Дневники св. Николая Японского. Том ?II

— Развит и здоров, — отвечал барон и прибавил, что Фукуба вообще отличаются здоровьем.

— В таком случае скажите господину Фукуба, что старшего его сына мы можем принять в Семинарию, если не найдется еще каких–нибудь особенных препятствий к тому; младший же пусть учится в городской школе; к нам он еще мал. — Пусть господин Фукуба побудет у меня, чтобы подробнее поговорить. — (Я рассеянно слушал и смешал речь об отце с речью о сыне.)

Училищный наш врач, господин Оказаки, прислал из своего сада в подарок Семинарии двенадцать бананных молодых деревьев, которые и рассажены сегодня на дворе Семинарии.

5/17 октября 1897. Воскресенье.

До Обедни крещено пять человек. После Обедни был благодарственный молебен по случаю сегодняшнего японского гражданского праздника.

Из Коци (на Сикоку) катихизатор Петр Хиромици пишет, что совсем бесполезно жить ему там, лучше переселиться в Ямада, то есть хочет к своим родным, а в Коци, по своей постыдной лености, Церковь опустил донельзя. Написано ему, что священник, прибывши, на месте рассмотрит дело; о. же Косуги написано — рассмотреть.

Из Одавара и от «гиюу» (церковного совета) пришла жалоба на о. Петра Кано. Видно, что надоели они друг другу, — больше ничего; о. Петр не хуже других священников. Впрочем, о. Павла Савабе, по прибытии его из Хакодате, нужно будет попросить тотчас же съездить и разобрать. Нельзя ли о. Петра Кано переменить на о. Петра Ямагаке и обратно? Ибо последний в Хакодате так же опротивел своим прихожанам, как первый своим в Одавара, — От о. Ямагаке сегодня даже и письмо получено — «жалованье на следующий месяц ему не высылать», ибо не надеется дальше служить священником в Хакодате. Жалованье, однако, на одиннадцатый месяц завтра ему придет, ибо не в нищие же ему прямо из иереев.

6/18 октября 1897. Понедельник.

Павел Накаи выздоровел, и сегодня мы опять выправляли перевод Нового Завета. — Что за ужасная болезнь эта «какке»! Накаи говорил, что если бы еще час, то наверное умер бы. Когда он вернулся домой, то пульс у него был сто пять, и едва льдом тотчас же приложенным к сердцу успели остановить дальнейшее возрастание сердцебиения и вместе предупредить смерть, — ибо такова «какке», что от нее внезапно, по–видимому, малоопасные больные помирают; так помер у нас в Семинарии в прошлом году Илья Камия; так померла на днях — Накаи рассказывал из газеты — одна девица двадцати лет, пришедши в гости в другой дом. В дальнейшее защищение от этого страшного врага Накаи положил совсем отказаться от употребления риса, а питаться вместо него пшеницей.

7/19 октября 1897. Вторник.

Был в Иокохаме, чтобы разменять пришедший из России вексель миссийского содержания, десять тысяч ен положил на полгода в Банк Мицуи.

Тоска и грусть такая, что не смотрел бы на Свет Божий! Знать, искушение Господь посылает. Или же просто — утомился; долгие годы никогда ни малейшей передышки, — все мысли об одном, и труды по одному направлению. И хоть бы заметные успехи! А то вялое–вялое движение вперед. Если изредка прорежет сумрак всегдальщины луч видного успеха, как обрадуешься! Точно на крыльях носишься день–другой! Но как редко такое утешение посылает Господь! Впрочем, Его святая воля!

8/20 октября 1897. Среда.

О. Тит Комацу очень хвалит дело проповеди в Оота, где и сам ныне. Мало вероятного: Мисима Петр не замедлит рассориться вновь с христианами, и слушатели пропадут.

О. Иов Мидзуяма просит послать десять ен на свадьбу катихизатора Илье Яци, чего я не хотел делать, ибо только ленив сей катихизатор. В уважение просьбы священника пошлю.

9/21 октября 1897. Четверг.

Диакон Стефан Кугимия приходил просить прибавки жалованья, — «все вздорожало–де». Но получает двадцать ен; если ему прибавить, нужно — и другим, особенно тем, кто меньше его получает. Итак, сказал я ему, что скажу священникам, чтобы собрали старшин церковных и уговорили побудить христиан помогать служащим Церкви.

