Дневники св. Николая Японского. Том ?I

Утром здесь о. Анатолий отслужил заупокойную литургию по Государе Императоре Александре Николаевиче; в 11 с половиной часов была панихида по нем же в Посольстве. До отправления на Панихиду, у меня объяснение Д. Тихая с о. дьяконом Крыжановским. Жаль бедного Я. Дм–ча [Якова Дмитриевича], ушел [?] ра[1 нрзб.], но с непобедимым заблуждением, в котором принимается свинство за добродетель, медный лоб за твердость, бессовестность за откровенность и каприз за убеждение.

Длиннейшее чтение церковных писем, из которых интересное только идеальностью Якова Такая, ругающего П. Сасагаву и берущегося исправить Маедако. В добрый час.

2/14 марта 1882. Вторник.

4–й недели Велик. Поста.

В Посольстве Царский Молебен. Дома лень и апатия. Икона, написанная японцем, оказывается негодною. Впрочем, отошлю экземпляр в Россию — мол, если дешевле и лучше нельзя там, то и здесь можем.

Миссионерские заметки епископа Николая 6/18 мая 1882 года (260 страниц) 7/19 сентября 1891 года

1882 год

6/18 мая 1882. Четверг. Вознесенье.

Кагосима.

Прибыл на небольшом пароходике «Мейкоомару» в шестом часу вечера. Проводник Давид Онума встретил на шлюпке. Отправились в его квартиру: живет у христианина Ноя Нозаки и платит 6 ен; небольшая комната, где — икона молящегося в Гефсимании Спасителя, в рамке, как картина, пред ею лампадка, впереди — столик с Новым Заветом и молитвенником, — вот и все снабжение молитвенного дома. Пришло несколько братии. Расспросил о Церкви. Церковь здесь одна из самых юных. Проповедь началась в 1878 году. Послан был Иоанн Оно. Потом был Павел Козаки; помощниками у них служили Фома Оно и Давид Онума, который — единственный теперь и заведует здесь проповедию. Христиан здесь ныне: 18 всего; из них 13 крещены до Собора прошлого года; крещены в этом году, только что бывшим здесь предо мною о. Яковом Такая. Один христианин из прежних крещенных умер. Один — в Катихизаторской школе (Фома Танака). Из 17 христиан — 12 мужчин и 5 женщин. Мужчины все взрослые; из женского пола трое взрослых, двое детей, — Из христиан только трое дворян, и те непригодны для проповедничества: Иоанн Такезаки — 55 лет, — занимается огородничеством, Симеон Имаи — 61 года, — торгует, и Иоанн Киноваки — служит при тюрьме, болен чахоткой. Последний родом из Сендая — города недалеко от Кагосима, где также много сизоку, и просит проповедника туда, обещаясь найти слушателей между своии знакомыми. — Домов христианских 11. Сицудзи 1 — Стефан Иваки; советников (ги–юу) по церковным делам 2 и казначей (кин–но адзуке–нуси) 1.

Церковных расходов у них до сих пор и не было; масло же на лампу, или свечку покупал иногда катихизатор, иногда кто–то из христиан. Но чтобы собрать денег на Церковь, они с генваря текущего года придумали следующее. Ежемесячно каждый христианин жертвует сумму, какую желает, — есть дающие 50 сен, есть — 25, 10; все деньги по собрании их казначеем отдаются в банк на проценты; и процент–то собственно составляет доход Церкви; вносимый же капитал считается собственностью каждого, и может быть при экстренном случае (хидзео–но коро) взят обратно — как собственность. — До сих пор внесено всего капиталу ен 20; процент 7/[?] в месяц, стало быть у Церкви Кагосимской есть собственных денег: 1 ена 41 2/10 сен. — Вносят, как я видел, по записи очень аккуратно, к 24–му числу ежемесячно; если в семействе несколько христиан, то после хозяина прочим не обязательно вносить, а по желанию.

Стали христиане толковать, что еще Иоанн Оно хотел построить церковный дом, так как после пожара здесь квартиры весьма дороги; кроме того, здесь народ–де легко привлекаемый внешностью, для представительности нужно — видный церковный дом.

На молитву в субботу и воскресенье собираются человек 7–8; сегодня утром также была молитва, и человек 7 было. Во время молитвы не поют — некому, а читает сам катихизатор. — Так как христиане не все собрались, то я сказал, чтобы к восьми часам постарались собрать, по возможности, всех (восемь часов вечера — у них обычное время для предпраздничных молитвенных собраний), — пока же отправился в сопровождении Онума и Иоанна Накасима (казначея Церкви, портного ремеслом) взглянуть на город.

