ДНЕВНИКИ 1973-1983

Через пять дней – возвращение Л. Кажется, никогда так долго не шли дни…

В сущности, это мы, люди, мешаем друг другу быть "хорошими", то есть жить тем "добро зело", которое заложено в каждом. Мешаем недоверием, равнодушием, быстрым и злорадным установлением "дурного", судом и расправой. Но тут недостаточно одного "благожелательства", то есть все того же равнодушия. Нужна встреча , пускай даже внешне ни в чем не выраженная… Итак – на лекцию…

Среда, 26 марта 1980

Кадьяк . Ослепительное утро. Синие главы церкви на фоне снежных гор. Синее взморье… Вчера вечером – лекция о Евхаристии. Полный зал. Католики, протестанты… Вечером сиденье с владыкой и другими. Как быстро "сживаешься" с людьми, начинаешь чувствовать их жизнь. И сразу же спадает та "самозащита", которой почти всегда все обращены ко всем… "Сияющие" личности: милый, старый уже, Фринцко, теперь – архимандрит Иннокентий… Старенький алеут о. Ха-ритон [Кайакоконок], ростом с десятилетнего мальчика (сунувший мне в руку двести долларов – "на покрытие расходов"!). Алеутские дети.

Двухчасовая беседа со священниками (их – двенадцать). Потом исповедь. Преждеосвященная Литургия. Приходская, прощальная трапеза. До этого прошелся по городу, по порту. Почти мороз, но ясно. Огромные чайки, а иногда -

1 Ин.14:18.

525

столь же огромные орлы. Лес мачт рыболовных судов. А рядом, и также на горизонте, снежные горы. Почему я так люблю эти погружения в чужие города, почти страстный интерес к витринам, к окнам: "вот тут живут – годами, поколениями – люди…" Меня как-то радостно волнует жизнь , сам факт жизни. И волнение усиливается сознанием кратковременности, мимолетности этого погружения, вплетенного в него чувства разлуки, прощания, всего того, что выражено в любимом стихотворении Малларме: "…je sens que les oiseaux sont ivres"1 и т.д. Жизнь есть прежде всего отрицание смерти, и жизнь пронизана смертью…

Во время службы не могу оторвать глаз от алеутских детей – с толстыми щеками и узкими черными раскосыми глазами. В особенности одна девочка – не больше трех лет, вся круглая, миниатюрная, бодро поднимающаяся по ступенькам к чаше. Смирение и добро, излучаемые алеутами. Точно я всю жизнь прожил с ними. На них живая печать чего-то самого главного, "уникального" в Православии. Как они сохранили это? Иногда я ощущаю жизнь как какой-то поток подарков.

Лазарева суббота, 29 марта 1980

Наконец дома! Вернулся вчера поздно вечером после бесконечного полета. От Аляски осталось чувство счастья, света, братства. С Кадьяка вылетели – и опять в солнечную, радостную погоду, в четверг в 4:30. В Анкоридже вечером ужин с владыкой Григорием. В час ночи – отлет в Сиэтл, куда (из-за разницы во времени) прилетел в шесть часов утра. В 12:30 отлет в Нью-Йорк, в 8:30 вечера – в Нью-Йорке! Сегодня чудная Лазарева служба в переполненной семинарской церкви. Серенький день, мелкий дождик. И счастье – быть дома, в тишине… Теперь начался countdown2 до возвращения Льяны – в понедельник!!! Сейчас буду ей звонить в Париж.

Вербное воскресенье, 30 марта 1980

Вчера – потрясающая всенощная, иначе не скажешь. Удивительный подъем, радость, торжественность – праздник в глубочайшем смысле этого слова. Так же и Литургия сегодня. Любимейший мой Апостол: "Радуйтесь, и паки реку – радуйтесь…" Удивительный праздник. Им – с детства – освещена вся жизнь…

Великий понедельник, 31 марта 1980

Последний день марта: мокрый снег, слякоть. Смогу ли доехать до [аэродрома] Kennedy, куда в три часа прилетают Л. и Аня? Вчера – последний день моего одиночества – оказался очень "светским": breakfast с К. Кухарчик в Bronxville, чай у Бутеневых в Scarsdale, потом час у Эриксонов, ужин, наконец, у Мейендорфов. Вечером – утреня с "Се Жених…" в до отказа переполненной церкви. Чудное пение.

1 "Я чувствую, как птицы опьянели" (фр.). Из стихотворения С.Малларме "Плоть опечалена, и книги надоели…" (перевод О.Мандельштама).

2 отсчет времени (англ.).

