Дневники Домового. Закрайсветовские хроники

Радмир, немного постояв на крыльце, зашел в избу. Здесь уже было темно. На ощупь добравшись до скамьи, он присел на краешек и глубоко вздохнул.

— Вот такие вот дела, — негромко произнес он, обращаясь к кому-то в темноте, — так Вышата долг и не отдает. Уже год скоро пройдет.

Темнота ответила ему молчанием.

— Ты здесь? — Радмир прислушался и, не дождавшись ответа, прилег на лавку, — ну и ладно, утро вечера мудренее.

Из объятий сна его вывело легкое постукивание. Прислушавшись, и решив, что это ему померещилось, он перевернулся на другой бок и снова закрыл глаза. Через секунду стук повторился.

— Радмир, Радмир! Ты дома? — негромкий старческий женский голос раздался снаружи дома.

Молодой человек встал и на цыпочках подошел к окошку.

— Радмир! — не унималась ночная гостья.

— Чего тебе? — громко гаркнул парень, чем, несомненно, очень напугал женщину. Послышалось, как снаружи кто-то отпрыгнул от окна.

— Ах ты ж, мордофиля! Ты чего меня пужаешь, окаянный?

— Баб Дусь, ты что-ли?

— Нет, орех тебе в лукошко, чертяка парнокопытная это!

— Чего случилось-то!

— Чего, чего… Помощь твоя нужна.

— Ну заходи, что ты там под окнами лазаешь? — с этими словами Радмир прошел к выходу и открыл дверь.

Силуэт старушки отделился от стены и прошаркал к крыльцу.

— Радмир, пойдем со мной, посмотришь.

— На что посмотрю, баб Дусь?

— Тьфу ты, чтоб тебя! — выругалась бабка, — прыщ у меня на хребтине вскочил, пойдем, будешь сидеть и смотреть на него. Авось и пройдет.

Радмир замолчал, обдумывая услышанное.

— Да пойдем, говорю ж — помощь нужна, что ты, как вурдалак с похмелья?!

— Спал я…

— Потом выспишься, пошли, — старушка развернулась и зашаркала к калитке.

Радмир, без лишних слов подперев дверь деревяшкой, двинулся следом.

Радмиру было 15 лет, когда он впервые столкнулся с жителями потустороннего мира. В тот день он собирал в лесу грибы и сам не заметил, как заблудился. Долго он плутал по лесным тропкам, каждый раз замечая, что ходит по кругу. Ночь застала его в чаще. Прижавшись спиной к дереву, мальчик рассуждал о том, как он погибнет — от когтей лютого бера или от острых волчьих клыков. Не сразу он заметил, как лежащая в десятке шагов от него, коряга, с тихим скрипом потянулась и приняла вертикальное положение. В темноте был различим лишь силуэт, смутно напоминающий человеческий, но спокойней от этого не становилось. Коряга оглянулась по сторонам и, заметив, вжавшегося в ствол дерева, мальчика, неспеша двинулась к нему, с трудом передвигая конечностями. Когда она приблизилась к нему вплотную, Радмир зажмурил глаза и закрыл лицо руками. Страх перед неизвестным — самый древний страх человека, который и через тысячи лет не оставит его. Можно перестать бояться волка, узнав его повадки, можно перестать бояться молнии, узнав, как спастись от нее. Но перестать бояться неведомого — не под силу человеку. Так и тогда, древний ужас окутал мальчика своим черным одеялом, не позволяя даже пошевелиться. Коряга наклонилась и дотронулась до Радмира одной из своих веток.

— Ч-ч-ч-челове-е-е-ек, — протянула она каким-то свистяще-скрипучим голосом. Только сейчас мальчик увидел, что чуть выше места, из которого исходил звук, в темноте бледно поблескивали два огромных глаза. Каждый размером в его голову, зрачки двигались независимо друг от друга, чем-то напоминая глаза жуков-богомолов, которых они с друзьями ловили в поле.

Ветка существа оплелась вокруг шеи ребенка и стала медленно сжиматься, перекрывая ход воздуха в его легкие. Цветные круги уже поплыли перед глазами, когда откуда-то послышался негромкий голос.

— Оставь его, Вереск.

Петля на шее остановила свое движение.

— Я сказал — оставь, — твердо повторил голос.

