Дневники Фаулз
Шрифт:
Стоунхендж, из своего естественного предназначения превратившийся ныне в монументальный памятник старины. Как и в Греции, былую гармонию с окружением нарушают проволочные ограды, чайные заведения, пояснительные надписи и входная плата. Невзначай набрести на Стоунхендж в наши дни невозможно: он — в безвозвратном прошлом, его можно только посетить.
Старинный почтовый постоялый двор в Шафтсбери [806] . Поражает неподвластность маленького провинциального городка ветрам времени: улицы без фонарей, деревенский выговор — во всем этом есть что-то кровосмесительное. И в то же время в нем, таком маленьком, встречаем непривычно современную молодежь, которой — не будь локального выговора — место на улицах любой европейской страны. Стриженные под Иисуса шумливые парни в черных кожаных куртках, столь же непривлекательные девицы; рев тарахтящих мотоциклов и мотороллеров.
806
Рыночный
Не намного лучше и в самих отелях, где представители английского среднего класса шепчутся за обеденными столиками, чтобы чуть позже подняться и, усевшись в холле, тупо уставиться в телевизор. Снаружи орут неопрятные юнцы, внутри последние адепты ancien regime [807] холят и лелеют свой агонизирующий образ жизни и набившие оскомину джентльменские традиции. Ничему на протяжении наших жизненных сроков не пробить окно, разделяющее эти две Англии — Англию «джентри» и Англию «трудящихся классов».
807
Старого режима (фр.).
Но сельская Англия отступать не спешит. На прилавках скобяных лавок — садовые ножницы и силки для кроликов, а чуть выедешь из города — потрясает обескураживающая пустота округи. Где можно, пытаемся ехать проселочными дорогами, а на них — на целые мили ни пешехода, ни встречной машины. Все дело, по-моему, в том, как организовано теперешнее сельское хозяйство. Никогда на фермах не было так мало работников, а те, что еще остаются, ведут арьергардные бои с наступающим городом. Но мы — последнее поколение, знающее эту старую Англию. Население 2064 года, с его тремя автомобилями на семью, автострадами и вертолетами, без остатка сметет ее с лица земли. И оно даже вообразить не сможет, какой одинокий и мирный еще у нее вид в этом году.
Дорсет. Зеленые долины и соломенного цвета низины — не столь соломенного, сколь серовато-бледного оттенка увядшей травы, кажущейся такой в пасмурную погоду. В дождь почти серой, в солнечный день — чуть ли не золотой.
Ист-Комптон. Изумительные горгульи, окружающие своды церковной башни. Дорсет «славится» горгульями, как и памятниками эпохи неолита, могильниками, курганами.
Все эти дни в Дорчестере сгораю от зависти к Гарди. Такие корни, такая богатая почва и местная история — в нее погружаешься без остатка.
10 октября
До завтрака поднялся на холм за Абботсбери, глянул сверху на простирающийся за Чезил-Бэнк Портланд-Билл: серо-синий пейзаж в неярком насыщенном свете.
Памятник Гарди на Блэк-Даун [808] . Пройдя по полям около мили, наткнулись на каменный круг на Кингстон-Рассел [809] . Оттуда открывается перспектива до самого Дартмура. Отчетливо видны Хей и Риппон-Торс.
Проезжаем Бридпорт и движемся вглубь, до Биминстера, где мне хотелось пообщаться со Стивенсом Коксом — человеком, публиковавшим книжки о Гарди [810] . Сходить за ним предложила женщина, работавшая в антикварном магазинчике. Неряшливый бородатый человечек с маниакальным блеском в голубых глазах.
808
Этой каменной статуей, воздвигнутой на холме высотой 770 футов, увековечена память не поэта и романиста Томаса Гарди, а вице-адмирала сэра Томаса Мастермана Гарди (1769–1839), в момент битвы при Трафальгаре служившего на борту корабля флота его величества «Виктория». Памятник находится в пяти милях на юго-запад от Дорчестера и в миле к северу от деревни Портшем, графство Дорсет, где будущий адмирал Гарди жил с девяти лет.
809
Расположенный на вершине хребта круг построен около четырех тысяч лет назад и сложен из восемнадцати плит.
810
Кокс выпустил серию брошюр о разных сторонах биографии Гарди в рамках издательства «Тьюкан пресс».
— Раньше я работал в полиции, — признался он. — Я не так уж люблю Гарди, но мне не терпится доискаться до истины.