Город Кагосима состоит, как говорят, домов из 10 000; разделен на верхний (камимаци) и нижний (симомаци); в первом — в прежние времена по преимуществу жило дворянство, в последнем — простонародье, хотя тоже много и дворян было; но теперь, после войны и пожара, и дворяне селятся больше всего в симомаци, а камимаци начинает пустеть. Пожаром, во время возмущения — Сайго, истребило весь город — камимаци и симомаци. Сжег город бившийся тогда с инсургентами морской министр Кавамура, потому что иначе решительно нельзя было одолеть инсургентов; они крылись в домах и за домами, били империалистов безнаказанно и продолжали бы так долго еще, если бы пожаром не выгнаны были за стены бывших княжеских строений, а оттуда в гору, где и были побиты — Сайго, Кирино и почти все поголовно. Стены теперешнего госпиталя — в то время здания знаменитой военной школы Сайго «сигакко» (а прежде того, кажется, княжеских конюшень), равно как стены почти все — каменные, какие есть в городе, носят на себе следы ужасной битвы до сих пор; в иных местах — точно решето, изрыто пулями империалистов; жарко было инсургентам; но нехолодно и их противникам, судя по тому, какого труда и сколько пороху и свинца им стоило одолеть врагов. — После смерти Сайго также царит над своими приверженцами: ему среди них устроен великолепный каменный памятник — на горе, в конце камимаци. Там целое кладбище павших в восстании, и что за великолепное кладбище! Прямо — по входе по каменным лестницам на гору — храм, где боготворят Сайго и его мертвое войско; проходя мимо храма (небольшой) по правую руку — большой монолит — княжескому сыну Сацума, юноше восемнадцати лет, только что вернувшемуся из Европы и вступившему тоже в ряды инсургентов, убитому вскоре же затем. За храмом — аллея, против которой широкий подъем по каменным ступеням на верхнюю площадку, где — прямо против средины — массивные камни памятника Сайго; на нем ничего не написано, кроме его имени, — мол, история знает, кто такой Сайго; по правую руку его Кирино, по левую — Синовара, — камни почти такие же массивные; затем — целый ряд начальников восстания, за этим великолепным рядом следуют много рядов меньших памятников — простых инсургентов; таким образом, здесь в лице своих каменных глыб — целое каменное войско в чине и порядке, как будто на смотру; на нижней площадке также везде памятники; наконец, огромный камень поставлен тремстам неизвестным. Все, кому здесь памятники, и похоронены под ними. Кладбище содержится в примерной опрятности; пред большинством памятников — живые цветы; пред Сайго — огромные букеты, — На вопрос, кто поставил памятники, отвечают, — родные, но, конечно, с участием приверженцев. — Далее беспрерывно можно находить пред Сайго мавзолеем головопреклоненных и молящихся. Удивительное дело: этот человек виною опустошения нескольких областей, сожжения города, смерти десятков тысяч, и до сих пор все его чтут! Знать, за ним есть польза, и эта польза несомненно есть, это — кровопускание, чрез которое избыток беспокойных сил Японии испарился; Сайго — ланцет, которым была пущена кровь Японии; жаль только, что с застарелою — дрянною кровью самурайщины вытекло много свежей и питательной.

Вернувшись в восемь часов к Ною, нашли почти всех христиан в сборе; не было, между прочим, Стефана Иваки — сицудзи, он же и в качестве катихизаторского помощника, так как ежемесячно получает от Миссии 3 ены, по преставлению Козаки, — Отслужили вечерню. Читает Давид Онума очень хорошо; из христиан — старики Симон и Петр — самые старые в Церкви — нимало не умеют положить на себя крестное знамение; видно, что они не пытались и знакомиться с этим делом, хоть старые христиане, времени Иоанна Оно. После службы сказал проповедь о необходимости новым христианам стараться осветить Христовым учением для других; писано Христово учение в книге — не понимают люди, писано в природе — тоже; поймут люди — только в людях. А выражать в себе христианское учение — значит — любить Бога и любить ближних. — Первое значит — не делать ничего неодобренного Богом, значит — воздерживаться от всех страстей и пороков, кроме того, посвящать себя Богу и душевно, и телесно — относящимся к внешним предметам, например, жертвовать на храм Божий (рассказан был пример Апостольских христиан, как они все имущество свое отдавали Богу). Любить ближних — значит делать каждому то, что каждый из нас делает любимому брату или сестре. — Сказано было, между прочим, о необходимости для христиан освящать все свои дела, посвящая их Богу, чтобы сделать их почтенными, Божией печатью отметить их; сказано было также о важности креста и как его нужно изображать на себе. — Были на проповеди двое–трое язычников и протестантский учитель, — По окончании, хотя не было сицудзи налицо, пришлось советоваться о церковных делах. Именно, — я рассказал, что не полезно для самих христиан будет, если церковный дом будет построен без их участия, а пусть церковный дом — будет произведением их душевной потребности, выявится из их внутреннего мира, тогда они будут любить свой церковный дом и заботиться о нем. Но, конечно, они сами не могут вполне построить; решительно невозможное для них сделано будет благочестием русских христиан (рассказал, между прочим, как настоящие христиане охотно и скромно жертвуют). Итак, предложил им от себя собрать четвертую часть суммы, потребной для покупки земли под церковный дом и для постройки церковного дома; прочие же три части обещал дать из пожертвований русских христиан; например, если они соберут 100 ен, — я дам 300, если соберут 200, я дам 600. Предложил им посоветоваться между собою и сказать мне, сколько они могут пожертвовать, обещаясь соответствующую сумму дать хоть сейчас же, так как для этого еще в Тоокёо приготовился, — Чтобы они свободнее держали совет с Романом, ушел в гостиницу, приготовленную для ночлега. — Через час Онума известил, что теперь вдруг христиане не могут решить, сколько пожертвуют, а пришлют ответ к Собору. Говорил Онума, что — одушевлены и хотят побольше собрать; но если при первом ударе не вырубилось огня, — вряд ли будет потом. Кажется, бедны очень, да и мало их, и христианского одушевления немного.