Ветка ослабила давление и соскользнула вниз, больно царапнув Радмира по щеке.

— Поч-ч-ч-ч-ему-у-у? — просвистело существо, обернувшись к кому-то за своей спиной.

— Не спорь, Вереск, я с ним сам разберусь, а ты ступай.

Коряга наклонилась прямо к лицу мальчика и, впервые сфокусировав на нем свои страшные зрачки, что-то неразборчиво скрипнула. Затем, медленно разогнувшись, она развернулась и нехотя побрела в лес.

Угасающее сознание мальчика, успело оставить в памяти лишь силуэт невысокого старичка, на фоне лунного света, кое-где пробивавшегося сквозь кроны деревьев.

Очнулся он утром, на опушке леса. Рядом стояло лукошко, полное грибов.

С тех пор прошло пятнадцать лет, и за это время он еще никому не рассказал о том случае в лесу. Но со временем люди в деревне стали замечать, что если вдруг у кого-то потеряется корова или случится беда и, к примеру, заболеет человек неизвестным недугом, или начнут вещи пропадать, либо скот помирать — нужно идти к Радмиру. Многие считали его навьим и плевались ему вслед, другие — божьим человеком. Но за помощью обращались и те, и другие. Сам он спокойно относился к своей славе и всегда шел навстречу тем, кто звал его на помощь. Так и сейчас, он не спеша шагал за своей гостьей к ее дому.

— Ну и что случилось-то, баб Дусь?

— А зайди, да глянь, — ответила старушка и приоткрыла дверь. Тут же, в дверь с другой стороны, влетело что-то тяжелое и, отлетев, покатилось по полу с глухим стуком.

— Кажись, кочерга, — проговорил себе под нос парень.

— Чур меня, чур! — заверещала бабка и отступила на пару шагов назад.

— Ты, бабуль, пойди пока у соседки посиди, — задумчиво произнес Радмир, глядя на дверь.

— Ага, ага, пойду, — ответила баба Дуся, задом пятясь к калитке.

Молодой человек проводил ее взглядом и, убедившись, что та вышла со двора, толкнул дверь. Тарелка просвистела мимо уха и вылетела на улицу.

— А ну, цыц! — рявкнул Радмир и вошел в избу. Глазам, привыкшим к темноте, даже в тусклом свете догорающей лучины, комнату было хорошо видно. Кикимору он увидел сразу. Та сидела на белой печи и зыркала своими, слегка светящимися глазюками, по сторонам, в поисках очередного предмета, которым она собиралась запустить в незваного гостя. Молодой человек спокойно прошел к столу и присел на лавку. Подперев рукой голову, он, со скучающим видом, принялся рассматривать скатерть. Кикимора притихла от такой наглости, но через несколько секунд, придя в себя, аккуратно слезла с печи и на цыпочках подошла к столу. Радмир, прикрыв глаза рукой, наблюдал за ее действиями сквозь щель, оставленную между пальцами. Ростом она едва ли доходила ему до пояса. Худая, как щепка, с растрепанными волосами, она, зацепившись корявыми пальцами за краешек стола, залезла на него и села прямо на скатерть.

— Уходииииииии!!! — вдруг, каким-то низким загробным голосом проревела она ему прямо в лицо.

Радмир нехотя убрал руку от глаз и подпер ею подбородок.

— Чего орешь, болезная? Не глухой. Да и вижу тебя прекрасно. Что случилось-то, рассказывай? — скучающим голосом произнес Радмир.

Нежить выпучила свои глаза и, кажется, на секунду потеряла дар речи. Затем быстро придя в себя, она набрала воздуха и дом содрогнулся от страшного воя. На этот раз ее голос стал высоким и писклявым. Радмир поморщился и поковырял пальцем в ухе.

— А по-русски если? — спросил он, — я эти ваши пищалки вообще не понимаю. Еще и слышу потом плохо. Говори уже, чего взъерепенилась? Обидел кто?

Кикимора была удивлена. Наклонив голову, она смотрела на Радмира непонимающим взглядом. Он, в свою очередь, смотрел на нее.

— Ты меня видишь что-ли? — спросила она уже своим, слегка хрипловатым и скрипучим голосом.

— Еще как, — улыбнулся Радмир.

— И что, не страшно что-ли?

— Неа. Бывают и пострашнее. А ты молоденькая еще, симпатичная такая.