Дневники Кэрри

— Присядь.

— Зачем?

— Это Роберта Кастеллс, — говорю я, и Гейл боязливо присаживается. — Известная также под именем Могучая Мышь. Или просто Мышь.

— Привет, — говорит Гейл застенчиво. — Я о тебе много слышала. Ты — легенда. Говорят, ты самая умная в школе. Жаль, что я не такая. Не самая умная. Да и самой красивой я никогда не буду.

Две Джен входят в библиотеку, принюхиваясь, словно гончие, замечают нас и садятся за стол неподалеку.

— Видишь девочек, — киваю я в сторону вновь прибывших. — Как ты считаешь, они красивые?

— Две Джен? Они прекрасны.

— Сейчас, да, — говорю я. — Но через пару лет…

— Через пару лет они будут выглядеть очень и очень старыми. Они будут выглядеть лет на сорок, — подхватывает Мышь.

Малышка Гейл прикрывает рот рукой.

— Почему? Что с ними случится?

— Они достигли наивысшей точки жизни к старшим классам, — объясняю я.

— Что?

— Верно, — соглашается Мышь и одобрительно кивает. — А после старших классов все начнет катиться под гору. Дети. Мужья-обманщики. Бесперспективная работа. Плохо, когда расцвет приходится на старшие классы. Жизнь потом оказывается сплошной катастрофой.

— Я никогда об этом не думала, — говорит Гейл и смотрит на двух Джен так, словно они — уродливые пришельцы с другой планеты.

— Кстати, — говорю я. — Что тебя больше всего раздражает в старших классах?

— Хм… Еда?

— Нет, это несерьезно. Столовые навевают уныние, это правда, но… И не Донна ЛаДонна, верно?

— Я думаю, речь идет о кликах.

— О кликах, — киваю я и смотрю на Мышь, приподняв бровь. — Почему?

— Потому что из-за них невозможно чувствовать себя в безопасности. Ты можешь понять, что не принадлежишь к определенному кругу, потому что эти люди с тобой не разговаривают. Или, наоборот, ты принадлежишь к клике, и тогда все происходит, как в «Повелителе мух». Никогда не знаешь, за кем сегодня охотятся.

Она снова прикрывает ладонью рот.

— Я слишком много говорю?

— Нет-нет, продолжай.

Я открываю блокнот, нахожу чистый лист и принимаюсь записывать.

— Ну что ж, работа над материалом, который я готовлю для «Мускатного ореха», идет неплохо, — говорю я, вынимая из плиты противень с печеньем, посыпанным шоколадной стружкой. Себастьян переворачивает страницу журнала «Тайм».

— Прости, забыл, о чем статья?

Я говорила ему об этом, по крайней мере, уже дюжину раз.

— О кликах. Я уже взяла интервью у десятка людей, и многие истории оказались довольно интересными.

— Гм, — говорит Себастьян, определенно не испытывая большого интереса. Не обращая внимания на его реакцию, я продолжаю рассказывать.

— Уолт сказал, что клики дают возможность чувствовать себя защищенным, но могут затормозить развитие личности. Что ты думаешь по этому поводу?

— Что я думаю? — переспрашивает Себастьян, не отрываясь от журнала. — Я думаю, что у Уолта есть проблемы.

— Какие проблемы?

— Тебе это действительно интересно? Себастьян смотрит на меня поверх очков для чтения, напоминающих формой классическую модель от «Рей Бэн». Всякий раз, когда он их надевает, сердце мое тает. У него есть недостаток. Плохое зрение. Это так чертовски мило.

— Да, конечно.

— Поверь, тебе о них лучше не знать, — резюмирует Себастьян и возвращается к чтению журнала.

Я аккуратно снимаю с противня теплое печенье и перекладываю на блюдо. Затем ставлю блюдо перед Себастьяном и сажусь напротив. Он рассеянно берет в руки печенье и откусывает кусок.

— О чем ты читаешь? — спрашиваю я.

— Об экономическом кризисе, — отвечает Себастьян, перелистывая страницу. — Нет смысла сейчас искать работу, это обречено на провал. Да и в колледж, похоже, ходить бесполезно. Вероятно, нам предопределено прожить остаток жизни в подвале дома родителей.

Я неожиданно хватаю его за руку:

— Что ты знаешь об Уолте?

— Я видел его, — пожимает плечами Себастьян.

— Где?

В одном месте, которого ты не знаешь, и знать тебе о нем не нужно.

Интересно, о чем это он?

— Что за место?

Себастьян снимает очки:

— Забудь об этом. Мне скучно, поехали в торговый центр.

— Зато мне не скучно. Я хочу узнать про Уолта.

— Я не хочу об этом говорить.

— Хм.

Я беру печенье, отламываю половину и кладу в рот.

— Я не могу ехать в торговый центр. Мне нужно работать над материалом.

Себастьян выглядит озадаченным.

— Для «Мускатного ореха».

— Делай, как считаешь нужным. Но я не буду сидеть и дожидаться, пока ты допишешь.

— Но я хочу сделать хороший материал.

— Отлично, — отвечает Себастьян. — Увидимся позже.

— Подожди! — кричу я, хватаю пальто и устремляюсь за ним.

Он обнимает меня за талию, и мы идем забавной походкой, которую изобрели однажды ночью в «Эмеральд». Дурачась, мы подходим к машине.

Когда мы отъезжаем от дома и выруливаем на улицу, я оборачиваюсь, и меня охватывает чувство вины. Я не должна уезжать. Мне нужно сидеть дома и работать. Как я могу стать писательницей, если не обладаю дисциплиной?

Но у Лали новая работа в торговом центре. Теперь она работает в магазине «Гип» и по большей части предоставлена самой себе. Себастьян наверняка захочет зайти повидаться с ней, и, когда они начнут говорить, про меня совершенно забудут. Мне неприятно думать, что я не могу доверять Себастьяну и Лали, но уж слишком они сдружились за последнее время. Каждый раз, когда я вижу, как они обмениваются шутками или по-приятельски хлопают друг друга по рукам, у меня появляется нехорошее предчувствие. Это как слушать тиканье часов, в котором интервалы между звуками постепенно увеличиваются. Все реже и реже, а потом раз — и тишина.