Из епархии Преосвященного Николая, епископа Алеутского, от псаломщика Александрова получено прошение принять его в нашу Семинарию докончить курс, ибо из России уехал в Америку на службу, не кончивши; «преподают–де здесь по–английски и по–русски»… Как бы не так! Спрашивает «условия поступления» сюда; конечно, — первое из них — «не приезжать сюда»; «какие права дает семинария», дальше спрашивает; какие же она дает? Мне и самому невдомек.

10/22 октября 1897. Пятница.

О. Павел Савабе кратким письмом из Хакодате спрашивает, что было написано в моем свидетельстве о. Ямагаке, когда он отправлялся на Сахалин? «Оно ныне у меня, — прибавляет он, — но не могу прочитать». В свидетельстве этом обозначено было, что о. Петр — священник, и отправляется на Сахалин преподать таинства рассеянным там христианам. Но я телеграфировал о. Павлу, чтобы он прислал сюда свидетельство для буквального перевода. Пишет еще о. Павел, что о. Ямагаке вовсе не спрашивал у христиан Хакодате согласия на его отлучку на Сахалин, тогда как я ему поставил в необходимое условие поездки — согласие на то его прихожан, так как он местный священник, избранный и наполовину содержимый своими прихожанами. О. Петр извещал меня тогда, пред своей поездкой, что он говорил с христианами, и они вполне согласны на его отлучку. Если это неправда, то о. Петр дурно поступил, обманувши меня и христиан. Во всяком случае, прихожане его, как видно, против него сильно возбуждены.

11/23 октября 1897. Суббота.

Утром, во время нашего перевода, посетил господин Исава, известный ревнитель воспитательного дела, «председатель общества воспитательного». Сказал, что он вчера письмом предупредил меня, что сегодня приедет поговорить; письмо это до меня еще не дошло; принял я его, однако, и ответил на все его вопросы.

— Входит ли религия в предметы обучения в русских школах?

— Без сомнения! Во всех наших школах, от начальных до самых высших и специальных по всем частям Закон Божий самый первый предмет.

— Но не везде так.

— Еще бы! В Америке, например, где столько сект, религию невозможно ввести в общеобразовательные школы. Родители не согласятся. Однако же и там религиозное обучение непременно входит в предметы воспитания: всякая секта имеет свою религиозную школу, куда и ходят дети для изучения своей религии.

— Итак, вы считаете религию необходимою для воспитания?

— Как же иначе? Человек прежде всего должен знать, кто он, какое его назначение и прочее. На сих понятиях, усвоенных умом и сердцем, зиждется все в жизни. Внушите человеку, что он потомок обезьяны и что со смертью тела исчезнет и душа, может ли быть такой человек добродетельным? Он будет добр, пока это ему полезно, как добра и обезьяна, пока ее ласкают; но учинит тотчас и зло, если увидит, что это ему полезней, как обезьяна украдет кусок сахару, потому что любит его. Совсем иное, если воспитать человека в понятии, что он — сын Божий и наследник Царствия небесного, каков и есть на самом деле, и прочее.

Потом была речь о положении инославия в России, об отношении Императора к Церкви и подобное. Господину Исава, как видно, уже очень внушены ложные понятия обо всех этих предметах, ибо с протестантами и католиками он толковал о занимающем его предмете, и ко мне пришел последнему. Вкоротке старался я исправить его понятия, снабдил его книгами и звал бывать хоть каждый день в послеобеденное время.

После обеда были два христианина из Оосака: Петр Ниси, тесть Василия Таде, ныне катихизатор в Оказаки, и Мелетий Накано, один из тамошних церковных старшин. Длинными–длинными речами, по японскому обычаю, без всякого дурного слова старались они уяснить мне, что «о. Сергий — ни к чему не годный священник в Оосака, — не любят его там, не способен он управлять Церковью». Два часа я имел терпение слушать их с приветливым видом, угощая чаем. И верно для меня только то, что трудно уладиться с японцами: надоедает им скоро все, — подавай новое. О. Сергий, правда, еще молодой и неопытный иерей, но очень усердный, неглупый, развитый, ибо окончил Семинарию, — и красноречивый: оосакским христианам полюбить бы своего пастыря, поснисходить пока его неопытности, пользоваться добрым от него, — куда! Подавай им идеал, а главное с деньгами! Больше всего христиане недовольны о. Сергием за то, что там в церковном доме крыши текут…