И тут-то его понесло, он затараторил с такой быстротой, что скоро не под силу стало понять, кто скрывается под бесконечными «он» и «она». Но при всех невротических симптомах его монолога меня привлекло буйное желание старика разоблачить гения. Он подтвердил, что в жизни Гарди немало грязи, намекнул на кровосмесительную связь писателя с Трифеной, этим «погребенным ребенком» [811] . Первый брак Гарди сложился катастрофически «с самого начала до
самого конца»; что до второго, то «Гарди был всего лишь порядочен» [812] . Складывается впечатление, что все уходит корнями в Трифену: таинственность и драма его книг, стихов и его жизни. Подлинная тайна заключается в том, что сделало Гарди великим писателем: отнюдь не факты биографии (они могут свидетельствовать лишь о его побуждениях) и не факты, говорящие о его гениальности.811
В монографии «Трифена и Томас Гарди», выпущенной издательством «Тьюкан пресс» в 1962 году, Лоис Дикон утверждает, что в свое время Гарди был помолвлен со своей двоюродной сестрой Трифенои Спаркс. В более поздней работе «Провидение и м-р Гарди» (Хатчинсон, 1966) исследовательница заявляет, что у них был внебрачный ребенок.
812
Гарди женился на Эмме Гиффорд в 1874 году. Через два года после ее кончины в 1912 году он сочетался браком с Флоренс Дагдейл.
Бродвиндзор, Уитчерч-Каноникорум, Лайм-Риджис. Лайм нам очень понравился, это, бесспорно, лучший курорт на южном побережье, с его обрывистыми берегами, старинными домами, идущим с моря светом, прекрасной бухтой: Кобб, утесы. Мы остановились еще в одном отеле в стиле Ионеско, полном постаревших Фредериков Клеггов с их женами, которые перешептываются между собой, деликатно пощипывая невкусную еду, — словом, существуют на одну четвертую отпущенного им бытия.
За завтраком одна из таких «леди» изрекла:
— Разумеется, крайне затрудни-ительно следить за ходом речи популярного проповедника.
До чего же изысканно выражаются в подобных местах.
11 октября
Забрались в Чармут [813] — побродить по юрским отложениям в поисках окаменелостей. Нашли несколько аммонитов, но тут подошел человек с рюкзаком и продемонстрировал такой отличный их набор, да еще в сером камне, что мы устыдились наших мелких и убогих находок.
12 октября
813
Город в двух милях к востоку от Лайм-Риджиса по побережью.
День Гарди. Бокхэмптон [814] : угрюмый деревенский домишко под высокими березами на краю Падлтаун-Хит. Мрачное, убаюкивающее, бездонное, как чрево, место; Гарди так и не вышел из него. Потом прогулялись вдоль маленького, очень живописного ручейка до стинсфордской церкви, такой же безрадостной, темной, чревоподобной.
Минуем бухты Мортон и Галтон и через Уинфрит-Ньюбург добираемся до Лалуорта. Кружным путем доходим до Пеплерз-Пойнт и там перекусываем. Все лежащее на востоке — чуть ли не до Сваниджа, — принадлежит военному ведомству. Здесь никто не живет, никто не селится. Порочный выбор: оккупированная армией пустошь или убогость безобразных застроек. Пусть уж лучше остается как есть.
814
Деревушка в окрестностях Дорчестера, где родился Гарди.
На машине доехали до унылой бухты в Киммеридже, где слои прекрасного золотистого песчаника окаймляют массу глинистых сланцев цвета сепии. На берегу аммониты и красивые улитки лимонного оттенка. У самой воды нырнул и взлетел вверх чистик. Пустынное место.
А потом — в Корф, где мы зашли в паб и впервые после Лондона поели со вкусом — главным образом потому, что пища была простой и свежей. За столом услышали звон колокола. Корф, похоже, ревностно блюдет традиции, обитая под сенью романтического замка — этаких живописных руин XVIII века (хотя в действительности они гораздо старше) [815] , чего-то вроде ненавязчивой попытки англичан обзавестись собственной стражей на Рейне.
815
Замок Корф построен в XI в. из местного пербекского камня на месте деревянной постройки IX в.
12 октября
Из Корфа мы проследовали в Уайк-Риджис мимо коттеджа Лоуренса Аравийского [816] , одиноко стоящего посреди танкового полигона. Странно: целый ряд английских писателей (Шоу, Лоуренс, Гарди), судя по всему, почитали за благо жить в этих безобразных домишках и унылых местах, для них это было чуть ли не потребностью.
Долго едем на север. Бакленд-Ньютон, Стеминстер-Ньютон, Джиллингем, Мер, Деверилз, Читтерн, Тилшид, Девайзес. В последнем — хороший старинный постоялый двор «Медведь», хотя спальни загажены.
816
С 1923 года вплоть до своей гибели в 1935 г. Томас Эдвард Лоуренс жил на Клаудс-Хилл, в окрестностях деревни Бовингтон.