7/ 19 мая 1882. Пятница.

На пути из Кагосима в Нагасаки на пароходе Мейкоомару.

Утром в семь часов — время найденное катихизатором за весьма удобное, назначено было собраться к богослужению. Пришедши в семь часов, не нашли почти ни одного из христиан. Поэтому пошли вместе с Онума еще взглянуть на город. Взобравшись на полгоры в старом Симомаци, мимо молельни недавно построенной в честь своих предков, увидели город преимущественно с левой стороны (если смотреть с пристани) — со стороны Симомаци, — как вчера — а место погребения Сайго — видели больше со стороны Камимаци. Особенного ничего не представляет. Широкая улица, идущая вдоль несколько наискось налево — разделяет город на Симо и Камаци; средина города — против Губернского Правления (кенче); квартира катихизатора также почти на середине, — и здесь самое удобное место для Церкви, если только можно будет найти свободный подходящий участок земли и не будет очень дорого (цена земли в лучших местах, по сказанию христиан, за цубо 3 ен, что применительно к нынешним тоокейским ценам не особенно дорого). Город тянется вдоль рейда узко–длинною полукруглою полосою; плоские, невысокие горы замыкают его. Замечательных по архитектуре зданий нет, если не считать таковыми кенче, сайбан, построенные, как обычно теперь, по–иностранному. Такой же архитектуры (иностранной) и госпиталь, замечательный разве тем, что его выстроила секта Иккоосиу и подарила Правительству. Храм Иккоосиу — огромный, также виднеется среди города, и проповеди в нем каждое утро и вечер; собираются человек по 200 слушать. Эта секта еще не совсем вымерла. Особенно усиливаются они в Сацума, куда до последнего времени (гоиссин) не имели входа вследствие того, что когда–то бонза их секты провел Хидеёси с войском в Кагосима. — От княжеских зданий остались одни каменные стены; нынешний князь живет за городом, по взморью, в бывшем Бесео, а Симидзу Сабуро, его отец, знаменитый европейский ненавистник, убийца Ричардсона, живет на горе, по направлению Симомаци. Против города на рейде виднеется во всей своей красе остров Сакура–дзима, 7 японских миль в окружности, пятнадцатью деревнями на нем, с не совсем еще угасшим вулканом и со множеством горячих ключей.

