есть длительный процесс, в котором, конечно, бывали минуты сомнения. Да и как не сомневаться при <1 нрзб.>, если их «дело» как-никак, а дает реально всем необходимые материальные ценности, а материальные результаты нашего дела теряются в тумане отдаленнейшего будущего. И вот когда теряешься, бывало, в сомнениях, то встает из недр родового прошлого как необходимость, как неминучесть и смерть и вечность, и роковой голос слышится: «Надо делом заниматься, а не утопией».В катастрофический момент борьбы с «делом» занятие литературой было для меня истинным спасением: ведь это не было «дело», скорее наоборот, а между тем посредством этого «недела» можно было жить. Я уверен, напр., что мое стремление к реализму и даже больше — к физическому <уплотнению?> слова происходит субъективно от борьбы с елецким «делом»: посредством физики слова добиться тех же результатов, каких добивались купцы производством реальных ценностей.
То, что я увидел на Урале, существует, конечно, и в Москве, но я не могу это в Москве видеть, потому что я хорошо помню вид филипповских калачей, расстегаев {219} . И не только одна память прошлого не дает в Москве ясно видеть новое: как бы то ни было, Москва является все-таки тылом в отношении передовой позиции строительства Урала и Юга, а в тылу все равно <1 нрзб.>дело о войне с немцами или с косными силами природы. Только на Урале я понял посредством глубокого чувства, что новое строительство значительно именно тем, что это строительство — не-дело в том смысле, как далось мне это понятие, что истинно железные люди, которые стали во главе этого строительства, только потому и стоят, что совершенно отрицают старое «дело».
Ближе всего это не-дело к войне, потому что, во-первых, как на войне тут действуют массы. Вагоны переполнены, вокзалы набиты людьми из разных, часто отдаленных краев, и все эти, прямо сказать, народы находят себе место, мало того: их не хватает. Точно так же, как на войне, отправляясь на позиции, бывает, встречаешь множество обратно идущих людей, которых называли самострелами или «пальчиками». Так точно и теперь много летунов, которые пришли сюда в лаптях, а уходят в сапогах. На Урале, например, как нам сообщили….
Тысячи иных признаков… Мы шли по месту, где прошлый год один инженер заблудился в лесу. Теперь тут от всего леса среди целого города кое-где торчат забытые деревья, и их вид живо переносит к каким-то, когда-то, где-то виденным деревьям. Мало-помалу тыловая психология переменяется, и самое главное это в том, что вдруг как бы исчезают неприятные лица: становятся все хороши…
Мы видели каких-то совершенно железных людей, на которых возложена волевая установка этого не-дела. Очень возможно, что у них с инженерами постоянно неприятности и, если войти в повседневную жизнь, то получится то же, что и у нас в тылу. Но в том-то и цель, что <1 нрзб.>передового фронта, скорых и важных событий, как на войне быстро перемещаемых людей
Это стремление вперед так огромно, что будущее становится реальней настоящего. Ведь это верно, что инженер еще прошлый год здесь заблудился в лесу. Теперь тут город, а лес стоит вдали. Но какой это лес, ведь он обречен, его завтра не будет, этот лес почти нереальность. Зато вот механический цех, которого еще нет — он реален. После того мы осмотрели все полузанесенные цеха и рассказывали о своих впечатлениях директору, он сказал:
— Это что — все пустяки, вот механический цех это действительно величина.
— Как же это мы не видели, — сказали мы. — Мы все обошли, а механический цех не видели.
Директор засмеялся.
— Так просто это видеть нельзя. Там на земле пока нет ничего.
И послал нас в комнату проекционн<ую>, где много инженеров сидели и думали над планами. Тут мы вошли в механический цех, которого нет в действительности, нам привычной. И нам тут стало мало-помалу понятным, что будущий механический цех представляет реальность большую, чем стоящий вдали лес.