Дневники св. Николая Японского. Том ?I

К десяти часам утра мы успели посетить все дома. Вернувшись в церковный дом, советовались с братьями о церковных делах: желают сюда катихизатора Иоанна Ито; я с первого же слова согласился; лучшего выбора не могли сделать; Иоанн Ито со своею горячностью, даст Бог, поднимет эту Церковь и распространит; кстати же, утешит своих одиноких родителей и обратит ко Христу мать. Сказал, чтобы они написали прошение к Собору об Ито; только, конечно, ему будет поручена еще Церковь Маезава, — Но увидел сегодня, что на учреждение «коогиквай» у братии здесь нельзя надеяться; даже не поняли вчера, о чем я им толковал, и это не потому, что моя речь была невразумительна, ибо христианки отлично поняли и учреждают для себя «коогиквай», — а по старости или глупости.

В одиннадцать часов, распростившись с братиями и сестрами на станции железной дороги, мы отправились дальше, в Ханамаки. и в двенадцать часов были там. Павел Нагано, катихизатор, заведующий из Мориока и сим местом, встретил на станции и проводил в катихизатор скую квартиру, — но, увы, не встретили здесь толпой братья — нет еще их! Взяли мы в руки здешнюю метрику и по ней нашли крещенных здесь всего 8, но и из тех 5 — в других местах ныне, и только трое здесь: молодой человек и двое детей. Есть еще в окрестных двух деревнях христиане, именно: 1) в Язава [?], 1 1/2 ри от Ханамаки, живет Илья Такахаси, отец Николая, воспитанника моего в Токио, что просится в Семинарию; с Ильей и Николаем я познакомился в запрошлом году в Супу; Илья — земледел из Язава, но пятнадцать лет тому назад отправился торговать на остров Эзо, проторговался, так что в Супу я его нашел живущим по бедности в церковном доме; ныне вернулся домой, чтобы продолжать родное занятие; у него отец и мать язычники, жена — христианка, дочь Ольга, двадцати лет, племянник Павел, лет десяти; в Язава у него дом и земля, но не из богатых он; сына своего Николая вполне отдает на служение Церкви, так что к дочери возьмет приемыша и ему передаст дом и хозяйство; 2) Яехата — селение, где крещена девушка Марина, шестнадцати лет, просившаяся было в Миссийскую школу, но ныне больна чахоткой; в селении Оямада, 3 ри от Ханамаки, 1 ри от Яехата, есть богатый крестьянский дом Такахаси, из которого крещен Стефан Такахаси, наученный христианству Алексеем Имамура когда учился здесь, ныне обучавшийся в Токио, очень благочестивый юноша, недавно выписавший из России золотой медальон с иконками Божией Матери и Ангела— Хранителя. В Ханамаки есть новые слушатели — 6; между ними — Сато, хозяин дома, где катихизаторская квартира и молитвенная икона, назначающий одного из своих сыновей — двенадцатилетнего мальчика — для духовного образования, намерен вести его до Духовной Академии в России на свой счет, ибо человек достаточный, один из его сыновей — военный, другой учится законоведению, третьего — малого — еще для какой–то специальности назначает, и вот — одного в духовные, не будучи сам еще и христианином; мальчик показался мне кротким и способным, только недостаток косоглазия есть.

Отслужили мы в Ханамаки краткое молебствие; сказано было поучение к христианам и собравшимся немногим слушателям. Посетили потом В имеющиеся здесь христианские дома, в двух из которых — христиане из других мест. С поездом в восемь с половиною часов вечера выедем в Коорияма, ибо в Ханамаки больше делать нечего. Но здесь непременно нужно будет поместит катихизатора, быть может соединив Ханамаки с Коорияма, ибо давно уже мы пытаемся основать здесь Церковь, и до сих пор все безуспешно, хотя отсюда есть уже у нас на службе священник о. Петр Ямагака. На этот раз, с помощью Божией, постараемся твердо стать здесь.

В десятом часу вечера прибыли в Коорияма. Пока доехали на тележках до города, отстоящего ри на полторы от станции, по грязной, дождем испорченной дороге было совсем десять, и мы проехали на постой для ночлега, но братия узнали все–таки о приезде и пришли приветствовать; поговоривши с ними о церковных делах, мы успокоились в двенадцатом часу; холод здесь еще такой, что вечером едва можно терпеть, несмотря на шерстяную рубашку и чулки.

29 апреля/11 мая 1893. Четверг.

Коорияма. Мориока.

В седьмом часу утра в Коорияма мы с о. Борисом пришли в церковный дом и отслужили обедницу и литию по здешним умершим. Поют очень хорошо, ибо Церковь уже старая, и есть здесь из Певческой школы Моисей Куриякава, а ныне здесь еще Вера Сукава, воспитывавшаяся в Женской школе; «Христос воскресе» — значительно переиначено в напеве, и очень мне понравилось, — и этой песне придан какой–то минорный, печальный тон, свойственный японскому пению. Было поучение. По метрике здесь 85 крещеных; из них ныне в других местах 33, умерли 11, в католичество ушли 10, охладели 3; налицо всего 28.

На богослужение собираются по субботам человек 15–20, по воскресеньям человек 4–5. Новых слушателей ныне 3.

У женщин есть собрание в первое и третье воскресенье вечером в каждом месяце; приходят женщин 6–7; говорят сами приготовленное заранее; говорит и катихизатор Илья Накахара. У мужчин нет никаких собраний. Я убеждал и их завести «коогиквай», а христианкам советовал самим только говорить на собраниях, катихизатор пусть только помогает им хорошенько приготовиться.