Вернувшись к восьми часам в квартиру катихизатора, нашли христиан, пришедших — кто мог — человек 12. Стефан Иваки тоже оказался здесь; по–видимому ни на что живое уже не годный старик, притом же и креститься еще не научившийся. После обедни сказана была проповедь о необходимости молитвы для последования Христу (в Евангелии было: Аз есмь путь…) В половине десятого простился с христианами здесь, чтобы вновь повидаться с каждым в его доме. Хотелось посетить всех, чтобы не только видеть на местах ли у них святые иконы, но и составить себе некоторое понятие о достатках их. Христианские дома разбросаны по городу, что делало бы удобство для скорейшего расширения Церкви, если бы они имели христианское одушевление, но недостаток последнего сказывается в том, что, за исключением грех домов, во всех прочих христиан по одному, и христианский элемент в домах весьма слаб, даже Стефан Иваки — катихизаторский помощник — не обратил и своего сына в христианство; мало того, во всех одиночных христианских домах идолы стоят на божницах, а иконы спрятаны. Это меня возмутило, особенно у Стефана Иваки; в небольшой хате большая божница, на самом видном месте, с идолами; «А икона где?» — «Стекла не приставлено к ней, поэтому не поставлена». Тут же и катихизатор Онума оправдывает еще: у него–де сын язычник, так это идолы для него. — Хорош катихизатор, да хорош и священник Такая, только что бывший здесь и не наставивший, как обращаться с иконами; но лучше всех Козаки, рекомендовавший Стефана Иваки в катихизаторские помощники — ревностно–де помогает по проповеди, когда он еще, по всему, сущий язычник, и ни в чем, как отзывается Онума, и не думает помогать, да и неспособен по дряхлости. Полагайся на добросовестность проповедников! У стариков Симона и Петра также не нашел икон на стенах, — у первого, впрочем, и нет ее, у второго есть, но спрятана, — а идолы стоят на своих местах; видно, что он не молится, когда нет иконы, ибо и креститься не умеет. А у одного (Иоанна Кайеда) икону нашел торчащею на притолоке, а повыше ее висит отвратительнейшая огромная харя — как будто поругание над святынею, но не поругание, конечно, а незнание, как обращаться со святынею, и свидетельство, что здешние катихизаторы не позаботились научить христиан, а священник, посещая Церкви, не вникнул во все это, и не исправил. — Нужно это на Соборе поставить на вид священникам и катихазаторам. — У больного чахоткой на последнем исходе (Андрея Мацура) и есть икона, да спрятана, и он, как видно, не наставлен иметь утешение в молитве в своем безнадежном положении. У Иоанна Киноваки, тоже больного чахоткой, также икона спрятана — «не обделана–де», но этот хотя оправдывается тем, что молится пред крестом; но опять беспорядок и неумение — крест телесный должен быть на теле, а не на стене. Словом, очень нужно внушить катихизаторам, чтобы они учили христиан, как обращаться со святыней. У Иоанна Накадзима внушал его матери Марии, чтобы простила невестку и пустила ее опять в дом к себе; сын любит ее и желает жить с ней, и у них уже дитя есть, а мать не хочет простить за то, что невестка, как–то рассердившись, ушла из дому, сказав, — «не приду больше». Не знаю, послушает ли, — обещалась подумать. Говорят «касира варукатта», я думал, — у невестки голова не в порядке; оказывается, как подсказал Онума, — «хадзимекоре — варукатта», — язык кагосимский не вдруг поймешь.

Из инославных — католиков здесь совсем нет, епископалов, по словам Онума, человек 80, методистов человек 30 и Ицциквай — 10; у всех, кроме проповеди, есть училища для детей, которыми преимущественно и привлекают, так как учат совсем даром, тогда как в Правительственных школах нужно хоть 10 сентов вносить, что для обеднелого народа также в тягость. У всех инославных куплены или построены вновь помещения для молельни и школы.

Кагосима — кишит молодежью воспитывающеюся; нигде столько не видал мальчуганов — учеников и больших, и малых, как здесь, так как здесь больше, чем где бы то ни было в Японии было военного люда. И сизоку здесь еще весьма много: по улицам бродят, или выглядывают из домов мрачные, с усами, несколько, по–видимому, отощалые, но все же гордые и крепкие самураи; здесь–то, в самом деле, материалу для катихизаторской школы, а равно и для Семинарии, но как его достать? Проповедника сюда нужно очень хорошего, который бы познакомился с сизоку, их заинтересовал, из них сделал орудия для расширения Церкви здесь; лишь бы образовать двое–трое из них способных к проповеди, тогда людей бы, мне кажется, нашлось бездна для служения Церкви. Но кого послать? Вот вопрос! Разреши его Сам Ты, Господи, и призри на люди сия!

Так как в Кагосима мне нечего было делать, а «Мейкоомару», на котором я пришел, уходил обратно сегодня в Нагасаки, то я и отправился на нем. Несколько из младших братий проводили до судна. По обыкновению, отход был отсрочен, что нам дало возможность вновь съездить на берег — посмотреть знаменитый фарфоровый завод «Таноура» — сетомоноя. Завод весьма малый, но производимые на нем вещи действительно заслуживают удивления по красоте и тщательности золотого и красочного рисунка на них. Показали весьма любезно. — Дальше завода, по взморью, видны бумагопрядильная фабрика, ныне стоящая без дела, — устроена иностранцами, — за нею училище Сацумского князя. По левую сторону от завода — к городу — кладбище империалистов, павших здесь в битве с Сайго, но памятники им маленькие; есть, между прочим, и Петру Накагава, из Сендая.