526

В "New York Magazine" статья A.Schlezinger Jr. о либерализме и консерватизме, очень умная и, по-моему, в основном правильная. Смена их – своего рода биологический цикл: эпоха "активизма" сменяется эпохой "усталости". Но и то и другое – необходимо.

Другая статья – об аборте. С 1973, когда Верховный суд США "узаконил" аборт, в стране было произведено девять миллионов легальных абортов! Тут – суд над современностью и над ее "гуманизмом", верный указатель некоего мистического разложения.

Продолжаю читать номер "Вестника" об о. С. Булгакове. Все-таки это – "капризное" богословие, очень личное и в каком-то смысле "эмоциональное". И потому – вряд ли "останется". И это можно, мне кажется, распространить на почти всю "русскую религиозную мысль" – на Бердяева, Флоренского, не говоря уже о Розанове. Булгаков употребляет (как и Флоренский) сугубо православную терминологию, все у них какое-то "парчовое". А вместе с тем романтическое, почти субъективное. "Мое богословие…" Вот возьму и навяжу Православию "Софию", покажу всем, во что они на самом деле верят. И вот никому не навязали. И не потому, что "темные" люди, а потому, что это – не нужно . Как не нужна и бердяевская свобода. И потому на всем этом легкий оттенок "epater la galerie"1 . Тут все дело в изначальном, может быть, даже бессознательном, выборе1 , темы, тональности, зрения. Всякая "ересь" от такого выбора есть всегда навязывание Церкви – своего выбора. В булгаковском богословии нету смирения . Чего бы он ни касался, он должен немедленно переделать это на свой лад, перекроить, объяснить по-своему. Он как бы никогда не "сливается" с Церковью, всегда чувствует себя – не только в ней, но и по отношению к ней. Он ей, Церкви, объясняет ее , говорит ей, что ей нужно … И потому успех его богословия только у горсточки "интеллигентов", ибо интеллигент – это прежде всего гипертрофия Я . Интеллигент может быть либо "булгаковцем" (мое богословие), либо же "типиконщиком", который a priori в восторге и умилении от всякой стихиры, даже самой что ни на есть бездарной и многословно-риторической. Интеллигент – идолопоклонник. И если он перестает поклоняться Марксу, он обязательно находит нового идола, новый и абсолютный "ключ" ко всему. Как ни страшно это сказать, но булгаковское софианство – это марксизм наизнанку, это все тот же ключ, открывающий все двери…

Понедельник, 14 апреля 1980

За спиной – Страстная и Пасха: чудные, незаслуженно радостные, полные, "утоляющие"… Сегодня рано утром прилетели с Л. из Вермонта, где провели у Солженицыных два дня. Пожалуй, лучшая встреча из всех бывших. Как будто исчезли всякая напряженность, настороженность, "броня". Просто, дружески, семейно… Он сразу загрузил меня работой: читать рукопись В.Н.Тростникова (очень интересную, но, увы, еретическую…), свои главы из "Узлов". Бесконечные разговоры с Наташей и "бабулей". А в субботу вечером – в нашу честь – "концерт-подарок" трех мальчиков. Обедня – радостная, быстрая. От всего этого в душе остался свет, и тоже – чувство, несмотря на все, его величия …

1 "эпатировать галерку" (фр.).

527

С утомлением – заранее! – погрузился в семинарию. Еще пять недель, а чувство такое, что пять столетий. Как "выдыхаешься" за год!

Среда, 16 апреля 1980

Известие о смерти Сартра, "человека-эпонима" нашего времени. Этот страстный радикализм, эта путаница мыслей, этот культ "масс", "революций", "левого" – все это, в сущности и прежде всего, ужасно маленькое . Всю свою жизнь Сартр был рабом каких-то априорных идей и также совершенно несусветным болтуном . Но страшен не он сам по себе, а то. что такого человека наша эпоха сделала "властителем дум". Под конец (см. выше) он как будто начинал что-то понимать… Но и тут с какими-то оговорками. Какое самомнение, какая ненависть к Богу, какая ужасающая слепота во всем…

Величие Солженицына: он дает масштаб , и, проведя с ним один день, снова начинаешь ужасаться торжеству маленького в мире, слепоте, предвзятости и т.д.

Четверг, 17 апреля 1980

Вчера – сугубо "поповский" день. В полдень, после "Свободы", завтрак с епископом Петром (L'Huillier). Вечером ужин с митрополитом Феодосием, Губяком и Кишковским. "Церковные дела", "тактика" с греками и арабами и т.д.