Жертвуют на Церковь ежемесячно сен 90; бывают и экстренные пожертвования, всего в год обыкновенно собирается и расходуется ен 20. Расходуется на свечи, ладан, на праздники, по случаю приезда священника, на помощь бедным.

Молитвенная комната и квартира катихизатора помещаются здесь в доме кузнеца Гавриила Райкубо (жена Ирина, сын Марк, в Певческой школе). В прежние годы для сего сделана пристройка к дому, где ныне молитвенная комната; издержано тогда на это 60 ен. Ныне христиане вновь предпринимают построечное дело: хотят сделать отдельный вход в молитвенное место и к катихизатору, ибо ныне вход чрез кузницу и кухню. Собрали братья для сего с себя 29 ен, да остаточных от обычных приходо–расходов накопилось 7 ен — итого 36 ен; нужно же на переделки до 40 ен; я прибавил от себя 5 ен, от имени о. Бориса 2, да за роскошный обед, которым угостили братия потом, 3 ен; значит, молитвенное место примет у них более приличный вид и снаружи; внутри же оно и ныне хорошо — содержится чисто.

От Коорияма в двух ри, в селении Симоманумото есть христианский дом Даниила Сукава, бывшего коллектора растений у нашего ботаника Максимовича (Чоноске); оттуда же родом мой слуга и вместе звонарь при Соборе Андрей Сукава, семья которого, впрочем, еще в язычестве.

После богослужения и чая пошли посетить дома христиан. Отсюда родом, между прочим, катихизатор Тимон Хисикава. У него в доме отец, шестидесяти семи лет, старший брат с женой и тремя детьми; старший брат служит в полицейском ведомстве в Мориока и тем помогает семье содержаться; все христиане в доме, кроме отца; этот на мой вопрос прямо заявил, что «христианского учения не знает», а затем сколько я ни толковал с ним, на все отвечает «ха!» и улыбается самою простодушною улыбкою, — больше ничего не мог добиться. — В другом доме пришлось познакомиться с еще более странным существом, — навстречу поднимает христианка слепца — старца лет за шестьдесят, кланяется он, ласково приветствует, я сажусь около него и также ласково советую поскорее узнать истинного Бога и вступить на путь спасения; «Я не хочу слушать христианское учение», — мягко, но твердо отрезал он — «Отчего же!» — «Я монто», — говорит. — «Но кому же вы молитесь в Монто? Сами не знаете, ведь там нет никакого живого существа, которое бы слышало вас». — «Я конфуцианец», — перепрыгнул он. — «Но чем же это помешает вам слушать и принять христианское учение; уважайте себе Конфуция, а молитесь истинному Богу». — «Не хочу и не буду»! — «Но вы позволили вашим детям принять христианство, стало быть находите его достойным принятия, отчего же сами не принимаете?» — «Вера — дело свободы, пусть они принимают, если хотят, я не хочу». — «Это очень опасно для вас, — вы душу свою погубите». — «Пусть так; все же христианского учения слушать не буду». — И вот — таковы все конфуцианисты, — эти горячие книжники с закаменевшими сердцами! — И третий старик — еще в одном доме — тоже утомил, — это отец Моисея Куриякава, мать его христианка, хотя плохая; отец язычник. Говорю: «Узнайте христианство», — «Не буду», — отвечает. — «Погибнете», — говорю. — «Ладно, пусть погибну», — отвечает, — «В ад–то разве хотите?» — Спрашиваю, — «Хочу в ад», — отрезал. Что будешь с такими делать. Старался он потом смягчить свои ответы: «Некогда–де, на семью работаю, семья большая» — но тут–то бы именно и было ему утешением Христово учение… Трех стариков в трех христианских домах пришлось сегодня встретить — столь близких к Христу и вместе столь отдаленных от Него.

Отсюда же родом кончающий ныне курс в Причетнической школе Павел Оонума; но родных его нет никого здесь, у него живы отец и мать; только отец ныне в разводе с женой, матерью Павла; да и была эта жена не законная, а наложница; ныне отец Павла прогнал сию наложницу и взял обратно к себе свою законную жену; и прогнал, говорят, потому, что мать Павла дурно ведет себя; все это делает сына до того несчастным, что, говорят, он без слез и содрогания не может слышать и говорить о родителях; отец и мать еще язычники.

10 человек здесь ушло в католичество; катихизатор Илья Накахора говорит, что это все люди дурного поведения и бедные; например, один был каторжник, по принятии православия исправился, потом опять пустился играть, проигрался до последней крайности, к христианам совестно было явиться на глаза, он и отправился к католикам, — от них, кстати, на бедность и помощь получил; семейство свое тоже перетащил туда, а семейство–де тоже все каторжное. Не верится наполовину всему этому. Просто Илья — слаб и не старателен, как катихизатор; католики же жадны и хищны, как волки, а ренегат, кстати, не знал хорошенько православного учения и не мог отразить нападений, да, верно, было нечто и из того, что говорит Накахора.

Еще: утопилась эта женщина от бедности и вместе от дурного поведения мужа; катихизатор же на нее, бедную, сваливает вину — сама–де дурна была, а не нашелся утешить христианским учением бедную страдалицу и позаботиться о материальной помощи ей. От утопленницы осталось две дочери, старшую уже чернят — зазорного поведения, а не постараются пристроить ее. Обо всем этом я говорил наедине Илье Накахора и о. Борису, — не знаю, послужит ли это к устранению таких прискорбных фактов.